— Только им уже не помочь было.

— Умерли?

— Наркоманы — да, но не все и уже в последствии. Если родственники спасали, вылечивали, таких, увы, мало. Лишь двоих нашли сразу мертвыми — погибшими от падения с высоты, и одновременно с передозом наркотика в крови. Изощренное убийство местных богатеев. Эльса, эта информация не для чужих ушей… дальше объяснять?

— Я понимаю. И не болтлива.

— Дело давно в тупике. Людей, которые хоть в чем-то попадали под подозрение, почти сразу находили с выкорчеванной памятью. Чертова коллекция не исчезает, а до сих пор ее как-то изготавливают или достают…

Зацепившись за то, что он сказал, я перебила:

— Что за коллекция?

Андрей опять заколебался в неуверенности, во что стоит посвящать меня — совсем стороннего человека. Он подтвердил:

— Не хотел о грязи. А приходится. Не слишком тайна, но… В Сиверске существовала клиника, она же фарм. лабаратория, врачи и химики там разрабатывали новые препараты для анестезии, чтобы уменьшить побочные эффекты тех, что уже применялись, или создать совсем новое. Удалось. Только вместе с прочим, из их стен вышли три… «Гербарий» называется — три препарата, с разным воздействием на организм человека. Наркотическим — «Орхидея», амнезирующим — «Незабудка», и парализующим — «Зверобой». Последний колеблется от дозировки — маленькая всего лишь отключает связь от вживленного чипа, так что персоник не сможет принять сигнал от тела, хоть что с ним делай. А вот большая доза убивает, максимальная — убивает мгновенно. Клиника давно закрылась, а «гербарий» до сих пор здесь в ходу. Уверен, что склады или действующая лаборатория до сих пор есть именно в этих трущобных дырах. И найти их нужно!

— Я понимаю… — кивнула задумчиво, поежившись от нервного чувства совпадения, что все это всплыло так близко по времени — едва родители обмолвились о том, на что подписались в те годы, как и следователь рассказал. Повторила: — Я понимаю…

— Прав я в том, что твой знакомый — человек оттуда?

Я дотронулась до локтя Черкеса, останавливая его. Мне не хотелось идти дальше, — там было совсем неуютно. Теплый антициклон, не свойственный февралю, растопил предыдущий снег и добавил грязи на улицы. И сам воздух напитался сырой влажностью. Казалось, что дождь вот-вот пойдет снова и зарядит на весь оставшийся вечер, как и вчера.

— Это не моя тайна, но скажу, что могу — есть места светлые, а есть темные. Я случайно попала к первым, и там нет плохих людей. Они не носят персоников, чипов, у них нет компьютеров. Просто живут и никому не мешают. Гранид попал в темное место. Что делается там я не знаю, и надеюсь, что не узнаю никогда.

— Мне нужно поговорить с твоим знакомым.

— С полицией? Он не пойдет на это.

— С кем-то другим оттуда. Кто-нибудь, но может же согласиться? Я годами топтался на месте. А теперь поймал удачу за хвост… и отступать не буду. — Следователь даже ткнул в меня пальцем, но слова его прозвучали не зло, без угрозы. — Все складывается одно к одному, не случайно. Ты, я, Тимур Дамир, у меня уже мозг заржавел от бесплодных поисков, а тут такие тектонические плиты сдвинулись… Не-слу-чай-но!

— А при чем здесь соцработник?

— Зачем была та слежка за ним, когда нашелся Горн? — Ответил он вопросом на вопрос. — Давай на доверии. Не могу избавиться от чувства, что знаю тебя давно и хорошо, и не как следователь прошу, а как обычный человек — правда за правду.

Мы остановились посреди бульвара, и я высматривала в его лице то, что мне было нужно, — способность поверить в ненормальное. Но про чтение мыслей все же утаила. Сказала так, как и самому Тамерлану объясняла:

— Мне показалось, что я его знаю. Сомневалась, колебалась, шла следом, все не решаясь подойти и заговорить, напомнить о себе. Загвоздка в том, что ничего конкретного не назвать, одна неуверенность… вот как со мной. Откуда ты, например, меня знаешь? Так и я не могла сказать про него. Не могу сказать про тебя. И…

Едва не сболтнула про Наталью, но вовремя замолчала.

— Я пробил по старым пропискам, — в конце сороковых мы все жили недалеко друг от друга. Мой брат пропал летом сорок восьмого, его признали мертвым, тела не нашли, только окровавленную одежду. Виновным признали некого Азара Дамира, осудили, назначили срок, и тот умер в тюрьме.

— Это отец Тамерлана?

Тот свел брови:

— Еще одно не случайное совпадение — это прозвище и мне знакомо, хотя я уверен, что никогда не слышал его.

В моей голове рассказ родителей удачно вошел, как в нишу, в общую сборку фактов. И я задала вопрос, на который почти знала ответ:

— А что ты помнишь про то якобы убийство? Про то лето?

— Ни-че-го… Сошлось? Я успел спросить и самого Тимура об этом же, и он тоже ничего не помнит. У тебя есть версия?

— Мы действительно знали друг друга, познакомились именно тогда, не раньше. Буквально два дня назад отец и мать признались, что отправили меня лечиться в клинику после страшного преступления, где я оказалась свидетельницей, и «Незабудку» они тоже назвали. Сошлось?

Андрей задумчиво кивнул. С его слов — убийства вообще не было. Я хотела спросить — пересматривал ли он то старое дело, ведь сам полицейский, доступ есть, имена свидетелей есть…

— Теперь я понимаю, почему документы так вымараны. Ювенальная защита, секретность, никаких имен — только само имя жертвы и имя осужденного по делу. Даже отца, матери или меня нет среди допрошенных в протоколе. Там вообще практически все отсутствует.

— Ты можешь выяснить подробности у родителей… они живы?

— Отец нет, давно умер от алкоголизма. Мать в хосписе, последняя стадия рака. Она не сможет рассказать. Езжу к ней каждый день, но она едва меня узнает… все, что было, отдал, все продал, везде влез с долгами, а не помогло, — рак ее добивает.

Андрей сказал это просто, без колебаний, как если бы на самом деле рядом стояла не чужая и малознакомая, а давняя подруга, или даже родственница. И поделиться можно.

— Сочувствую…

Я опять подумала, что если бы у меня был брат, он был бы именно таким. Я улавливала нечто общее, и оно сходилось именно на этом старом заброшенном городе. Трущобы. Дома. Поиск утерянного. Опека над кем-то, в ком нет силы жить без помощи, а у него — при смерти.

— Андрей, я не обещаю, что смогу вывести тебя на кого-то из своих новых знакомых там, в… светлых местах. Но как только что-то узнаю о Колодцах, — так их называют местные, свяжусь, позвоню, сделаю все, чтобы помочь с их поисками.

— Не сомневаюсь. Спасибо, Эльса.

Мы развернулись и пошли обратно к началу бульвара.

— Как ты думаешь, те двое, что пытались следить за тобой — из Колодцев?

— Не уверена. Но все может быть. Откуда-то они в курсе, что через меня можно выйти на Гранида. Их цель — он.

— Пока дело Горна не закрыто, идет следствие, вся информация засекречена. То, что ты оплатила лечение, дала регистрацию — нет ни в одной базе данных. Тебя хоть кто-то в ту ночь видел, когда ты ему скорую вызвала?

— Нет.

— Парня вычислить не удалось — через турникет он прошел призраком. А вот девушка с персоником. Она засветилась. Карина Миллер. Айтишница в соцслужбе, уволилась три года назад, нигде не числится, зарегистрирована по адресу служебной комнаты в малом кольце полихаусов. Ни найти ее, ни допросить я не могу — она исчезла с радаров. Последний след — как раз посещение метро в тот вечер, когда вели тебя. Что еще интересно… с трудом, но я нашел еще одну запись ее поездки в метро, в декабре.

— И что там интересного?

— Куртка. Серо-голубая с красными вставками, — именно такая была надета на Горна в ночь его побега из притона. Он пока вспомнить не может, но складывается картина, что именно эта девушка ему помогла, и для хоть какой-то теплоты, поделилась одеждой. Я отправил Карине уже три запроса с просьбой прийти для дачи показаний по делу Гранида Горна, как свидетельнице, но там тишина. Даже пеленгация не срабатывает, персоника как нет.

— Она тоже стала системным призраком?