«Почему я вообще переживаю? Можно просто придавить ее к земле и взять то, что надо», — пронеслось в голове, но я откинул эту мысль.

Насилие без повода меня не прельщало. И пускай даже повод был, укусить вампирессу — все равно, что силой трахнуть девственницу. Могло бы иметь смысл, не будь настолько разрушительным действием.

В моих интересах сохранить относительно здоровым разум Адель.

— Слушай, я тебя очень прошу, сестренка. Дай мне выпить немного крови. Иначе я сойду с ума.

Адель с сомнением смотрела на меня. На мое очевидно окровавленное лицо.

— Ты ведь и сама пила кровь. Помнишь? Тогда, на корабле. У Яна.

— Он был человеком! И… это было не совсем реально. Я скорее… не знаю… я не попробовала его настоящую кровь. Это все было лишь в его голове.

— Пожалуйста, Адель. Ради всего. Помоги мне. Если это создаст проблемы, клянусь, я больше не буду просить ни о чем таком. Я найду потом другой источник. Просто помоги в этот раз. Мне сейчас ужасно больно. Даже говорить больно. Думать больно. Я чувствую только боль. И она становится все сильнее. И… — я продолжал говорить, войдя в раж, впав в безумие.

Я не знал, как еще утолить жажду. Как спасти собственную голову от паразита. Поблизости не было других вампиров. И я знал, что спасение — уговорить Адель. И я пытался. Это не было разговором, это не было словами. Я просто хотел уберечься от того, что хотел сделать мой же глаз.

Было ли мне страшно? Да. Думаю, да. Чертовски страшно. Получить в закоулке нож в спину не так страшно, как понимать, что орган в голове собирается разъесть тебя изнутри. Это даже не слишком-то похоже на здоровую форму страха. Это что-то иное. Почти безумное желание избавиться от этой проблемы.

Возможность выдрать глаз даже не приходила мне в голову. Больные никогда не захотят отрезать гниющую ногу. Этого захочет доктор, которому платят. Захочет командир отряда, желающий не подрывать мораль солдат из-за смерти сослуживца. Захочет твой папик, не желающий быстрой смерти для прибыльного вора. Но не ты.

К счастью, Адель не была никем из упомянутых. И она, положив ладонь мне на затылок, как-то нехотя, но настойчиво прислонила ко рту предплечье другой руки.

Я укусил. Разодрал клыками вены, делая первый жадный глоток. Рот обожгло. Кровь вампиров была даже не теплой. Но все равно я почувствовал себя так, будто глотнул кипятка.

Было неприятно. Но что-то во мне не желало останавливаться из-за этого. Я глотал, снова и снова, пока не почувствовал, что рот онемел. Тогда пришло удовольствие. Боль в голове отступала.

И скоро я оторвался от руки Адель, выдыхая. Возникло ощущение покоя.

— Спасибо, — кое-как выговорил я.

— Надеюсь, ты не окочуришься после этого, — напряженно сказала Адель, с облегчением падая на спину и зажимая рану на руке.

Я лишь тупо кивнул, пытаясь прийти в себя. На этот раз — окончательно.

***

Мы сидели возле костра. Думали о чем-то. Каждый о своем, видимо. Адель водила по земле кончиком кинжала. Лила уткнулась подбородком в колени. Я жался спиной к дереву и смотрел куда-то в сторону.

Почему-то обстановка была напряженной. Но не между нами с Адель. Вовсе нет. Мы с ней сидели, казалось, по одну сторону костра, хоть на самом деле и были друг напротив друга, как обычно.

Казалось, что именно Лила отделена от нас. От меня так точно.

Только потом, когда гномка вернулась с очередной порцией хвороста для костра, я вдруг осознал. Она не ложилась спать рядом со мной, как обычно. Девушка легла отдельно. Будто хотела поспать наедине, хотя это было впервые за все то время, что мы общаемся.

Разум подсказывал мне, что в Лиле что-то поменялось. Но я не хотел задумываться. Потому что понимал — это само вскроется.

До тех пор мы сидели все так же молча. Разделенные невидимой преградой. Из своего опыта могу сказать, что с людьми такое бывает. Проживая вместе какие-то ситуации, они вдруг меняются по отношению друг к другу. И это чувствуют оба. Чувствуют, потому что перестают понимать, что в голове у другого. Теряется малейший намек на взаимность в чем-либо вообще.

Я сталкивался с этим неоднократно. Даже не удивляет уже.

— У меня закончилась еда, — как-то невпопад сказала Лила.

Эта фраза хоть и разрушила молчание, но сделала его тень еще угрюмее. Девушка будто бы подводила к чему-то. Ведь не просто так она сказала то, что все и так уже знали.

Я молчал. Адель даже не подняла взгляда.

— Пойду, поищу, чего бы поесть, — подытожила Лила.

Медленно кивнул. Ну да. Пойдет и найдет еду. Спросил:

— Тебе помочь?

— Нет… я… не планирую возвращаться.

Я посмотрел на гномку без особых эмоций. Просто бросил взгляд, окончательно улавливая оттенки ее интонаций. И девушка вздохнула.

— Ты… продал людей. Готов был отдать их жизни за просто так. И отдал, — твердо сказала Лила.

— Речь о тех парнях, с которыми мы хотели въехать в город? — я спрашивал без особого интереса. И так понимал.

— Да. О них. Ты забрал их коней, заставил одного из них умереть.

— Понятно, — вздохнул я, упираясь макушкой в дерево и закрывая глаза.

Мне не особо хотелось слушать цепочку мыслей Лилы. И так стало более-менее понятно.

Каждый из нас причисляет себя к какому-то народу. Я думал, что Лила считает себя родней гоблинам. Но когда она без проблем осталась со мной, отправив подальше братца-гоблина… когда она закрыла глаза на жестокое убийство целой горстки ее «соплеменников», я понял, что гномка не питает особых чувств к этим существам. И не злится на меня за то, что я их перебил.

Лила без проблем ужилась в городке среди людей. Помогала в кузне, пила с кузнецом вино по вечерам. Веселилась и общалась. Работала. Жила в доме людей. Существовала как человек…

В общем-то, да. Стоило догадаться, что если я совершу хоть малейшую гадость на грядке людей, гномка от меня отвернется.

Так что я сидел, погруженный в свои мысли, игнорируя залп слов, отправленных в мою сторону. Слышал лишь отдельные. О том, что я мог попытаться придумать другой выход. Мог не жертвовать кем-либо. Еще что-то там.

Наверное, я и правда был наивен, раз полагал, что Лила способна меня принять. В смысле… она ведь была первой, кто вошел в мое положение, когда я вернулся к жизни. Но прямо сейчас она отчитывает меня как ребенка или своего парня-ухажера, сделавшего что-то неправильное. Ведет себя как типичная девочка, увидевшая, что вот она — жизнь, которая немного другая. И у кого-то есть свои собственные взгляды, привычки и манера поведения.

Мог ли я никем не жертвовать тогда, у ворот? Мог ли я задуматься о ценности жизни людской? В общем-то, нет. Я не слишком верю в то, что чужие жизни много стоят. Они, по сути, не имеют цены, это правда. Их нельзя купить навсегда, как корову или колечко. Тоже правда. Но есть и обратная сторона монеты — то, что нельзя купить, не всегда будет волновать других. Кто будет волноваться о другом человеке, который не принесет выгоды или убытка?

Я видел тех людей впервые в жизни. И больше не увижу, скорее всего. Для меня вполне нормально позволить одному из них умереть на моих глазах ради того, чтобы я выжил. Чтобы Адель выжила. Чтобы Лила выжила…

Но у Лилы все иначе. Опять же, не то чтобы это должно меня волновать.

Гномка закончила бессмысленное изливание слов. Я зевнул. И Лила, увидев это, кивнула. Забросила на плечо сумку и, развернувшись, ушла.

Я бросил взгляд на Адель. И вампиресса, почувствовав это, подняла глаза, посмотрев на меня.

— Что? Я не собираюсь идти за ней, — пожала плечами девушка.

Ничего не ответил. Не собирается так не собирается.

Более злобно, чем хотелось бы, пнул каблуком землю в огонь. Костер недовольно поугас. Я отвел взгляд, посмотрев на город.

— Похоже, осталась только я? — хмыкнула Адель.

— Лучше бы вы все сдохли, — тихо ответил я.

Перед тем, как двигаться куда-либо, я захотел прогуляться. Не то чтобы в этом была особая необходимость. Но очень хотелось дать себе развеяться, отвлечься после нелепого расхождения с гномкой.