В этих условиях Милюков, по собственным воспоминаниям, не касаясь содержания манифеста (по поводу отношения к нему еще необходимо было советоваться и определять свою позицию), торжественно провозгласил создание Конституционно-демократической партии и огласил наспех набросанное приветствие, обращенное к участникам «грозного рабочего забастовочного движения», которое рассматривалось в качестве мирного и организованного метода борьбы^{324}. При этом участники съезда, включая его председателя, выражали уверенность, что именно октябрьская стачка явилась главным событием, вынудившим императора объявить о введении ряда неотъемлемых свобод и созыве законодательного парламента.

Судя по воспоминаниям участников съезда, Милюков в заключительной речи скептически оценил царский манифест, отметив неопределенность и неконкретность выражений, и выразил сомнение в возможности осуществления его положений при сложившихся условиях. Он вновь потребовал отмены исключительных законов, созыва Учредительного собрания для выработки конституции и освобождения политических узников, что и было зафиксировано в заключительной резолюции^{325}.

Съезд завершился избранием Центрального комитета, причем было объявлено, что новые деятели могут быть включены в него без выборов, путем кооптации.

После закрытия съезда его участники отправились на банкет, организованный Литературным кружком, которому покровительствовала (и, естественно, частично финансировала) М. К. Морозова. Милюков оказался героем дня. Его подняли на руки, водрузили на стол. Уже не очень трезвые участники этого собрания откупоривали всё новые бутылки шампанского, требуя от Павла Николаевича произнести речь, соответствовавшую торжественному моменту.

Настроение Милюкова было, однако, далеко не праздничным. Он решил не поддаваться общему настроению присутствовавших и, образно говоря, «вылил на их головы ушат холодной воды»^{326}. Опубликована речь не была, но смысл ее оратор запомнил хорошо. Он соглашался, что одержана победа, но заявлял, что необходимо продолжать энергично действовать, чтобы закрепить ее результаты, «нельзя покидать боевого поста». Закончил он словами: «Ничего не изменилось, война продолжается». Павел Николаевич полагал, что такое окончание речи было встречено довольно прохладно.

И всё же фактическому лидеру новой партии удалось настроить на деловой лад наиболее авторитетных ее членов. Здесь же, в верхней комнате помещения Литературного кружка, было проведено совещание, на котором Милюков попытался проанализировать текст и подтекст манифеста^{327}.

В основном, правда, ставились вопросы, чтобы дать на них ответ в будущем. Но сама их постановка (а их набралось более десятка) уже предопределяла способ поведения кадетской партии. Почему осуществление даваемых в настоящем времени обещаний предоставляется кабинету министров в будущем? Почему «новые элементы населения» будут привлекаться к выборам «по возможности»? Почему говорится не об издании, а об одобрении Думой законов? Какова будет роль Государственного совета, до сих пор являвшегося совещательным органом, членов которого назначал и увольнял император (к этому времени в него входило 90 человек) — станет ли он второй палатой парламента? Эти и многие другие вопросы подчеркивали, как полагал Милюков, двусмысленность обещаний манифеста.

Дать ответы на поставленные вопросы, определить политическую линию новой партии — первой в России открыто провозглашенной оппозиционной политической организации — можно было, только созвав новый съезд. Это было тем более необходимо, что часть делегатов учредительного съезда так и не смогла вовремя добраться до Москвы.

Требовалось закрепить структуры новой партии, которую Милюков рассматривал как организацию централизованную, действующую под руководством центральных органов. Ему не нравились критические отзывы о его «вождизме» — их давал, в частности, язвительный М. М. Ковалевский, также ставший кадетом^{328}.

О том, что предстоит напряженная борьба и переход к демократии займет немало лет, что ни в коем случае нельзя идеализировать абстрактный «народ», которым могут манипулировать самые различные, в том числе крайне реакционные силы, ему напомнила встреча, состоявшаяся на следующий день после окончания съезда. Выйдя к Никитским воротам, Милюков натолкнулся на шествие «охотнорядцев», которых обхаживали деятели черносотенных организаций, призывая к защите батюшки-царя, к борьбе против «инородцев» и «скубентов», несших гибель России. «Охотнорядцы» несли портрет императора и иконы и исправно сбивали шапки с тех, кто сам не обнажил голову. Чтобы не оказаться в унизительном положении, Павел Николаевич свернул в переулок.

В ближайшие недели стало разворачиваться некое подобие политической деятельности. Назначенный в октябре 1905 года на вновь учрежденный пост председателя Совета Сергей Юльевич Витте, автор манифеста 17 октября и прилагаемой к нему обширной докладной записки, стремился умиротворить страну путем проведения частичных реформ и, главное, образования авторитетного правительства.

Витте активно содействовал созданию вслед за партией кадетов еще одной партии, стоявшей справа от нее, но отстаивавшей конституционное устройство, — Союза 17 октября во главе с Александром Ивановичем Гучковым, окончившим, как и Милюков, историко-филологический факультет Московского университета, учившимся в Западной Европе, участвовавшим в работе российских административных органов и состоявшим в правлениях частных предприятий. Гучков был в известной мере авантюрист, человек риска. Ему не сиделось на месте — он участвовал в 1899 году в Англо-бурской войне на стороне буров, а затем в национально-освободительной борьбе болгар Македонии. Возвратившись на родину, Гучков активно включился в земские кампании 1905 года. Именно он инициировал создание Союза 17 октября, а 29 октября был избран его председателем. В конце месяца Витте предложил Гучкову возглавить Министерство торговли и промышленности, но тот отказался войти в правительство.

Попытки правительственных комбинаций, предпринимаемые Витте для успокоения страны, распространились и на деятелей кадетской партии, хотя ее лидеру министерский пост не предлагался — Витте и другие лица из царского окружения считали его слишком самостоятельным и неуправляемым. Пост министра юстиции был предложен профессору юридического факультета Московского университета, члену Центрального комитета партии С. А. Муромцеву, И. И. Петрункевич намечался в министры внутренних дел, а князь Г. Е. Львов — в министры земледелия. Однако переговоры делегации кадетов с Витте закончились неудачей, так как премьер не принял их условие — проведение всеобщих выборов в Учредительное собрание с целью выработки конституции. В срыве переговоров Витте обвинил кадетов, заявив, что те не желают содействовать власти в осуществлении начал манифеста и охране порядка^{329}.

Милюков вспоминал, что чуть позже включился в обсуждение вопроса о возможном участии кадетов в правительственной коалиции. Речь шла о кандидатуре философа и правоведа Евгения Николаевича Трубецкого на должность министра народного просвещения. Трубецкой был склонен принять предложение Витте, однако руководство кадетской партии в лице Милюкова категорически отвергло его намерение исходя из общей принципиальной линии на участие в правительстве только в случае согласия царской администрации на созыв Учредительного собрания. «Милюков, идеолог всего кадетского движения, не знал действия, не оправдываемого принципом», — констатировала в воспоминаниях жена одного из лидеров партии Р. Г. Винавер^{330}.