Вряд ли этот год выбран как простая дата или время создания самого Записного приказа. Вся история последних семидесяти лет должна была подвести к некому логическому результату, и им видится готовившееся решение об избрании царя Алексея Михайловича в короли Речи Посполитой. Однако дело было разрушено неудачным поручением написать историю «записному» бюрократу, каким был дьяк Тимофей Кудрявцев. Он много заботился об устройстве места работы приказа, его штате и жалованье, но мало преуспел в сборе источников для такой истории. Из работы Записного приказа в 1657–1658 годах ничего не вышло, но веха эта осталась, и, безусловно, надо оценить начавшееся движение к созданию новейшей истории Российского царства. Пусть тогда даже мало кто понимал способы и задачи такого историописания{386}.
Посмотрим и мы, что такое в русской истории «166-й год» (1 сентября 1657 — 31 августа 1658). Можно считать, что начался он даже несколько ранее 1 сентября, когда царь Алексей Михайлович вернулся в Москву из рижского похода, и возобновилась обычная жизнь царского двора. Два главных источника — дворцовые разряды и «Дневальные записки» Приказа Тайных дел — дополняют здесь друг друга, приводя достаточно полную придворную летопись. К сожалению, составители этих текстов, записывая сведения о происходивших событиях, уделяли главное внимание церемониалу, не приводя никаких оценок. В первые месяцы 1657 года из царских дел выделяются по-прежнему текущие события войны и дипломатии. Царь Алексей Михайлович награждал тех, кого еще не успел наградить, принимал новых подданных, среди которых, например, оказались потомки «эмигрировавших» в Смуту князей Трубецких и Мосальских{387}. Состоявшееся в середине XVII века воссоединение княжеских родов очень показательно, оно закрывало тяжелую страницу в истории русской аристократии.
Продолжалась, хотя и не слишком успешно, война со Швецией. 9 июня 1657 года в бою под Валком (на границе современных Латвии и Эстонии) был пленен и погиб от ран воевода стольник Матвей Васильевич Шереметев. До этого посланные им из Пскова отряды смогли предотвратить потерю Псково-Печерского монастыря, бои за который, намеренно или нет, начались в день ангела царя Алексея Михайловича — 17 марта. В любом случае речь шла о демонстрации силы со стороны шведского наместника в Ливонии графа Магнуса Делагарди, отказавшегося искать путь к миру{388}. Попытка развить ответное наступление русских войск в шведские земли окончилась поражением под Валком. Насколько царь Алексей Михайлович переживал текущие события войны, показывает его письмо двоюродному брату стольнику и ловчему Афанасию Ивановичу Матюшкину, близкому царскому приятелю. Матвей Шереметев был другом Матюшкина, поэтому, еще не зная достоверно, что случилось с молодым воеводой в шведском плену, Алексей Михайлович писал, чтобы утешить его: «Брат! Буди тебе ведомо: у Матвея Шереметева был бой с немецкими людми. И дворяне издрогали и побежали все, а Матвей остался в отводе и сорвал немецких людей. Да навстречю иные пришли роты, и Матвей напустил и на тех с неболшими людми, да лошадь повалилась, так его и взяли!.. А людей наших всяких чинов 51 человек убит да ранено 35 человек. И то благодарю Бога, что от трех тысяч столько побито, а то все целы, потому что побежали; и сами плачют, что так грех учинился!» При этом, по полученным сведениям, «немец», то есть шведов, было всего две тысячи человек. Как писал царь, «наших и болши было, да так грех пришел». Царь думал, что Шереметев остался жив, а потому поддерживал друга: «А о Матвее не тужи: будет здоров, вперед ему к чести! Радуйся, что люди целы, а Матвей будет по-прежнему»{389}.
Надежда на польскую корону и на исполнение обещания польских комиссаров в Вильно созвать специальный сейм по этому поводу пока не исчезала. Хотя особенной веры в искренность польско-литовской стороны не было. Еще одним камнем преткновения оставался вопрос статуса и границ Войска Запорожского, которое в Речи Посполитой пытались привлечь на свою сторону. Гетману Хмельницкому даже были посланы поддельные статьи Виленского договора, чтобы разорвать его союз с Москвой. Казаки и так были недовольны тем, что договор был заключен без их участия, а их еще намеренно стали убеждать в предательстве царя Алексея Михайловича. Однако придуманная королевскими представителями интрига не вполне достигла своей цели. Из Москвы в гетманскую ставку в Чигирин постоянно ездил стольник Василий Петрович Кикин — один из тех воевод, кто после Переяславской рады вместе с боярином Василием Васильевичем Бутурлиным приводил к присяге на подданство города Киевского воеводства (например, Чернобыль, где случилась громкая история с отказавшимся присягать протопопом). Кикин показал гетману Богдану Хмельницкому настоящие договоренности, заключенные в Вильно, советовался, где быть границе Короны и Войска Запорожского, по-прежнему обнадеживая милостивым царским словом. Казакам напоминали, что они сами убеждали московскую сторону в том, что «ляхи» только обманывают и не исполняют своих обещаний; теперь этот аргумент возвращался гетману. Но разлад с Богданом Хмельницким после договора в Вильно о выборе царя Алексея Михайловича в преемники короля Яна Казимира обозначился; в Войске Запорожском немедленно развернулись в сторону поддержки притязаний на польскую корону трансильванского князя Дьердя Ракоци, действовавшего в союзе с шведским королем Карлом X. Царский посланник вынужден был тайно собирать сведения о настроениях гетмана и старшины, их контактах с польским двором, крымским ханом и шведским королем{390}.
Смерть Богдана Хмельницкого в конце июля 1657 года остановила нараставшее обоюдное разочарование и положила конец целой эпохе. При всех бурных поворотах русско-польских отношений середины XVII века первый самостоятельный гетман Войска Запорожского, отвоевавший территорию будущей Украины у Речи Посполитой, не поднимал оружия против московского царя-единоверца. Хотя на словах он был готов сделать это не раз, всё списывалось на счет необузданного характера Хмеля. Иметь предводителя «черкас» в союзниках было выгоднее, чем во врагах — несмотря на его непостоянство, неисполнение обещаний и известное стремление выстроить особенные отношения с врагами Московского царства.
Новый год начинался в XVII веке, как известно, со дня Семена-летопроводца. Новолетие обычно отмечалось большим празднеством. Не стало исключением и 1 сентября 1657 года, когда начался 7166-й год по эре от Сотворения мира. Тем более что последний раз царь Алексей Михайлович праздновал новолетие в Москве еще четыре года назад, до начала своих военных походов. На этот раз торжество было дополнено пожалованием воеводы боярина Василия Петровича Шереметева — покорителя Полоцка. За его службу «в Литовских походех» он был награжден богатой шубой — «отласом золотным», а также кубком, 500 рублями денег и придачей к денежному окладу. Царь как будто извинялся перед отцом погибшего воеводы стольника Матвея Васильевича Шереметева. Во время осады Витебска Шереметев-старший прогневил царя Алексея Михайловича своей мягкостью по отношению к витебской шляхте, выпущенной им из города вопреки недвусмысленному указанию не щадить тех, кто сопротивлялся царским войскам. Царь все-таки послал тогда к воеводе с «милостивым словом и о здоровье спросить и с ратными людьми». Но хотя два витебских острога царские войска и взяли, показав «прилежною службу», организовать успешный штурм укреплений, где затворились оставшиеся защитники города, они смогли не сразу. Самого воеводу Василия Петровича ждал царский разнос за нарушение указа: «…позабыв нашу государскую милость к себе, нас, великого государя, прогневал, а себе вечное безчестье учинил, начал добром, а совершил бездельем». В общем, тогда, в апреле 1655 года, царь едва не казнил воеводу за ослушание и был готов отправить его в казанскую ссылку{391}. Но в итоге распорядился всего лишь «пошуметь гораздо»: достаточным наказанием была потеря должности одного из главных полковых воевод русской армии в государевом походе. Геройская смерть сына всё изменила, и от прежнего царского гнева не осталось и следа{392}.
