— Это вещество влияет исключительно на память… но я все равно подспудно жила со страхом все эти годы, что ты можешь оказаться склонной к зависимости из-за него. Клиника давно закрылась, у нее теперь дурная слава, потому что там подпольно синтезировали и этот наркотик «орхидею»… — мама смогла подать голос, справившись с собой. — Мало ли что они там химичили. Но тебя спало это купирование. Ты забыла об ужасе, и стала обратно нормальной, спокойной девочкой.

— Как? — Решилась я на один из многих вопрос. — Как возможно вынуть воспоминания на временной отрезок, не затронув ничего другого? Ведь память, это не склад. Это те же нейронные связи.

— Я не знаю. И никто не знает.

Родители замолчали, и какое-то время мы все сидели в тишине.

— Убийцу поймали?

— Да.

— Кто он?

— Родная, тебе не нужно знать эти подробности. Случилось то, что случилось, и было это очень давно. Сейчас имеет значение настоящее.

— И тетя Лола знает?

— Знает. Пойми, то, что она вызвала службу тогда, это лишь от любви к тебе и от страха за тебя.

— Там все наложилось, — со вздохом произнес папа и, казалось, испытал облегчение, что за его спиной больше не стоит семейных тайн, — в новый год, я имею ввиду. Мы с мамой хотим одного, чтобы ты выслушала нас и постаралась понять. Ты готова нас выслушать?

Дождавшись кивка, он вдруг потянулся ладонью к маминой руке и погладил с нежностью, то ли ища таким образом поддержки, то ли пытаясь ободрить ее. И мама, последние годы проявлявшая неприязнь, не отстранилась!

— У тебя доброе и отзывчивое сердце, Лисенок. И многие вещи ты делаешь, поддавшись первому порыву. И это очень хорошо, если не забывать и про другую, более суровую и реальную сторону жизни. У тебя перед глазами яркий пример — старшая Эльса, жившая только своими мечтами, желаниями и она так и не повзрослела. Она думала, что родители будут жить вечно, что можно как в детстве, бегать гулять с друзьями, брать у мамы деньги на карманные расходы, таскать бутерброды из холодильника и ждать, когда приготовят ужин…

Я не видела прямой связи между мной и Эльсой, и, согласившись выслушать, молчала без возражений. Но мама, более чуткая, заметила что-то на моем лице и перебила папу:

— Ты не такая. Ты ответственная, самостоятельная взрослая женщина. Только всё всегда правильно не бывает и у каждого случаются промахи. Согласись, это очень глупо — потратить свои пенсионные сбережения на наркомана, даже без гарантии, что он не возьмется за старое… а мы с отцом… разве мы не шли тебе на встречу все это время? Разве не поддерживали тебя? Захотела ты бросить учебу и стать визуалом, — пожалуйста. Захотела повременить с семьей и жить одна, — пожалуйста. Захотела взять опеку над теткой, — и тут по-серьезному с тобой никто не спорил! Это твои деньги и тебе решать, куда их тратить. Мы делали все, чтобы не мешать тебе жить так, как ты хочешь…

— Жить своим умом и делать свои ошибки. — Теперь папа перебил маму. — И мы никогда не жаловались тебе на то, что нам тяжело. Что мы работаем для тебя, и живем ради тебя. Что мне сейчас очень страшно умирать, зная, что ты остаешься в жизни без опоры, без надежного финансового будущего, без близких людей, без своей семьи. Матери, нам обоим, страшно даже заболеть, потому что наша немощность ляжет грузом на твои плечи. А ты и на своих ногах еще уверенно не стоишь. Что будет, если тебе придется заботиться о тетке и о нас одновременно? Что будет, если я завтра слягу с инфарктом, а у тебя больше нет ни копейки в запасе, чтобы помочь с лечением мне? И твой отец умрет завтра потому, что вчера ты все сбережения отдала наркоману…

— Я разолью чай… не могу так сидеть и не могу так все это слушать, — мама подорвалась с места и ушла в кухонный уголок. — У меня не выдерживают нервы, я столько дней не могла привести в порядок мысли. Я успела похоронить всех в своих кошмарах. Господи…

— Ты понимаешь, что мы с матерью чувствуем? Этот твой поступок для нас был словно плевок в душу, черная неблагодарность за все. Мы поняли, что о нас ты не думаешь совсем, тебе все равно. И тебе гораздо приятнее отдать последнюю рубашку кому-то дальнему, чужому, людям, которым безразличны все твои жертвы и старания. А о тех, кто ближе всего, кто роднее всего, о родителях — забыть. Понимаешь нашу обиду? Понимаешь, сколько страхов мы пережили за тебя тогда, и как это все теперь аукается… мы все сделали, чтобы спасти тебя, от безумия спасти.

— Простите…

— Лисенок! — Мама как раз поставила на столик поднос, и, приобняв за плечи, заставила подняться и обняла еще крепче. — Счастье ты наше! Мы знаем, что ты нас любишь, и мы тебя любим!

— И ты нас прости, нужно было чаще говорить с тобой по душам. — Папа робко обнял нас обеих, и понимая, что мама совсем не против, облапил сильнее, прижав головы к своим плечам: — Девочки вы мои родные. Самые мои близкие…

Голова пошла кругом. Это чувство родительской теплоты и любви, объятие и мамы и папы одновременно, коснулось эхом такого далекого прошлого, что я не знала — а так вообще было? Как я теперь могла полагаться на память? Я правда хотела умереть в десять лет? Правда хотела выпрыгнуть из окна? Этот ужас был со мной?

— Давайте теперь о хорошем! У нас, дочка, есть новости для тебя. И прошу принять без возражений. С этого дня я хочу, чтобы ты приходила ко мне чаще. Я слишком скучаю по тебе всю неделю.

— И я! — подхватила мама.

— Ма, умоляю, не пиши обо всем этом в своем блоге! Не нужно все семейное туда выносить, пожалуйста.

— Я пишу туда, потому что это мой единственный выход справляться со стрессом. Психотерапевт мне не по карману. — Она улыбнулась. — Ну все, все, свитер у тебя слишком колючий! Отпускай и давайте попьем чаю. А к следующему разу, я, так уж и быть, куплю с бергамотом. И давайте больше не вспоминать эту историю никогда? Эльса, умоляю, это так все мучительно!

Когда я возвращалась к себе, голова у меня гудела от узнанного, а сердце переполняла нежность. Плейлист фоном играл мне в наушники импровизацию на гитаре, простую мелодию «потока чувств» исполнителя. Я смотрела в персоник, на экран которого вывела данные о подарках от мамы и папы — личный кабинет пенсионных накоплений показывал пополнение счета. Родители немного разорились, чтобы основать новый фундамент моей пенсионки. А также они подарили мне уже оплаченный сертификат на онлайн курсы журналистики и контракт на работу в соавторстве с отцом в известном кластере об искусстве. Папа сказал, что я могу сколько угодно заниматься своим визуалом, но маленькую уступку в настоящее дело, которое всегда будет меня кормить, я сделать должна. После прохождения курсов, я смогу подключиться к статьям, стать ему соавтором, забирая процент с оплаты, и папа может умирать спокойно, зная, что у меня все будет хорошо. Это его мечта!

Мама же, не удержалась, и посоветовала мне все же больше обращать внимания на мужчин. «Куда человек без любви?» — были ее слова.

— Не может быть, и снова ты! — Расслышала я сквозь музыку и вытащила наушники.

В этом часе пик в толпе людей, меня нашел Виктор. Он держался за верхний поручень и нависал всей фигурой надо мной — люди позади чуть давили, свободных мест нет, и ему приходилось стоять так. Концы шарфа легли на колени, когда он нагнулся еще ниже, чтобы спросить более приватно:

— Я чем-то обидел тебя, Эльса?

Если бы он говорил громко, на него бы все равно даже никто не посмотрел — это либо привычка живого общения, либо он нарочно сделал так. Чтобы стать ближе. Я мотнула головой, отрицая.

— Тогда почему ты перестала приходить?

— Я звонила, — быстро свернув персоник и музыку в нем, стала оправдываться, — просто тебя не было дома.

— Какое совпадение… ты исчезла больше чем на месяц. Скажи, что не я в этом виноват.

— Не ты.

— Тогда сейчас я тебя не отпущу — поехали вместе. Раз судьба снова нас свела, я обязан похитить тебя в Дворы!

— А откуда ты едешь?