Персоник предательски молчал, показывая на развернутом экране время, значок сети и ничего больше. Я знала, что меня заберут — Андрей приедет на служебной, что будет большой сбор у Тамерлана, только его квартира вместит компанию, и даже родителей сразу туда отправили, там мама и Ната уже занимаются готовкой. Мама вчера же обмолвилась с легким удивлением, что у меня очень хорошие друзья, и все такие отзывчивые, и что их, оказывается, так много!

Улыбнувшись этому воспоминанию, смотрела и смотрела, как меняются цифры, отсчитывая минуты. И ничего. Как за все эти дни — ничего.

— Привет, Лисенок.

Гранид задержался на пороге на миг, а потом зашел и прикрыл дверь обратно. Я так растерялась от его внезапного появления, что заморгала и не сразу ответила:

— Привет.

Потерялся где-то возмущенный вопрос «Куда ты пропал?!». Но он его и так подразумевал, поэтому сказал:

— На последний день, но успел же?

Как-то все и сразу мне увиделось в Граниде с подсказкой, что он на самом деле торопился. Из под ветровки выглядывала чистая, но замятая рубашка, на шее пара порезов от свежего спешного бритья, волосы еще влажные, — не просохли толком. Где бы его ни мотало, он за прошедшие дни схуднул, обветрился, черты, и так не мягкие, стали еще жестче. Его серо-зеленые глаза осмотрели меня с тем же вниманием.

— Оклемалась?

— Да.

— Тебя трогать-то можно? Нигде ничего не хрустнет, не сломается?

— Нет, — я встала с кровати, делая к нему шаг, и похлопала себя по боку, — медицинский корсет еще из-за ребер носить нужно, а так вся целая.

Гранид меня обнял, но все равно настолько аккуратно и осторожно, что и не почувствовала даже. Тронул за плечи, коротко поцеловал в щеку и в висок, выдохнул с облегчением:

— Умница, Ромашка.

— Злился на меня? Что влезла, что Зверя не смогла…

— Нет. Не думай даже. Жалко пса… но случилось то, что случилось.

Опять захотелось спросить «Где же ты был?», но смолчала. Потому что обиды не чувствовала. Не пришел раньше — значит, действительно не мог. А не потому что ему наплевать.

— Я уже в курсе, что сегодня все собираются. А потом я тебя увезу к себе, согласна?

— Насовсем?

— На неделю, — серьезно уточнил Гранид, — недели нам с тобой хватит, чтобы подыскать что-то, где можно будет обустроиться вдвоем, и не слишком далеко от всего и всех? Но я ответа не услышал…

— Согласна.

Я так была счастлива, что не могла не улыбаться, даже дернуло болью поджившую губу. Второй раз Гранид обнял меня посмелее, покрепче, не зажимая в кольцо, а больше за талию. И в губы поцеловал едва коснувшись, нежно, понимал, что болит. Когда прижался щека к щеке, чуть вдохнул, я подумала, что сейчас он скажет мне что-то ласковое… но голос оказался внезапно жестким. Гранид произнес с расстановкой:

— Эта сволочь больше не тронет тебя никогда, слышишь? И никого. Не. Тронет.

Я закрыла глаза, еще теснее к нему приникла, обнимая за шею, и ничего не сказала. Пробежала короткая, почти незаметная дрожь по телу — дрожь последней закопанной глубоко внутри тревоги, что опасный, сильный враг объявится, и столкнет в пустоту. Снова этого не случится… никогда.

Мы долго так стояли. Молча. Мне было счастливо и спокойно, и Гранид, как дал самому себе разрешение расслабиться — по плечам почувствовалось, по склоненной голове.

— Дома тебя один сюрприз ждет… — услышала я его уже совсем другой, мягкий голос, и почувствовала два поцелуя в шею. — Прямо с порога, или уже на диване…

Я фыркнула, и немного от него отлипла:

— Ты нарочно с таким подтекстом говоришь?.. бессовестный. Колись, что там на самом деле?

— Я всего раз успел зверю еду в подъезде оставить. Насыпал сухого корма, чтобы не портился, и в кастрюлю воды налил. Когда сегодня в восемь утра вернулся, угадай, кого обнаружил?

Догадываясь, молчала, выжидающе глядя Граниду в глаза. Он не смог долго держать паузу:

— Тощий, как закладка, одна шерсть дыбьем светится и хвост торчком. Месяца два кошаку, не больше, оранжевый, как апельсин. Корм с краев смог пообгрызать, крупный он для него. Так что все, как под заказ — тискай и откармливай. Не знаю, мальчик или девочка.

— Он же там до вечера…

— Не умрет. Я оставил его с нормальной едой, свежей водой и старой подушкой с кресла.

И мы опять замолчали. Легкая была тишина, счастливая и спокойная. Только из коридора фоном летел легкий шум больничной жизни, и по стеклам ударил дождь.