Что же касается содержания выступлений во время этого тура, а затем в Москве и Питере, то они носили примирительный, компромиссный характер. Милюков стремился убедить представителей либерального и социалистического течений, что на данном этапе перед ними стоят общие задачи, что пока все оппозиционеры являются попутчиками или даже союзниками, догматические доктринальные споры следует прекратить, а неизбежное соперничество отложить до тех времен, когда будет достигнута общая цель — создание в России конституционного строя.
Слушатели на местах, как правило, сочувственно относились к этой тактике. Однако высшие органы социалистов-революционеров и особенно социал-демократов не уставали разоблачать либеральную демократию, обвиняя ее в служении царизму и стремлении не допустить углубления революции.
Связующим звеном между социалистами и либералами оставались формировавшиеся профессиональные союзы. На них сосредоточилось внимание Милюкова после его летней поездки, во время которой он убедился, что революция в России действительно началась, ибо его выступления проходили без полицейского вмешательства — в крупных городах России явочным порядком была введена свобода слова.
Достигнутое требовалось закреплять организационно — созданием политических партий, важным шагом к чему Милюков и некоторые связанные с ним либеральные деятели считали образование профсоюзов. Требовалось оказывать давление на царское правительство, чтобы оно приняло законоположения о признании политических и профессиональных организаций.
Опору своей работе на этом этапе Милюков видел в Союзе союзов, объединявшем профессиональные организации различных групп интеллигенции. На руководство возникавшими профсоюзами промышленных и железнодорожных рабочих он пока не посягал, видя, что в них прочно закрепляются социал-демократы как большевистского, так и меньшевистского направлений.
Учредительный съезд Союза союзов открылся в Москве 24–26 мая 1905 года, через десять дней после тягчайшего поражения 2-й тихоокеанской эскадры русского флота в решающем сражении Русско-японской войны в Цусимском проливе. Большинство кораблей, имевших непоправимые повреждения, затопили японцы или собственные экипажи, часть капитулировала, а некоторые были интернированы в нейтральных портах. Из тридцати восьми кораблей эскадры в дальнейшем могли участвовать в военных действиях всего четыре. Международным последствием цусимской катастрофы было резкое падение престижа Российской империи, а внутриполитическим — падение авторитета Николая II и царской администрации в целом.
Накануне съезда Милюков в Петербурге участвовал в общественных протестах в связи с Цусимой. Приехав в Москву, он стал свидетелем демонстраций противоположного толка — патриотических, выражавших горячую поддержку царю и русскому оружию. В такой противоречивой обстановке проходил съезд Союза союзов.
Ранее эта организация формально имела только информационные функции, а решения ее бюро вступали в силу лишь после утверждения их отдельными профсоюзами. Теперь предстояло определить, в каких пределах Союз союзов может действовать как единая централизованная организация.
Милюков был избран председателем заседаний и на протяжении всего съезда многократно выступал{296}. Союз союзов, по существу, превращался из объединения профессиональных организаций в политическую формацию. Участники съезда единодушно проголосовали за главную задачу: «Борьба за политическое освобождение России на началах демократизма». Вслед за этим часть делегатов, стоявших на левых позициях, потребовала конкретизации этого положения, и в результате была принята формулировка: «Необходимость немедленного созыва Учредительного собрания народных представителей, избираемых всеобщим, прямым и тайным голосованием».
Часть делегатов потребовала включить это требование в адрес, с которым к царю должны были отправиться все участники съезда — больше двухсот человек. Милюкову и другим относительно умеренным делегатам удалось несколько смягчить накал страстей: слова о характере избранного народного представительства заменили более обтекаемыми «избранные равно и без различий всеми подданными нашими». Было решено также, что к царю отправится избранная делегация{297}.
Правда, вслед за этим съезд вообще отказался от направления к царю делегации и, следовательно, адреса — Милюков убедил в этом делегатов, получив, вероятно, достоверные сведения из придворных кругов, что делегация принята не будет и возникнет безвыходная коллизия. Более того, среди делегатов стали распространяться слухи, что власти готовятся к разгону съезда, не исключая применения военной силы. Вместо предполагавшегося адреса было решено подготовить обращение к народу и обществу, текст которого по поручению съезда составил Милюков.
Это был первый официальный политический документ, написанный им в качестве участника революции, и носил он резкий характер: «Надежда, что нас услышат, теперь отнята. Мы должны действовать, как кто умеет и может по своим политическим убеждениям… Все средства теперь законны против страшной угрозы, заключающейся в самом факте дальнейшего существования настоящего правительства… Мы обращаемся… ко всему, что есть в народе живого и способного отозваться на грубый удар, — и мы говорим: всеми силами, всеми мерами добивайтесь немедленного устранения захватившей власть разбойничьей шайки и поставьте на ее место Учредительное собрание… чтобы оно могло как можно скорее покончить с войной и с господствующим до сих пор политическим режимом»{298}.
Судя по всему, это был самый острый документ, написанный П. Н. Милюковым за всю его политическую карьеру, явно навеянный не столько трезвыми раздумьями, обычно свойственными ему, а эмоциями, раздражением, предположением, что власти собираются насильно ликвидировать возникший на волне революции общественный орган.
Позже Павел Николаевич, не осуждая свой текст с крайне резкими выражениями, всё же пытался оправдаться, заявляя, что выражение «разбойничья шайка» относилось к предпринимателям, наживавшимся на войне. На самом деле из контекста видно, что оно явно было адресовано императору и правительству.
В эти дни Милюков выступал с острыми речами, в которых провозглашал, что «ныне хороши все средства», ибо таково «подлинное выражение всеобщих чувств»{299}.
На самом деле правительство не собиралось разгонять съезд Союза союзов — разумеется, не в силу готовности к введению в стране демократических норм, а опасаясь остаться в изоляции.
Поворот Милюкова влево был не просто временным, а скорее всего кажущимся. Правда, и после съезда он полагал, что «единый фронт» с социалистами может быть сохранен, хотя оценивал их сугубо критически, видя, однако, существенное различие между социал-демократами и эсерами. В начале июня он писал П. Б. Струве: «С[оциал]-демократы] помогли своими глупостями и расколами, а с[оциалисты]-р[еволюционеры] ведут себя разумно и не мешают делу»{300}.
Основная часть союза хотя и не тяготела к революционным акциям, с симпатией относилась к призывам социал-демократов и эсеров к массовым забастовкам, бойкоту Булыгинской думы и т. п. Более того, очередной съезд Союза союзов, состоявшийся 1–3 июля в Петербурге, а затем в финском городе Териоки, принял, несмотря на возражения Милюкова, решение не участвовать в выборах в совещательную Думу.
Правда, к удовлетворению Павла Николаевича, представители союзов профессоров, писателей и учителей средней школы поддержали его мнение о необходимости принять участие в выборах, чтобы затем добиваться превращения Думы в законодательный орган. Тем временем в ходе революции влияние социалистических партий нарастало, расширялось руководимое ими забастовочное движение, стачки становились политическими, выдвигались всё более радикальные лозунги, раздавались призывы к всеобщей забастовке. Во многих губерниях, особенно в черноземных, вспыхивали крестьянские мятежи, которые подвергались жестокому разгрому не только полицейскими частями, но и воинскими соединениями. Боевая организация эсеров продолжала нападения на правительственных чиновников. Вспоминая летние месяцы 1905 года, Милюков констатировал, что по отдельным фактам, которые попадали в печать, трудно было оценить «всю силу напора революционной волны», тем более что социалистические партии скорее пропагандировали общие лозунги, чем ставили конкретные задачи{301}.
