Лила достала флягу и отхлебнула. А потом протянула мне.

— Еще одна, — скривился я. — Ты же знаешь, что от воды мне дурнеет. Имею привычку пить только вино.

— Так это оно. В том поселении его ведь куча была. Удивлена, что ты ни разу не зашел в Аэ.

— М? — я удивленно посмотрел на Лилу. — Ты серьезно? Когда ты успела туда зайти?

— Кузнец делал перерыв днем и брал меня с собой, выпить немного. Вино хорошее, попробуй.

Я принял флягу и понюхал. Сладковато-ягодный запах. И правда, совсем не вода. Отпил. Немного приятной терпкости, прохлада и вместе с тем — тепло, прощальным касанием замершее под горлом.

— За такое тебя и есть смысл любить, — с одобрением сказал я, возвращая напиток гномке.

— А то! Знаем вас, мужиков, — довольно усмехнулась Лила, подсаживаясь совсем близко и прижимаясь щекой к груди.

И сама же присосалась к фляге не хуже моего. Пьянчуга…

Лила уснула на моих коленях, Адель сидела напротив, по другую сторону костра, глядя на меня сурово и неприязненно.

— Ну? Чего там тебе, сестрица?

Она не ответила. Опустила взгляд, вроде как задумалась.

Наша внешность зависит от того, что внутри. Души. Понятное дело, они со временем меняются, особенно после смерти. Так, умерший, но вернувшийся человек выглядит чуть иначе. Может, суровый взгляд, постаревшее лицо… или наоборот, освеженный и бодрый, будто помолодел на пяток лет.

Когда в теле меняют душу, внешность меняется достаточно сильно. Происходит это почти незаметно за редкими исключениями. Например, розовые волосы Адель и остатки черных, родных для тела, слишком сильно отличались. В общем-то, смена облика почти подошла к концу. И та единственная темная прядь волос, оставшаяся на голове… напоминание о том, что Алиса и правда когда-то жила.

— Ты выкинул меня, — тихо сказала вампиресса.

— О да. Как бесполезный мусор. Куда-то прочь. Думаю, пожелай я тебя найти, я бы не смог, потому что даже не стал запоминать место, куда бросил.

— Понятно.

В ее голосе прощупывалась надломленность. Неужели это так сильно испугало ее? Быть выброшенным без шанса вернуться к жизни, обреченность на существование… что, правда так ломает? Впрочем, мне не было интересно. Я никогда не был чьим-то оружием и никогда бы не стал, уверен, цепляться за такое жалкое существование. В ремесле душ можно использовать только трусов и слабаков — они будут содействовать ради шанса еще поприсутствовать пару десятков лет тут, на земле, не возвращаясь в Ад.

Лично мне было бы плевать. Раз сдох — то все, каюк. Смысл перебирать: Ад, забвение, пустота или заточение в оружии? Что будет, то будет. Без тела все одинаково паскудно. А вот вернуться в тюрьму из плоти… это уже звучит интереснее.

Я подбросил пару веток в огонь и вновь вернулся к игре в гляделки. Два вампира посреди ночи. Неусыпный дозор и — вражда. Вражда?..

— Так что… враги, да? — спросил я.

— Враги, — кивнула Адель.

— Что же мешает перерезать мне глотку?

— Лила.

— Да? — удивился я, приподняв бровь. — Как же?

— Видела ее взгляд, когда почти запихнула тебя в костер.

— А, так ты слабачка, — вздохнул я. — Вот Алисе было плевать, кто там на нее как смотрит. Так хотела убить Яна, что даже с Джо готова была поссориться.

— М. Не знаю, о чем ты говоришь.

— Не лезла так глубоко в мысли южанина?

— Они были закрыты, я ведь всего лишь оружие. Могла только догадываться.

— Тогда отлично. У меня больше козырей, чем у тебя.

— Прости?..

— Э-э… ну, знаешь, вроде как у Яна были секретики. Всегда полезно, когда их знает только один. Двое — это уже плохо. Трое — не секреты, а слухи. Четверо — достоверная информация.

— Опять бредишь, да?

Я не ответил, уткнув взгляд в костер. Пламя смертельно, но тепло — радует. Главное, чтоб меня не сожгли живьем. Это оставит во мне плохие воспоминания об огне.

Ночь предвещала быть долгой. Но спать нельзя. Адель — потому что я не сплю, мне — потому что вампиресса не спит. Только Лила может отдыхать спокойно, зажатая между молотом и наковальней. Впрочем, гномам вряд ли такое будет не по душе.

— Я бы советовал тебе перестать пялиться, не то поколочу, — предупредил я, не поднимая взгляда от пламени.

— Поколоти. Может, заставишь меня бояться.

— Как скажешь, — вздохнул я.

Стянув с себя плащ, я кое-как сложил его и аккуратно просунул под голову Лилы. Вместо моих коленей. Вряд ли гномку такое устроит, но иногда нужно терпеть. Тем более, что я и правда не понимал этой дурацкой привычки — спать так близко к кому-то. В одиночестве удобнее.

— Ну что? — спросил я, поднимаясь. — Разомнемся на ночь глядя?

Адель поднялась с земли, обнажила кинжалы. Сразу два. Да, у нее явно серьезный настрой!

— Страшно, страшно, — я шутливо показал ладонь. — Спрячь хоть один, я же вампир, а не капуста.

— Ты — шут.

— Гороховый?

— Говеный.

И это был первый раз, когда Адель выругалась при мне. Я усмехнулся. Девочка очевидно взрослеет. Хотя старое поколение моих времен могло бы сказать, что бранная речь не к лицу взрослым мужам и девам. Но все мы знаем, что старики больны маразмом. А шуты — острым языком.

Первый удар нанесла Адель. «Печальное зрелище», — сказал бы я, если бы не зевал. Ее кинжал мог бы распороть мне брюхо только если бы я вообразил, будто на мне доспехи из алмазов. А так — полушаг назад, театральный поклон и хлопок.

— Давай, девочка, заставь братца попотеть. У тебя ведь еще остались мышцы Алисы? Они полезны не только в любви, знаешь ли.

Адель молча напала. Сделала шаг вперед, сокращая дистанцию между нами. Я цокнул языком, перехватывая руку. Вампиресса попробовала резануть апперкотом, но и третья попытка потерпела неудачу. Итог — обе руки в захвате. Осталось что? Верно, уронить мешок с картошкой.

Адель рухнула без шанса. Устойчивости никакой — ее наверное и ребенок подножкой собьет. Клыкастая лежит подо мной, смотрит злобно в лицо, пока я удерживаю обе ее руки прижатыми к земле.

— Знаешь, что жутко бесило девушек, которые пытались меня убить? — тихо спросил я.

— Ублюдок.

— Да, я рад, что вы все придумали для меня новое прозвище. Но раз тебе не интересно услышать, то я покажу.

И вместо слов легонько, быстро провел языком по шее Адель. И она выгнулась, испуская яростный стон, пытаясь вырваться из-под меня.

Да, самое ужасное осознание для женщины, взявшей в руки оружие, — то, что ее противники не только кровожадны, но и похабны. Впрочем, привычка облизывать шеи своим противницам… не совсем пошлость. Скорее, странное желание проверить.

— Ты потела, детка, — прошептал я. — А это значит, что ты бездарно слаба. У тебя нет ни шанса. Брось клинки, иначе однажды кто-то обломает тебе руки. Так же, как Алисе.

Девушка задыхалась от эмоций. И это было понятно. Я хмыкнул, разжав пальцы и плавно поднявшись.

— В следующий раз, если ты решишь со мной подраться, я разорву твое горло клыками. Это будет уроком, полагаю.

Опустившись на землю рядом с Лилой, я осторожно перевернул ее, укладывая щекой на грудь. Накрыл нас плащом и закрыл глаза.

— Я перережу твою глотку, — прошипела Адель.

Ответа так и не дождалась. Мне не хотелось еще сильнее портить сон гномки. Хоть она и спит до неприличия крепко…

***

Крепкое тело извивалось подо мной. Бусинки пота превращались в смазку, местами остывшую, но все такую же притягательную. Постанывания, ничем не заглушаемые, вырывались, доводя до исступления нас обоих. И хоть тишина обычно нравилась больше, я не мог не наслаждаться.

— Вангр… — сипло пробормотала Лила, а потом коснулась язычком шеи, легонько укусила, заставляя усмехнуться.

Молча коснулся ее груди, зажал сосок между пальцами, опустился ниже, целуя живот, чувствуя под губами мышцы. Обнаженное тельце, маленькое, но сильное… Следы ожогов на плечах, с трудом различимые в полумраке, и от того еще более притягательные.