— Не хотел посвящать тебя в такие подробности. Да, забаву богатеям там устраивают на любой вкус. Жертв потом находили, живыми, к счастью, но стертыми… удобно, да? «Гербарий» служит им хорошо, творят, что хотят… суки…

Андрей закончил с моими руками и поменял бутылку в полотенце.

— Есть хочешь? Кофе сделать?

— Да, — согласилась я, подозревая о скудности его холодильника, но мне нужно было хоть что-то для восстановления сил. — Спасибо.

Он достал хлеб, блюдце с подсохшим сыром и открыл молоко. Кофе оказался растворимым и напоминал пережженный ячмень по вкусу. Что мне понравилось, — собственная бедность следователя не смущала, угостил чем смог, и вся история. Для меня это был знак настоящего доверия и дружбы.

— Андрей, что мог значить их вопрос?

— Они думают, что ты вытащила Горна, ты же ему и вызвала скорую в безопасном месте. Они про Карину не догадываются, они думают, что все сделала ты. А комнаты притона, видимо, называют как в больнице — палатами.

— У них есть даже фото, узнали в лицо. Как так? Что это значит?

— В трущобах тебе появляться не-нуж-но, вот, что это значит…

— Я старуху не оставлю. А почему сейчас они меня ищут, спустя столько времени?

Следователь развернул экран персоника и стал что-то искать. А потом вывел снимок и показал мне: фото трупа. Человек лежал на асфальте в луже крови, с блаженной улыбкой и полуприкрытыми глазами.

— Найден на прошлой неделе. Их почерк — передозировка и выброс из окна. Опознан как бывший врач, вирусолог, любитель азартных игр и должник. Убежден — он не в их основном составе был, а пришлый, только ради Гранида и его лихорадки. Упустил, сбежал, сейчас колодезные его поймали, и тот, как я думаю, рассказал, что видел с пленником девушку.

— Но не меня. Да еще в лицо? Да еще настолько хорошо, чтобы эти амбалы меня по фото искали и могли опознать? Не сходится.

Следователь со мной согласился и загадку признал.

— Андрей, а прознать по базам данных они могут? Помнишь, ты говорил, что пока дело не закрыто, участники и свидетели под защитой, засекречены? Так теперь-то все, и давно все.

Тот покачал головой:

— Я предусмотрел, провел закрытие под ветку основного дела, чтобы информация не ушла. С Гранидом возиться больше никто не будет, но ведь с другими жертвами, этим вот трупом и запрещенными веществами «Гербария» ничего не закончено.

— Они его до сих пор ищут, Гранида.

— Это не секрет. Кстати, он помог мне здесь, в трущобах вычислить машину отлова и выявить четырех гонцов-курьеров без персоников.

— Я не знала. Он как съехал, так и все, не общаемся. А что за машина отлова?

— Транспорт-прикрытие для того, чтобы можно было вывезти жертву или клиента из мегаполиса сюда. А в трущобах легально только два вида транспорта постоянно ездят — мусоровозы и служба отлова животных. Скорые и крематоры редко, да там так строго, что трудно вклиниться левым.

— Как все сложно…

— Тебе полегче? Найдешь еще силы описать подробно — как эти двое выглядели, все приметы и мелочи?

— Да. — Я посмотрела на время, вспомнив про встречу с Виктором. — В квартире есть проводной телефон?

— Нет.

— А таксофон где-нибудь рядом?

— Есть. Но надо дойти до бывшего стадиона, там целый ряд будок. Не уверен, что связь сохранилась.

— Проводишь?

— Конечно. Я тебя и домой провожу, а то мало ли — свалишься, или опять неудачно нарвешься. Заодно инъектор коллеге сдам.

Гудок был. Андрей вежливо отошел, а я набрала Почтовый двор. Через две квартиры, вышла и на Виктора:

— Витя, извини, но сегодня я прийти не смогу…

— У меня на звонки срабатывает плохое предчувствие, — послышался его вздох, — если я жду твоего прихода и звонит телефон, значит, я тебя не увижу.

— Обстоятельства изменились.

— Что-то с родителями?

— Нет.

— Из-за работы?

— Не по телефону…

— Эльса, — на том конце провода дохнуло и обидой и мольбой, — сегодня особенный день. Я к нему давно готовился!

«Только не это…» — мелькнула испуганная мысль и я стала мычать что-то невнятное. Виктор продолжил:

— Это сюрприз, особенный вечер! Отец достал бутылку старого красного вина, мать уже наготовила все к праздничному ужину… Эльса, умоляю, что бы там ни было — отложи на завтра, и приходи. Ради меня приди!

— Хорошо… тогда скоро буду.

Я поняла одно — меня ужаснула мысль о том, что Виктор может сделать мне предложение. Больше так пытать себя и его нельзя.

Укорила себя же за отвратительное малодушие — мне так хотелось, чтобы произошло нечто… что угодно, что выставит Виктора в плохом свете. Он струсит, он непристойно себя поведет, он обидит меня или оскорбит. Тогда бы я с чистой совестью заявила «вот ты как, не хочу с тобой больше общаться». Чтобы я осталась хорошей… чтобы не я оказалась той свиньей, которая втерлась в доверие, поиграла ожиданиями и чувствами целой семьи, а потом заявила «а я не с серьезными намерениями». Трудно сказать хорошему человеку «я не люблю тебя», намного выгоднее для совести выставить себя белой и пушистой…

Еще не прошла моя гордость за то, что не струсила перед побоями. Пора набраться храбрости для четного разговора с Виктором и его родителями.

— Андрей, проводишь меня до входа во Двор?

И у следователя хищно блеснули глаза.

— Вдвоем пойдем.

— Только не сегодня. Есть очень серьезные причины, почему в другой раз, но поверь мне на слово. Пожалуйста.

Скула была разбита — глаз распух и уже наливался синяк, руки замотаны, ноги прихрамывают. На плечах висела объемная ветровка следователя, закрывавшая порваный рукав моей рубашки и большой кровоподтек на плече. Но лицо… как буду отвечать на расспросы?

Во Дворе я услышала Нюфа. Пес лаял так громко, что я встревожилась на миг, пока не разобрала и причитания Виктории Августовны:

— Да что с тобой, бешеный?! Я тебе и мяса свежего дала… Зачем ты дверь расцарапал, а?

Окна по-летнему были распахнуты, слышно не только верхний этаж, но и гораздо лучше — нижние. Лиричная музыка, смех застолья, женские громкие голоса и звук старого кино. На лавке сидела соседка с котом, который мирно лежал на коленках и щурился от поглаживания. Солнце было вечерним, било со стороны и женщина не сразу меня разглядела. Лишь когда пришлось поздороваться, проходя мимо, та воскликнула:

— Что с тобой, деточка?

— Упала, — соврала я, чтобы побыстрее уйти от расспросов.

— Какой ужас! Ты же к Витеньке? — И улыбнулась с таким значением, что я поняла — весь Двор в курсе «сюрприза». — Тебя там ждут! Ой… у них собака сегодня прям сумасшедшая. Посреди дня как завоет! Я поспать прилегла, так чуть с кровати не упала… Маркиз мой всю шерсть дыбьем вскинул, когти выпустил, едва из окна не сиганул. Заболел он у них что ли?

— Надеюсь нет.

Виктория Августовна открыла мне дверь, и остолбенела, всплеснув руками.

— Гос-с-споди… что случилось? Эльса, родная, как же ты так?

— Долго рассказывать. Но все будет хорошо. Ммм… я зайду?

— Да, — она посторонилась, но тут же взмахнула рукой, — но Фима и Витя не тут… я как раз должна тебя проводить.

— Куда?

— В том и секрет… тебе нужно что-то холодное приложить.

— Не стоит, не сейчас. А что с Нюфом?

Я догадывалась, что с Нюфом — пес постоянно заперт и выгуливался на привязи. И сегодня он рвался меня спасать. Каким чутьем? Откуда знал? Но с тех пор как однажды он появился из ниоткуда, чтобы проводить меня через опасный квартал, я знала — пес про пространства и недобрых людей знает больше, чем кто бы то ни было. Я бы не держала его взаперти, и была бы счастлива, если бы он ходил рядом таким клыкастым рычащим защитником. Но, увы, у него есть другие хозяева и им решать, как поступать.

— Успокоится… жалко, во Дворах ветеринаров нет. Так бы хоть понять можно, чего он с ума сошел? Да и тебе врач нужен, только…