Нельзя сказать, что лето 1893 года прошло только в праздном отдыхе на французском северном побережье в курортном местечке Плугану, недалеко от города Бреста. Верный себе Милюков по дороге заехал в Париж, где встречался с несколькими русскими эмигрантами. Две встречи были особенно важными.
Павел, всё больше интересовавшийся политическими проблемами, особенно левой оппозицией, посетил одного из известнейших теоретиков народничества Петра Лавровича Лаврова, сторонника эволюционного пути преобразования русского общества. Милюков, у которого постепенно формировались либеральные взгляды, считал, что вполне возможно какой-то отрезок политического пути пройти вместе с умеренными социалистами. Знакомясь с новейшими воззрениями русских и зарубежных социалистов, он убеждался, что многие из них видят социалистическую цель только на весьма отдаленном горизонте, готовы вести борьбу за демократизацию российского политического строя, за быстрое развитие капиталистических отношений или же крестьянской общины как зародыша социализма.
Встреча с Лавровым, однако, в известной мере разочаровала Милюкова. Старый народник, зная, что его гость — историк, сосредоточил беседу именно на вопросах прошлого, правда, не российского, а французского. Лавров в это время очень интересовался средневековой поэзией, фаблио (баснями) — своеобразным жанром французской городской литературы XII — начала XIV века, где грубоватый юмор соседствовал с моральными поучениями. Авторами были люди различного социального положения, часто священнослужители, еще чаще жонглеры и клоуны. Хотя Милюков, к стыду своему, должен был признаться, что о фаблио он впервые услышал от Лаврова, он явно ожидал от встречи большего.
Павел с нетерпением ждал свидания с еще одной известной личностью — Михаилом Петровичем Драгомановым, приехавшим в Париж на краткое время (он был в это время профессором Софийской высшей школы в Болгарии), и на этот раз предчувствие его не обмануло. Видный ученый-обществовед широкого профиля, яркий представитель украинской интеллигенции, Драгоманов был твердо убежден в необходимости признания и развития украинского языка и культуры, отстаивал принцип славянской федерации в демократическом сообществе. Его либерально-конституционные взгляды были близки Милюкову, который еще в России познакомился с публикациями Драгоманова. Милюков вспоминал: «Мы сразу как-то близко сошлись на одних и тех же идеях, и я страшно жалел, что это знакомство не продолжалось дальше»{153}. Всего лишь через год Драгоманов окончит свой жизненный путь, а Милюков сменит его в Софийской высшей школе — предшественнице университета.
Встреча с Драгомановым в Париже укрепила критический взгляд Милюкова на славянофильство, выраженный совсем недавно в обширной лекции и статье, опубликованной затем в виде брошюры{154}, и в то же время разожгла его интерес к истории и культуре других славянских народов — прежде всего украинского, но также и болгарского, так как Драгоманов нашел в Болгарии близкую среду и даже породнился с будущим выдающимся ученым — литературоведом и этнографом Иваном Шишмановым, женившись на его дочери.
Сразу по возвращении в Москву Павел узнал о кончине матери. Нельзя сказать, что это событие стало для него трагедией. Отношения были вконец испорчены вскоре после женитьбы. Лишь очень редко Павел наносил матери, по-прежнему жившей в гостинице на Козихе, формальные визиты.
Мария Аркадьевна умерла в Ярославле — поехала на похороны сестры, простудилась и уже не смогла подняться. Сыну был передан конверт с небольшой суммой на похороны. Несколько слов в воспоминаниях о поездке в Ярославль в связи с кончиной матери прерываются буквально на полуслове рассказом, как у какого-то старьевщика он увидел грамоты северных монастырей и приобрел их за бесценок. Характер отношений с родителями с юности приучил Павла к душевной жесткости, если не черствости, и хотя временами у него прорывались добрые чувства, в основном он смотрел на окружающих сквозь призму своей работы, вначале научной, затем политической, а в конце жизни, в эмиграции, публицистической и политологической.
Став магистром истории, Милюков расширял круг общения с московской интеллигенцией, главным образом с той ее частью, которая была связана с умеренно либеральным журналом «Русская мысль», выходившим ежемесячно с 1880 года и пользовавшимся популярностью — число его подписчиков доходило до 14 тысяч человек.
Основателем журнала был выходец из купеческой семьи Вукол Михайлович Лавров, известный литературными переводами с польского языка. Лавров был очень осторожен в политическом отношении, конституционные взгляды проводились им в журнале с оглядкой, но всё же цензурное ведомство два раза официально «предупредило» редакцию (после третьего предупреждения печатный орган мог быть закрыт). В первый раз предупреждение последовало за «Петербургские письма» в декабре 1883 года (в них усмотрели неуважение к императорскому двору), во второй — в ноябре 1893 года за статью редактора журнала Виктора Александровича Гольцева «Социология на экономической основе», в которой якобы содержался намек на возможность изменения социального строя.
В редакции Милюков установил наиболее тесные отношения именно с Гольцевым, прежде всего потому, что они были коллегами. Окончив Московский университет, Гольцев подготовил магистерскую диссертацию о помещичьем быте XVIII века, основанную исключительно на мемуарных источниках. Профессура сочла, что работа не соответствует требованиям, и Гольцев от защиты отказался. Не преуспев в ученой карьере, он полностью отдался журналистике, проявив хороший вкус, организаторские способности, умение налаживать необходимые контакты. Милюков писал, что Гольцев «стал центром, к которому сходились нити московского либерализма в левой окраске. Гольцев был недурным публицистом, но главную свою славу приобрел в роли застольного оратора»{155}.
Еще до защиты магистерской диссертации Павел стал публиковать в «Русской мысли» критические отзывы на исторические сочинения. Первая его рецензия появилась в апрельском номере 1886 года. Павел в целом позитивно рассмотрел только что вышедшую книгу маститого историка Дмитрия Ивановича Иловайского, известного своим учебником российской истории, по которому учились многие поколения гимназистов и который использовал сам Павел, работая в гимназии и Техническом училище. В новом сочинении, продолжившем труд, опубликованный десятью годами раньше{156}, Иловайский решительно выступал против норманской теории происхождения Русского государства. Его аргументацию Милюков счел в целом доказательной, хотя и отметил спорные моменты{157}. Эта рецензия была его первой печатной работой, и он вспоминал, с каким волнением разрезал только что полученный номер журнала, чтобы посмотреть, как выглядит печатный текст. «И — о ужас! — Я нашел в тексте целых две опечатки! Я был ужасно огорчен»{158}.
По всей видимости, рецензия понравилась редакции и читателям. Милюков стал систематически публиковаться в журнале в качестве критика исторической литературы. Бывало, что в одном номере публиковались три-четыре его рецензии на самые разные темы, как сравнительно узкие — история Сибири и колонизация степных территорий, развитие отдельных городов и местностей, персоналии, так и общие проблемы истории России, развития права в Русском государстве. Особое внимание Милюков уделял публикациям документов, в частности летописей, оценивая как анализ документов, так и подход публикаторов, их комментарии и оценки. Павел быстро заслужил репутацию вдумчивого критика исторической литературы. В «Русской мысли» были напечатаны десятки его рецензий, в основном на литературу по российской истории и лишь в незначительной части по другой тематике (в частности по истории западных и южных славян).
