Милюкову удалось издать лишь двадцать одну книгу «Русских записок». Издание было оборвано в 1939 году в связи с началом Второй мировой войны и прекращением финансирования.
Политологические и культурологические труды
В Париже Милюков возобновил свои, как он считал, исторические исследования. Теперь, однако, они были посвящены близким по времени проблемам, базировались на узком круге источников, причем их подбор и использование в основном соответствовали тогдашним взглядам автора.
Одна из них — опубликованный в 1927 году издательством «Родник» двухтомный труд «Россия на переломе: Большевистский период русской революции» — сочетание воспоминаний (хотя о себе автор говорил в третьем лице), подборки документов и начального анализа. Хронологически (после вступительных разделов) он охватывал время от Октябрьского переворота 1917 года до окончания Гражданской войны. Основанная на обширном и, как правило, добротном фактическом материале, книга стала базой многих пропагандистских выступлений самого Милюкова и его сторонников.
Эпиграфом автор взял слова Л. Н. Толстого: «Ничего не утаю. Мало того, чтобы прямо не лгать, надо стараться не лгать отрицательно — умалчивая». Разумеется, объективность изложения, при всём стремлении к ней, была недостижима не только в силу наличия у Милюкова (как, впрочем, у любого автора исторического труда) собственной позиции, но и потому, что писал книгу бывший активный участник событий, игравший видную роль в антибольшевистском лагере, но существенно изменивший свои взгляды в эмиграции. Как сказал С. П. Мельгунов, «дело не в том, что политик заговорил в авторе, а в том, что этот политик освещает прошлое исключительно со своей современной, уже изменившейся точки зрения, не считаясь подчас… даже с фактами»{910}. Это была, пожалуй, слишком строгая оценка, частично обусловленная тем, что ранее Милюков резко ответил на рецензию Мельгунова. С фактами он всё же считался, но, разумеется, отражал в книге личную точку зрения, хотя в предисловии и подчеркивал, что хотел бы смотреть на себя глазами историка, а не политика, что время для мемуаров еще не наступило{911}.
Милюков кратко рассмотрел историю революции 1917 года и попытался дать более или менее подробный анализ событий Гражданской войны, проследить развитие противостоявших лагерей — большевистского и антибольшевистского.
В первом томе говорилось о причинах революции и прихода к власти большевиков, о национальном вопросе и многонациональном Советском союзном государстве; о советской дипломатии и III Интернационале.
В качестве основных «опор» «диктатуры пролетариата», базы для существования «служилого класса» (точнее было бы назвать его политической прослойкой), который является реальным хозяином страны, автор выделил единовластную партию, Красную армию и «единственную в истории систему шпионажа и красного террора»{912}, тем самым разрушая миф о насаждении социализма «сверху».
Рассуждая о введении новой экономической политики, Милюков сообщал, что идеи нэпа были переданы правившей группе (в частности Сталину) меньшевистскими деятелями, в частности будущим советским дипломатом Александром Антоновичем Трояновским, который даже набросал подобие декрета о продналоге{913}.
Во втором томе Милюков подробно рассмотрел «антибольшевистское движение» в совокупности его участников и тактики. Выделялись четыре этапа: подготовительный, когда происходила дифференциация общественных группировок; первоначальный, в первый год после Октябрьского переворота (период совместных действий антибольшевистских и антиреволюционных сил); вооруженная борьба совместно с иностранной интервенцией (1919–1920); перенесение «антибольшевистского движения» за границу и приобретение им «политического и эмигрантского характера». Основное внимание автор уделил вооруженным формированиям Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля: военным действиям, особенностям политического, экономического и культурного развития подвластных им территорий. В числе сил Белого движения он называл военных, представителей старой бюрократии и привилегированного класса, правые и левые политические течения, при этом почти не касался антибольшевистских выступлений в среде рабочего класса и крестьянства, партизанского сопротивления советской власти.
В отдельных разделах книги была предпринята попытка проследить причины неудач Белого движения. Особо рассматривался вопрос о диктатуре, согласно теперешним милюковским оценкам, отстаиваемой правыми, консервативными элементами. Оппоненты ехидно напоминали Павлу Николаевичу его прежние выступления в поддержку диктатуры. «В прошлом должна быть очерчена и роль самого Милюкова. Вся его позиция толкала Партию народной свободы в корниловский лагерь», — писал Мельгунов{914}.
Оценивая книгу с позиций той части эмиграции, которая осуждала новый курс Милюкова, Мельгунов заключал: «В истории он хочет найти оправдание своей современной политической позиции. А для того, чтобы история служила этой цели, он иногда фальсифицирует ее, покрывая пеленой забвения то, что неприятно вспомнить творцу «новой тактики» в эмиграции. Если А. Ф. Керенский «Историю революции» П. Н. Милюкова с известным преувеличением назвал «стилизацией под вкус правой реакции», то новую книгу о гражданской войне можно, пожалуй, с большим правом назвать уже скорее стилизацией под вкус «левой» эмиграции»{915}. Надо, однако, заметить, что эта оценка, также продиктованная политическими соображениями, была не совсем справедлива. Именно Милюков положил начало более или менее систематизированному освещению истории Гражданской войны.
«Россия на переломе» вызвала многочисленные отклики. Рецензии, в основном положительные, публиковались во многих эмигрантских изданиях. В некоторых письмах, полученных Милюковым, содержались воспоминания, например, рассказ очевидца, как большевики захватили Ставку Верховного главнокомандующего в Могилеве и убили генерала Н. Н. Духонина{916}.
Работу над второй книгой, «От Николая II к Сталину (Полвека внешней политики)», автор начал перед Второй мировой войной, а завершил в феврале 1942 года, отметив в рукописи: «Я пишу эти строки в тот день, когда Советский Союз празднует годовщину Красной армии, созданной 24 года назад. Нельзя найти лучшего момента для этих рассуждений»{917}. По всей видимости, перевод на английский язык осуществил сам автор, о чем свидетельствует его обширная рукописная правка в английском машинописном тексте, порой с существенными изменениями и дополнениями. Возможно, что частично или даже в основном рукопись писалась на английском; во всяком случае, обнаружить русские оригиналы работы не удалось ни нам, ни П. А. Трибунскому, опубликовавшему посмертную опись рукописей Милюкова{918}.
Трибунский считает, что работу переводил на английский язык некий Гиммельштейн{919}. Скорее, однако, он лишь корректировал перевод. 9 апреля 1942 года Милюков писал жившему в США журналисту и историку литературы Якову Борисовичу Полонскому, что часть его рукописи «доделывает Гиммельштейн»; это свидетельствует о некой дополнительной работе и вряд ли может быть применено к переводу.
Еще одним аргументом в пользу того, что работа изначально писалась на английском языке, является заметка редакции «Нового журнала», предварявшая публикацию отрывка из рукописи: «Следующие ниже страницы написаны П. Н. Милюковым на английском языке незадолго до его кончины. Они еще нигде не появлялись в печати и переведены на русский язык по доставленной редакции рукописи»{920}.
