Система сбора налогов была пересмотрена уже осенью 1662 года. Помимо увеличения таможенных сборов, с 1 сентября поменяли принципы взимания стрелецкого хлеба, отказавшись от замены его обесценившимися деньгами для посадов и поместных земель. Стрелецкий налог исчислялся в юфтях — четверть ржи и четверть овса — со 171 — го (1662/63) года он был тоже увеличен вдвое. Только для черносошных земель Поморья и дворцовых земель разрешили по-прежнему уплачивать за стрелецкий хлеб деньгами, в этом случае цена одной юфти хлеба исчислялась в два рубля с небольшим, то есть в 30 с лишним раз отличалась от «продажной» цены. Но здесь, конечно, надо учесть почти непосильную задачу доставки больших объемов зерна в места их сбора, учитывая условия земледелия и пространство Русского Севера. Когда выдающийся историк Степан Борисович Веселовский в своем фундаментальном исследовании истории сошного письма попытался оценить рост этого налога в течение XVII столетия, он пришел к неутешительному выводу. Оказалось, что даже по самым скромным подсчетам (приняв во внимание уплату раньше вместо овса в «стрелецком хлебе» круп и толокна), в 1660—1670-х годах, по сравнению с временами после Смуты, оклады стрелецкого хлеба увеличились в 41–44 раза для поместных и вотчинных земель и в 36–40 раз «для властелинских и монастырских»{500}.
Еще одной важной мерой, свидетельствовавшей о провале оборота медных монет, стал указ о сборе денег «полоняником на окуп», взимавшихся только мелкими серебряными монетами. 4 ноября 1662 года грамота об этом была отправлена из Монастырского приказа вологодскому и белозерскому архиепископу Маркелу, там упоминалась норма — 8 денег с каждого двора всех церковных земель. Деньги требовали собрать быстро и без всяких дополнительных напоминаний. Традиционный «полонянинчный» налог стал особенно важен после поражений 1660–1661 годов, когда накопилось большое число пленников, а для их выкупа требовалось только серебро.
«Белые деньги» окончательно побеждали «красные». В «Дневнике» Патрика Гордона встречаем запись о падавших в цене «жалких медных деньгах» и о постоянных челобитных иноземных офицеров об увеличении жалованья. Одна такая челобитная была подана царю Алексею Михайловичу 17 марта 1663 года: «В день именин царя мы подали петицию, представляя наше несчастное положение по причине дешевизны медной монеты, коих ныне идет 15 за одну серебром, и просили платить нам в серебряных деньгах или же по стоимости в медных. А иначе предоставить нам свободный выезд из страны. Ответа мы не получили, кроме того, что Его величество примет сие во внимание»{501}. Челобитная иноземных офицеров была еще одним симптомом продолжавшегося расстройства финансовой системы. Но, по свидетельству того же мемуариста, после коломенских событий все боялись повторения протеста, и поэтому отмена медных денег готовилась в глубокой тайне.
Действительно, еще 5 февраля 1663 года последовал указ, обозначивший стремление как можно быстрее разрешить накопившиеся проблемы финансового обеспечения армии. Во-первых, надо было собрать сведения из всех приказов (исключение было сделано только для дворца), сколько в них ранее, до начала войны в 1654 году, собирали казны: роспись «серебряным деньгам приходу и росходу 161-го и 162-го году». Во-вторых, определить общую потребность в раздаче кормовых денег: роспись «кормовым деньгам из всех же приказов». И, в-третьих, составить новые «росписи ж ратным людем конным и пешим на Москве и в городех» по установленным окладам.
Продолжая фискальное давление, во всем государстве вводили новый налог сбора «полуполтинных» денег с двора (точнее было установлено две статьи: 1-я — «по полуполтине», то есть по 25 копеек, и 2-я — по 2 гривны, то есть по 20 копеек). Для этого окольничему Федору Кузьмичу Елизарову, уже давно возглавлявшему Поместный приказ, предлагалось составить ведомость о количестве людей и дворов по переписным книгам 1646 года. Оказалось, что во всем государстве «в городех на посадех, и в дворцовых селех, и в черных волостях», за патриархом, архиереями и монастырями, членами Боярской думы и Государева двора, дьяками и жильцами, а также учтенными вместе с ними засечными головами, губными старостами и городовыми приказчиками числилось 447 710 дворов. На долю городовых дворян детей боярских и служилых иноземцев приходилось еще 101 156 дворов, а вместе с дворами «ясачных татар и черемисы и вотяков», которыми ведали в Приказе Казанского дворца, общая численность дворов в государстве (без учета Сибири) достигала 582 042.
Оставалось собрать в Тайном приказе полковые росписи о количестве чинов и людей, служивших в армии, и «росписать указные дачи по полком и по чином, конным и пешим порознь». Росписи служилых людей были присланы от боярина Петра Васильевича Шереметева из Севска, боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого и его брата окольничего князя Петра Алексеевича Долгорукого из Смоленска, окольничего князя Григория Григорьевича Ромодановского из Белгорода, боярина князя Бориса Александровича Репнина из Великого Новгорода. По полковым росписям установили точное количество «начальных людей рейтарского, драгунского и солдатского строя». К этому времени в русской армии насчитывалось уже 75 рейтарских и драгунских полков. Из Разрядного приказа получили точные сведения о количестве московских служилых чинов, учтенных в боярском списке 171-го (1662/63) года. Была получена и смета Первого выборного полка Агея Шепелева, ведавшегося в Устюжской четверти. Воевавшие в далекой Башкирии офицеры и солдаты Второго выборного полка пока не были учтены в смете. Хотя другие служилые люди, ведомые в Приказе Казанского дворца, там были перечислены. Среди собранных росписей можно также найти и сведения Стрелецкого приказа, где числилось в общей сложности 24 приказа стрельцов. Большинство — 17 приказов — находилось в это время в Москве, их численность составляла 12 219 стрельцов.
Таким образом, прежде чем отменить медные деньги, были собраны документы для получения полной картины численности войска, определены новые источники сбора денег на содержание армии и установлены нормы окладов. Собранные материалы их публикатор Степан Борисович Веселовский назвал «Сметы военных сил русского государства 1661–1663 годов», хотя, как справедливо подчеркнуто в недавних исследованиях, это еще и источник по истории финансирования армии во времена русско-польской войны. Принадлежность всего делопроизводства к Тайному приказу не оставляет сомнения в том, что именно царь Алексей Михайлович был инициатором всех этих распоряжений{502}.
День 15 июня 1663 года для многих современников остался незабываемой датой. Только хорошо приготовившись, введя монополию на «указные товары», новые налоги и сборы, накопив достаточно серебра, рассчитав очередные траты на содержание армии, приняли долгожданное решение: «отставить» медные деньги. Известно об этом стало еще за несколько дней — указ датирован 11 июня. Однако надо было успеть закрыть «денежного медного дела дворы» в Москве, Великом Новгороде и Пскове, забрать оттуда «маточники и чеканы» в Приказ Большой казны, чтобы ими не могли больше воспользоваться. И вместо этого «за-весть» старый денежный Московский двор «серебряного дела». Уже 16 июня всем желающим («лицам всякого звания») обменяли «несколько сот рублей» по курсу «по десять за один», на следующий день повторили такой же обмен, «дабы предотвратить мятеж, коего опасались». По признанию Гордона, все прошло хорошо, и страхи оказались напрасными: «большинство людей, особенно солдаты, были настолько удовлетворены серебром, что частным убыткам не придавалось значения».
Была или нет отмена медных денег всеобщим праздником, сказать сложно, кому-то она все равно принесла потери, а кто-то ее не дождался и разорился, но появилась хотя бы надежда на более устойчивое финансовое будущее Русского государства. Возвращение к серебряным деньгам означало проведение целого комплекса мер. В первую очередь новые (они же «старые») серебряные деньги пошли на жалованье служилым людям, ими взимали таможенные и прочие платежи, вели торговлю. Попутно, вместе с отменой медных денег, завершилась и другая история не оправдавшей себя кабацкой реформы. Нравственный ригоризм патриарха Никона больше не находил отклика в душе царя Алексея Михайловича, а желание удержать подданных от пьянства столкнулось с пониманием очевидного влияния уменьшения «кабацких» сборов на плачевное состояние казны. Именно 15 июня, день в день с отменой медных денег, было принято решение «быть кабакам и кружечным дворам на откупу и на вере» с 1 сентября 1663 года. Как писал С. Б. Веселовский, «с отменой медных денег вся кабацкая реформа 1652 г. рухнула, откупа и кабаки восстановлены».
