Время для столкновения России и Швеции назрело, но еще не пришло. 24 августа 1655 года из царского стана под Вильно был отправлен гонец в Швецию с грамотой. В ней содержалось «любительное поздравление» от имени царя Алексея Михайловича королю Карлу X. Царь извещал о взятии его войсками «у полского короля» городов в Великом княжестве Литовском, начиная со «стольного города» Вильно: «Троки, Менеск, Ковну, Гродно, Меречь и иные многие городы и места». Говорилось и о походе ратей князя Трубецкого и князя Черкасского на Варшаву, а боярина Бутурлина с гетманом Хмельницким — на Краков. Царь, как просил его посол Удде Эдла, обещал не воевать с «Курлянским Якубусом князем» и поздравлял шведского короля с завоеванием городов в Курляндии и Пруссии. Все это выглядело как своеобразное предложение о разделе Речи Посполитой. В ответ на обещание «не посылать» своих людей в Курляндию ожидали признания завоеваний царя Алексея Михайловича в Литве. Войска двух союзников — России и Швеции — все-таки оказались на линии соприкосновения друг с другом, и это немедленно стало основанием для раздора.
8 сентября (по новому стилю) король Карл X взял без боя Варшаву, а в октябре, после непродолжительного сопротивления, — и Краков. Эти успехи шведов отменяли планы войны, провозглашенные русским царем. «Два неприятеля, бившие Польшу с разных сторон, столкнулись и поссорились из-за добычи», — четко высказался по этому поводу В. О. Ключевский{363}.
Контакты с гетманами Радзивиллом и особенно Госевским под Вильно показали, что, кроме сторонников шведской ориентации, в Литве существовали политики, готовые, при определенных условиях, принять подданство, или «высокую руку», царя Алексея Михайловича. В результате оставленный в Вильно князь Семен Андреевич Урусов привел к присяге шляхту и даже некоторых сенаторов и высших сановников Великого княжества Литовского. Начало составления крестоприводных книг в подданство царю Алексею Михайловичу датируется 17 октября 1655 года. В них содержатся имена 2058 человек{364}.
Войско боярина князя Семена Андреевича Урусова вышло через Ковно к Бресту и оказалось там 23 ноября. Из-за несогласованности действий русских войск и царских дипломатов Урусов еще выполнял прежнюю программу войны и попытался взять город штурмом. Он был отбит на подступах к Бресту, однако успел все-таки нанести чувствительное поражение войску нового, оставшегося верным королю Яну Казимиру литовского гетмана Павла Сапеги, о чем известил царя отсылкой сеунщика. Позднее выяснилось, что князя Урусова успели предупредить о готовности литовской стороны к заключению мира, но московский воевода уже почувствовал вкус добычи и безрассудно сам «лез на рожон». В бою под Брестом воевода потерял даже крест, которым благословил его в поход царь. В результате Брест не покорился царским войскам, а намечавшееся мирное соглашение с гетманом Сапегой оказалось сорвано. По словам литовских дипломатов, стремившихся к миру с царем, «всё испортил Урусов»: в то время больше можно было сделать именно «словом», а не «саблею»{365}.
Пока царские дипломаты искали возможность заключения договора со сторонниками короля в Литве, чтобы «переманить» их на свою сторону, особенно ожесточенная война продолжалась на «украинском» направлении, где воевали запорожские казаки. Полки боярина Василия Васильевича Бутурлина вместе с казаками гетмана Богдана Хмельницкого дошли до Львова, но войска крымского хана, вмешавшиеся в дело на стороне короля Яна Казимира, заставили их снять осаду. Дело кончилось переговорами и уплатой городом контрибуции казакам. Хмельницкий в тот момент остался верен своим обязательствам и не выдал, как от него требовали крымцы, своих союзников из войска московского царя. Полки Бутурлина отступили обратно к Киеву. После договора с крымцами пошли слухи о страшном недовольстве царя Алексея Михайловича действиями воеводы. Хотя на самом деле царь, напротив, оказал особую милость Бутурлину, вступившему в бой с великим гетманом коронным и воеводой киевским Станиславом Потоцким. Московскому боярину удалось захватить в плен сына польского военачальника и даже гетманский бунчук.
Алексей Михайлович послал навстречу Бутурлину своего стольника с «милостивым словом о здоровье спрашивать», однако на пути из Киева к Москве Бутурлин умер{366}.
Объединенный отряд под командованием воеводы Петра Ивановича Потемкина, полковника Дениса фон Визина и Данилы Выговского (брата войскового писаря) достиг еще одного заметного успеха в этой кампании — 30 октября 1655 года был взят и разорен Люблин. Символично, что именно в этом городе принималось решение об унии Короны и Великого княжества Литовского. От Люблина шла прямая дорога к Кракову, но древняя польская столица оказалась в руках шведов, опередивших московского царя. Люблину был нанесен страшный урон: он лишился своей главной святыни — части «животворящего Креста Господня», некогда хранившегося в Софийском соборе в Киеве. 4 февраля 1656 года царь Алексей Михайлович торжественно встретил люблинскую святыню в Москве и, как писал диакон Павел Алеппский, «положил ее на покрытый аналой близ Влахернской иконы и креста Константина» в Успенском соборе, то есть рядом с главными, привезенными с Востока святынями, которые, как он считал, помогли ему во втором своем походе на Вильно{367}.
В царском титуле были сделаны важные дополнения, закреплявшие итоги похода 1655 года. В нем появилось прибавление: «великий князь Литовский» и остались слова, нервировавшие шведских дипломатов: «всеа Северныя страны повелитель». Новые изменения в титуле были закреплены уже в указе 3 сентября 1655 года, и с этого времени царь стал писаться «великим князем Литовским и Белыя Росии, и Волынским и Подольским»{368}.
Въезд царя Алексея Михайловича в Москву состоялся после того, как установилась зимняя дорога. Царь шел от Вильно через Борисов (где был 24–27 сентября) и Шклов (5–9 октября), несколько задержался осенью в Могилеве (до 1 ноября) и Смоленске (с 10 по 25 ноября){369}, куда к нему стекались вести о действиях войск, которых в итоге пришлось распустить до весны, определив срок нового выхода на службу — 9 мая 1656 года.
О приезде царя Алексея Михайловича в Москву известил новый «Царь-колокол», отлитый по приказу патриарха Никона. Был готов и новый позолоченный герб — двуглавый орел на Фроловской башне. 10 декабря 1655 года, «в первом часу дня», царь снова торжественно въехал в город от Воробьевых гор, где парадным строем его встречали войска. Народ приветствовал царя, празднуя взятие Вильно и разгром гетмана Радзивилла. На Лобном месте состоялась встреча с патриархами: кроме Никона, здесь были антиохийский патриарх Макарий и сербский Гавриил. Патриарх Никон, молитвами которого, как считалось, достигались все победы, был в фаворе, царь Алексей Михайлович посетил патриарха на «новоселье в новокрестовой палате» — известных ныне Патриарших палатах, заново отстроенных на месте бывшего двора Бориса Годунова сзади Успенского собора в Кремле.
В Москве у царя Алексея Михайловича состоялись переговоры с шведским посольством, ожидавшим его возвращения из виленского похода. Шведы привезли в Москву дорогие подарки, в том числе два драгоценных глобуса для знакомства с картами земли и неба[5]. Первая встреча шведских послов «Густава Белки с товарищами» 19 декабря была еще вполне обычной. Но уже к середине января 1656 года шведы почувствовали изменения. Присутствовавший на очередном приеме послов 13 января царь Алексей Михайлович никак не реагировал на их действия и обращения, а назначенный для переговоров боярин князь Никита Иванович Одоевский не хотел ничего обсуждать, требуя прежде признания нового царского титула. Шведские послы не могли самостоятельно принять такое решение, поэтому договорились отослать из Москвы кого-то из членов посольской свиты для получения одобрения короля Карла X на новый титул московского царя. Но разговор о титулах запоздал, в Москве уже было решено начать войну со Швецией. Царь Алексей Михайлович склонился на предложение присутствовавших в то же самое время в Москве имперских послов Фердинанда III о посредничестве в делах с Речью Посполитой и принял решение идти в поход на Балтику{370}.
