— Что ты здесь делаешь?

— Гуляю…

— Врешь, вынюхиваешь… А что ты ей вколол, дубина? Она не расслабляется.

— Блокатор. Нет у меня наркоты… Да нормально, что надо, чип оглушить все равно бы пришлось. Эй, рыжая, а пленника нашего куда дела?

— Вы про кого?

Мужчина передо мной округлил глаза в неверии. Выше меня на голову, выбритые виски, темные, чуть вьющиеся волосы. А лицо — не зацепиться, никакое, среднее во всем — от цвета глаз до гладких черт, с плавающим возрастом от двадцати пяти до сорока.

— Ты как в палату зашла?

— Куда? — Сквозь все мои обостренные эмоции внезапно прошло удивление.

— В палату. — С нажимом и угрозой повторил он.

Второй мужчина, крепко держал меня за подвернутую левую руку и за волосы. И он после паузы подал голос:

— Инъектор возьми у меня на поясе, синий колпачок — «орхидея». Коли, да пакуем. Не нам ее расспрашивать, и не здесь. Живее!

— Погоди, мне же интересно! Нам ведь не доложат, а если второй такой прокол с побегом случится, с кого стружку снимут? Медик уже все, свое получил. Надо и нам узнать, что за лазейка для крыс, куда эта рыжая сунутся смогла. А? Не делай вид, что не понимаешь. Это ты! Я твое фото видел! Один в один, лапочка… расскажи нам секрет, и ничего, кроме удовольствия ты не получишь, обещаю.

— Делай, что я сказал! — Рявкнул напарник и чуть приотпустил захват, дрогнув сделать что-то самому, а не давая поручений. — Хватит болтать!

— Не запугаешь… — это вырвалось у меня.

И тут же пол-лица онемело. Он ударил больше для острастки, не кулаком, а тыльной стороной ладони, но ощутимо по скуле и почти в глаз. Меня никогда никто не бил за всю мою жизнь. Новый опыт пришел через несколько секунд болью, и накатывающей внутренней силой. Она была ничтожна в сравнении с их физическим превосходством, но чего-то да стоила. Не дожидаясь продолжения, свободной правой рукой, сжав кулак, дотянулась ответным ударом до носа. Целилась в пах, но промахнулась и двинула ногой ему по бедру. Извернулась, зашипев от жжения выдранных волос и заломаного плечевого сустава. Я была невысокой, но все же гибкой и крепкой. Как оказалось, еще и не трусливой, — страх был, но он не ослабил, а бил меня, как плетью, осознанием «Умирать только в борьбе!».

Мне прилетело по ребрам, по касательной, дыхания не перебило. По ногам — больно, но я перекувыркнулась, а не упала. Схватили за рюкзак опять, и за рукав рубашки — ткань затрещала, выскользнула, а из лямок я успела выскочить.

— Вот сучка!

Мне казалось, что я кручусь как взбесившаяся лиса между двух медведей. Дальше — рывок в просвет свободы, бег, и ноги меня вынесли во внутренний двор переулка — к спиленным деревьям и заросшим площадкам. Выхода не увидела, но увидела старую лавку с длинными деревянными перекладинами на бетонных подпорках. Сидушки уже не было, а две доски спинки на месте — спадали в траву на последнем креплении. Лишь бы поддалось!

Короткое выигранное время — и я вооружилась широкой доской, достаточно легкой от сухости. Содрала на ладонях кожу, — слои красок почти все слезли от выгорания на солнце и от дождей, так что древесина занозила, но я приготовилась терпеть и не отпускать своего шанса. Если не на спасение, то хотя бы на достойную драку.

— Я все равно ничего не скажу! И не дамся!

Мой голос оказался каким-то рявкающим и глухим. Не узнаваемым.

Двое преследователей догнали, но не приближались. Оба были недовольными, а тот, что держал меня в захвате минуту назад, совсем скривился:

— Придурок… Есть строгие указания… Мы дружить хотим, девочка. Эту дубину его величество накажет, вот увидишь. Компенсируем тебе неудобства…

— Ты еще надейся, что она в машину с тобой сядет, — «дубина» потер ушибленный нос, из которого я не смогла выбить ни капли крови, и хмыкнул: — Посылку не забудь забрать… А ее силой.

— Она кусается, видишь же… Покалечим, и нас потом покалечат… мля, как можно было так напортачить?! Даже если притащим, он увидит, что помяли. Царьку ни слова… Хорошо. Отбой. Сегодня твой день, рыжая. Но только сегодня.

И они ушли.

Какое-то время я стояла на этой площадке. Потом села. Подождала пока протрясет, и глубокое дыхание вместе с пульсом вернется к норме. Они вернулись, но нервы все еще пускали по телу ток. Болело все, даже там, где меня почти не задели. Лицо, бок, руки, ноги, затылок саднило…

На всякий случай я дотащила свою дубину до места, где остался мой рюкзак. Нашла его и один наушник. Второй улетел безвозвратно. Пошарив еще глазами, увидела инъектор. Достала сухие салфетки и аккуратно подобрала его, — на нем мог быть отпечаток. Отдам в надежные руки, зря у меня что ли следователь в друзьях?

На периферии скользнула тень, и я снова вскинулась. Но спасительный адреналин не взбодрил, ресурс исчерпался, сил драться не осталось. А когда разобрала, кто это, на глаза полезли слезы. Выкатились парой крупных градин и тут же иссякли:

— Андрей!

Кухня была совсем крошечной — шестиметровой. Эта тесная и неудобная планировка встречалась в самых старых зданиях трущоб. Я даже не знала, что в такие квартиры могли вселять кого-то. Но есть и вода, и электричество, и путь к подъезду аккуратно расчищен.

— Вспоминается как я своему братишке коленки зеленкой мазал, — сказал Андрей, обрабатывая мне одну руку перекисью. — И он точно также не слушался, и везде лез, не понимая опасности.

Второй рукой я держала у скулы полотенце с бутылкой холодного молока. Убедившись, что серьезных ран нет, мы решили, что обойдусь без скорой, и Андрей довел меня до своей квартиры. Оказалось то, что она была всего через две улицы от Лазурного. И он прибежал бы к двенадцатому гораздо быстрее меня, если бы звонок застал его дома, а не в полутора кварталах севернее.

За самодеятельность мне влетело. Он отчитал меня, как маленькую и несмышленую девчонку, не постеснявшись даже крепко ругнуться. Но никакого раскаянья я не чувствовала, наоборот, гордилась собой. Я не струсила. Я дралась!

— Какой знакомый синяк на плече, — поморщился Андрей, — такой паутиной малая доза «зверобоя» след оставляет. По-хорошему тебе бы сейчас все-таки в больницу…

— Я нормально себя чувствую. А торчать в клинике… лучше сразу убьюсь! И, мало ли что там, еще запрут на принудительное лечение.

— Точно нормально? Не мутит, не болит голова, язык и глаза не сохнут?

— Да, живая я, только помятая.

Я успела рассказать Андрею по пути сюда и о карте трущоб во Дворах, и о реакции ее на имя Ильи. Он поделился, что уже о репутации этого переулка наслышан. Все местные предупреждены: гулять там или тем более глазеть нарочно, не приветствуется. Это не Колодцы, он уверен, а место встреч с гонцами. Были в трущобах такие люди, что помогали колодезным за деньги или те же наркотики, — проводили быстрее и тайно по своим ходам, или носили посылки с мегаполиса.

— Как раз в тему: я Карину нашла! И узнала, что в старом Сиверске, здесь, кроме Дворов и Колодцев есть еще Мосты и Убежища. Даже побывала в них. Вот они — ходы для гонцов…

Андрей слушал внимательно. Не вел записи моих «показаний», не снимал на видео, даже не записывал от руки на лист. Такое к делу не подошьешь, верно. Он сопоставлял факты в своей голове и глаза нехорошо тускнели:

— Илья на них работает. Выходит все так… и если Карина…

— Он тот парень, что следил за мной зимой. Посмотри запись снова — вот таким он сейчас вырос. Очень высокий, светловолосый.

Да, следователь уже знал о репутации дома на Лазурном и, кажется, успел узнать и мой характер, раз сказал «Сама не суйся». Я посмотрела на него с сочувствием и захотелось повторить слова Тимура — должны быть обстоятельства, которые бы оправдали его брата.

— Инъектор я заберу, отдам при первой же возможности коллегам.

— Карина рассказала мне, что в Колодцах не только наркоманы. Там еще и пленных держат ради жестокого развлечения. Это правда? Ты знал?