Вскоре, однако, возникли острые споры по существу исследований обоих ученых. В мемуарах Милюков очень туманно и коротко, буквально несколькими предложениями говорит о случившемся — ему явно было неприятно вспоминать конфликт, возникший на научной почве и переросший в личную неприязнь. По версии Милюкова, Академия наук поручила ему рецензировать книгу Лаппо-Данилевского, а он вместо рецензии написал целое исследование «Спорные вопросы финансовой истории Московского государства»^{145}, которое ему даже предлагали защищать как докторскую диссертацию.

Думается, Павел Николаевич явно переоценил смысл и значение своей работы. Это действительно была объемная (более 180 страниц), опубликованная отдельным изданием полемика с Лаппо-Данилевским, которую, конечно же, Академия наук ему не заказывала в силу полного отсутствия такого рода практики. Другой вопрос, что академическое сообщество историков не возражало против полемики и предоставило для нее трибуну.

На самом деле Милюков получил работу Лаппо-Данилевского еще в декабре 1889 года от самого автора в виде типографских корректурных листов, о чем свидетельствовало письмо Лаппо-Данилевского от 4 декабря: «Я очень рад, Павел Николаевич, что послал Вам листы моей книги, прежде чем услыхал… что Вы на меня «сетуете» за их непосылку. Ей-богу не вру. Я сознаю, что я виноват, но, право уж, не слишком. От типографии трудно добиться, чтобы она прислала всё в порядочном виде, так как отпечатанные листы лежат в кладовой… Вам посылаемый добыл недели полторы тому назад. Простите меня за откровенность, но отчего Вы мне прямо не написали, что Вам желательно иметь эти листы поскорее, и не побранили меня за леность?»^{146}

Уже из этого письма видно, что Лаппо-Данилевскому показалось подозрительным стремление Милюкова добыть его работу окольным путем, на что он явно намекал. И действительно, в конце декабря 1889-го или в начале января 1890 года Милюков в обширном письме стал упрекать автора еще не вышедшей книги в схематическом изображении русской общины, в отсутствии ссылок на «рукописные», то есть архивные, источники, в использовании трудов предшественников без упоминания их имен, в цитировании без нужды иностранных авторов^{147}. Лаппо-Данилевский отвечал примирительно, и это несколько смягчало реакцию Милюкова на труд коллеги; летом 1890 года он даже круто изменил — правда, на краткое время — свою оценку: «Книга написана на славу, и я очень рад всякому случаю быть глашатаем Вашей славы; недоволен я только изложением, которое помешает Вам завоевать внимание непризванной публики; но существа дела это не касается, и я остаюсь при том впечатлении, которое, кажется, уже выражал Вам; даже могу сказать более, — что мое уважение к Вашей работе увеличивается по мере того, как сам я погружаюсь в эту область и сижу над Прик[азными] Делами Архива Иностранных] Д[ел]^{148}». Однако, имея в виду предыдущие отзывы Милюкова о его сочинении, Лаппо-Данилевский вполне мог предполагать, что тот возвратится к его негативной оценке. Так и произошло.

Представляется, что крайности при оценке книги коллеги связаны были не только с собственно научными расхождениями, но и с тем, что Лаппо-Данилевский вторгался в область, которую Милюков уже считал своей вотчиной. Ему трудно было примириться с тем, что за его плечами появился конкурент, который явно обладал потенциалом крупного ученого. Действительно, А. С. Лаппо-Данилевский вскоре стал известным историком. В отличие от Милюкова, который всё больше увлекался общественными делами, а затем стал профессиональным политиком, он не изменил науке и позже (1905) стал членом Императорской академии наук. Скончался он в Петрограде в 1919 году, когда Милюков уже находился в эмиграции.

Знакомство с С. Ф. Платоновым породило обширную переписку, которая распространилась и на других историков. Платонов способствовал «популяризации» Милюкова, обращая внимание коллег на его работы^{149}. Однако эти контакты оказались недолгими. Всё более активная общественная деятельность Павла вызывала недоумение Платонова. Их переписка становилась всё скуднее и в конце концов заглохла.

Как видим, Павел Николаевич Милюков не очень уживался с коллегами — уже в то время проявлялся его жесткий, непримиримый и вместе с тем холодно-рассудочный характер, который станет отчетливо выраженным в следующие годы.

Однако положительные отзывы на диссертацию Милюкова продолжали поступать. Известный историк Василий Иванович Семевский писал автору 1 января 1891 года: «Познакомившись с Вашим трудом, я порадовался за русскую историческую науку, которая обогатилась таким прекрасным исследованием, основанным на массе неизученного материала… Нельзя, например, не удивляться Вашему умению справляться с огромным материалом и Вашей начитанности; что же касается «удобочитаемости», то история государственного хозяйства не может читаться, как роман». В письме М. М. Ковалевского от 26 февраля 1892 года говорилось: «Я очень тронут Вашим вниманием и благодарю Вас от души за присылку Вашей диссертации. Какая интересная и мало изученная тема и сколько Вам пришлось поработать над сырьем. Радуюсь Вашему успеху и вспоминаю время нашего первого знакомства»^{150}.

Между тем книга Милюкова была замечена и за рубежом. Известный французский историк Альфред Рамбо, автор многих исследований и популярных работ, в том числе по истории России, в дружеском письме выразил уверенность, что сочинение Милюкова будет весьма полезно не только для русской историографии, но и для многих коллег за пределами России^{151}.

Так Милюков стал авторитетным специалистом по истории царствования Петра I, особенно по реформам этого периода. Известный издатель Ф. Ф. Павленков предложил ему написать биографию Петра Великого для начатой в 1890 году серии «Жизнь замечательных людей». Предложение было заманчивым, однако Павел, считавший себя исследователем, а не популяризатором, вначале отговорился занятостью, а затем и вовсе отказался^{152}. Книга об императоре-преобразователе так и не была выпущена Павленковым, а появилась в серии «Жизнь замечательных людей» только в 1948 году в авторстве известного советского историка Владимира Васильевича Мавродина.

Будучи специалистом по российской истории и при этом имея явные западнические симпатии, хорошо помня свою первую поездку по Италии, сыгравшую столь большую роль в формировании и его личности, и научных качеств, Павел с супругой мечтал о новой зарубежной поездке, которую они не могли себе позволить и по финансовым соображениям, и в силу крайней занятости главы семьи научными и педагогическими делами.

Но в 1893 году такая возможность появилась, так как за книгу по теме магистерской диссертации Милюков был удостоен премии имени С. М. Соловьева, учрежденной Императорской Санкт-Петербургской академией наук. Эта премия, считавшаяся весьма престижной и присуждавшаяся за выдающиеся труды по отечественной истории, была учреждена после смерти Соловьева, который в 1871–1877 годах возглавлял Московский университет.

Получение премии позволило Милюковым совершить заграничную поездку, тем более что в это время Павел завязал приятельские отношения с французским славистом Полем Буайе, который проходил своего рода стажировку в Москве, совершенствуясь в русском языке, что было необходимо для получения кафедры славянских языков в Сорбонне — Парижском университете.