— Здравствуйте. С новосельем вас! Я ваша соседка из 19–21…

— Спасибо! Извините, секундочку!

Голос принадлежал женщине. В квартире шумели рабочие, которые монтировали к стене подъемный диван, а хозяйку через открытую дверь я увидела только тогда, когда та выглянула из-за кухонного стеллажа. И эта была та самая потеряшка из метро…

— Наташа, — улыбнувшись, она протянула мне руку, — рада знакомству.

— Эльса… Взаимно.

И пожала ее крепкую ладонь. Удивительно — в годы повального отказа от славянизации имен, когда даже такие зрелые люди, как мои родители стали менять по паспорту Алексеев на Алексисов, а Надежд на Надин и называть детей сразу Филами, Энтони и Констансами, вдруг появилась Наташа. Не Натали, не Нэйти. И это уже который случай — что с Виктором, если он существует, что с этим Гранидом. А она и в мыслях себя звала Наташкой!

— По правде? — Сорвалось с языка прежде, чем сообразила, что это не вежливый вопрос.

— Наталья по регистрационным данным. Знаю, все переспрашивают. — Тут она замешкалась. — А вы у меня занимались, нет? Лицо ваше кажется знакомым. Я инструктор по йоге и пилатесу.

— Нет, не занималась.

— Ёрик!

Все это время йорк ворчал и погавкивал, а когда басовито гавкнула и такса, Наташа прикрикнула в сторону кресла:

— Таксофон! Извините, они мешать не будут. Никакого шума от них нет, когда оба в квартире. Я их почти по породам назвала — йорка Ёрик, а таксу Таксофоном.

Я натянуто улыбнулась, думая о странных превратностях судьбы и борясь с искушением немедленно нацепить наушники.

— Верю. Я тоже не буду вам больше мешать, обустраивайтесь. У нас хороший полихаус.

— Если вдруг что понадобится и я смогу помочь, стучитесь по-соседски, буду рада. А как все обустрою, приглашаю на чай или кофе, что больше нравится.

«Стучитесь по-соседски». Не протянула персоника для обмена номерами, не отделалась формальным знакомством. Искренне у нее это прозвучало, словно она сама так и жила всегда, в ее мире были столь же устаревшие понятия о соседстве, как и ее имя.

Чувство чего-то простого и давно ушедшего, меня пробрало до мурашек. И мне это понравилось, очень. Если хоть раз кто знавал таких людей, то по ним скучаешь. Особенно в мегаполисе, в полихаусе, в мини муравейнике мега муравейника.

И все же, как удивительно, что именно она, та самая Наташка-потеряшка, из трех миллионов жителей оказалась моей новой соседкой! Уже уходя, заметила краем сознания, что лицо у нее уже не такое напряженное, как тогда, в метро. Она казалась более счастливой. И где ее семья? Те самые муж и дочь, про которых она думала?

На следующее утро я проснулась как никогда вдохновленной и бодрой. Меня больше не терзали, как накануне, самоедские мысли о собственных реакциях и поступках. В моей голове, как свежая идея, царила уверенность, что все будет хорошо, ведь та цепочка необычных событий не прервалась. Да, вчера я не попала во Дворы, но зато познакомилась с той необычной попутчицей, чьи мысли читала! А это значит, что впереди будут новые повороты.

В коридоре утром, как шла на занятия гимнастикой и как возвращалась обратно с продуктами на день, соседку не встретила больше. И из квартиры звуков тоже не слышала. Встреча с редактором завтра, поэтому весь день ушел на работу. Декабрь был загруженным в заказах месяцем и приходилось чуть уплотнять свой график, а некоторым новым заказчикам, что хотели свой ролик к новому году, отказывать. Деньги теперь мне нужны как никогда, но я бы физически не успела.

Ощущение бюджетной опустошенности сгладилось быстро. Практически сразу, как поступило две предоплаты и одна полная оплата за уже готовый юбилейный клип на целых четыре минуты. Есть работа, а значит, пенсионный фонд накопится снова. И меня еще надолго хватит, даже отец с матерью до сих пор не бросают своего дела, живя на доходы, а не на сбережения.

Дважды во время перерывов, хотелось выйти и постучаться в гости к Наталье, но я не решалась. Не нужно было нагнетать и торопиться, тем более, что в разгар дня и вечером она вполне могла быть на работе — вести свои занятия по ей известному графику. Могли и встретиться вновь случайно в коридоре или на улице. Наверняка соседка будет водить гулять своих питомцев на специальную площадку в квартале отсюда.

Увы, ни вечером, ни даже к ночи, как я не прислушивалась, активности не услышала. Я даже включала музыку в персонике, подходила к смежной стене, так, на всякий случай проверяя — не транслируется ли от Натальи что-то мысленное, если она там? Но там ее или совсем не было, или стена выступала блокатором, или этот принцип не всегда срабатывал.

И потекли дни.

Вместе с этими днями, не смотря ни на что, крепла моя надежда на чудеса. Пусть, в какое бы время я ни приезжала в трущобы, арка была закрыта. Поиск телефонного номера и способа связаться ни к чему не привели. Его не существовало даже в тех старых телефонных справочниках, когда еще числились шестизначные номера в Сиверске.

С Натальей я так ни разу больше и не столкнулась — весь этаж словно вымер и я одна ходила по коридору от лифта до своей двери и обратно.

Настроение чуть портило то, что неожиданной проблемой для меня стал редактор. Этот лгун игнорировал все договоренности о встрече, на которые никак не хватало времени, но его хватало на то, чтобы позвонить или написать мне сообщение о том, что он «сожалеет». Гад, истинный гад, права была мама, игнорировал меня, затягивал время ближе к новому году и, признаться, бесил все больше своим стилем общения.

В одних только ожиданиях я промаялась не одну неделю — лишь в работе, в визитах к родителям и тете, и в крепкой надежде на продолжение истории.

В один из таких авральных вечеров за рабочим компьютером от вдохновения меня отвлек звонок. Я включила громкую связь на персонике.

— Здравствуйте, Эльса. Вам удобно разговаривать?

— Здравствуйте. Да, слушаю.

— Это следователь Андерес Черкес. Вы можете приехать завтра в первой половине дня?

— Конечно. Могу быть к десяти.

— Договорились. Спасибо.

Я ожидала событий. Но вызов к следователю?

В кабинете теперь было двое — следователь и соцработник, назвавшийся по должности а не по имени. И, как только я его увидела, то узнала. Второй потеряшка, мужчина все из того же метро, за которым я следила в тот вечер, когда наткнулась на наркомана. Глупой улыбки сдержать не удалось.

— Проходите, — повторил Андерес, — что вас смущает?

— Если вы меня вызвали по делу этого Гранида, то я ничего нового не вспомнила.

— Да, по его делу, но новые показания мне не нужны.

Я прошла и села на свободный стул, жалея, что сейчас не та ситуация, чтобы надеть наушники. Не то чтобы мне так сильно хотелось слышать именно его мысли, мне был важен сам факт повторения этого эффекта. Я хотела проверить возможность этой аномалии, если повезет, то понять и принцип, попробовать включить в это же время и запись. Поэкспериментировать.

— Он поправляется.

— Что?

— Он по-прав-ля-ет-ся. — Сказал, как глухой старухе, погромче и с расстановкой.

— А, ну, да… Это хорошо.

— Удивлен, что вам все равно. Вы даже не приходили в больницу ни разу.

— А зачем? Уверена, что контракт на услуги соблюдается по каждому пункту.

— Хм… ну ладно. Мне казалось, что вы вовлеклись в эту историю и вам будет интересно, что с ним случилось на самом деле.

— Нет, я не вовлеклась.

Следователь помолчал немного, а я, в ожидании, посмотрела в сторону соцработника. В чертах у него явно было что-то восточное. Прямо на языке сидело обращение «Тамерлан», имя или прозвище, которое запало в память сразу. Но здесь он не представился. Я вздохнула и заметила, что следователь смотрит на меня с вопросом и недоумением. Мое выражение лица, видимо, не вязалось с какими-то его ожиданиями.

— Так зачем меня вызвали?

— Гранид почти ничего не помнит из своего плена. По экспертизе понятно, что примерно пять недель он провел в месте, где сначала ему занесли инфекцию, а позднее стали колоть «орхидею». Странный и сложный такой способ убийства.