Винокуров взглянул на собеседника, почувствовав необычную интонацию в его голосе. Ему хотелось задать очень важный вопрос, но он тоже разволновался, как человек накануне открытия тайны, которая в состоянии повлиять на всю его дальнейшую жизнь.

— Я понимаю, о чём вы хотите, но не решаетесь спросить, — после недолгой паузы заявил Карамазов. — Не знаю, Денис Васильевич, наверняка ничего сказать не могу! Да, Морев — человек крайне вспыльчивый и злопамятный. Возможно, что во время ещё одной случайной встречи с Оксаной он внезапно вспыхнул и... В подобные минуты он себя просто не контролирует. У меня есть лишь косвенное свидетельство того, что он мог быть убийцей вашей жены.

— Какое же?

— В тот день, когда весь кантон, охая и качая головами, обсуждал печальную новость о падении молодой женщины со скалы, Морев, напротив, был особенно оживлённым и даже радостным — я сам это видел...

Они дошли до конца Английской набережной, повернули обратно и остановились возле Николаевского моста. Денис Васильевич уныло молчал, да и его собеседник выглядел не лучше Ссутулившись, втянув голову в плечи и глядя себе под ноги, Карамазов и производил впечатление совершенно потерянного человека.

— Вы, случайно, не помните, — вдруг спросил он, — какой поэт написал такие строки:

— Я никогда ничего подобного не читал и не слышал, а память у меня хорошая.

— Удивительно. Неужели это я сам сочинил? Вот уж не подозревал у себя подобных талантов... Но нет же, не может быть… — грустно пробормотал Карамазов — Впрочем, всё это пустое… Вы ничего не хотите сказать мне на прощание?

— А чего, собственно, вы от меня ждёте?

— Но вы хоть не держите на меня зла?

— За что? — И Денис Васильевич криво усмехнулся. — К счастью, вы вовремя увлеклись теософией, но на смену вам пришли новые злодеи!

— Как ваша голова, почтеннейший Макар Александрович? — сочувственно поинтересовался Кутайсов, входя в кабинет следователя. — Кстати, с этой белой повязкой на лбу вы похожи на раненого паладина.

— Какой ещё, к чёрту, паладин! — скривился следователь, указывая посетителю на стул. — Я уже слишком стар, чтобы сносить удары револьвером по макушке.

— Очень болит?

— Ещё бы. А ты с чем пожаловал? — И следователь мельком глянул на свёрток в руках у журналиста. — Опять эта проклятая рукопись?

— Совершенно верно.

— Судя по всему, мы с тобой являемся главными и единственными читателями сочинений этого злодея. Что на этот раз?

— Новое озарение!

— Везёт же тебе на подобные штуки! При этом даже по голове стучать не надо...

— Иронизируете?

— Завидую. Ладно, что ты там опять придумал? — И Макар Александрович с нескрываемым любопытством приготовился слушать.

— А вот что... — И Кутайсов не спеша развернул рукопись. — Но для начала вновь небольшое отступление. Ну, не кривитесь, господин следователь, я же не просто так болтаю! Дело в том, что любой начинающий автор, он же графоман, устроен весьма простым образом, поскольку следует элементарному правилу: «Что вижу или испытываю — о том и пишу».

— Ты же, помнится, признавал его неплохим писателем?

— Да, но в потенции, когда набьёт руку и приобретёт необходимые профессиональные навыки.

— Вот посадим его в острог, а потом оттуда выйдет новый Достоевский, — усмехнулся Макар Александрович. — Ладно, что дальше?

— Я внимательнейшим образом прочитал все описания тех мест, где происходило действие. Большинство из таких описаний сделаны весьма абстрактно — «широкая гладь воды, сверкавшая в лучах заходящего солнца как драгоценный камень», «холмы, одетые богатейшей лесной растительностью» и тому подобное. Однако есть одно место, обрисованное с фотографической точностью и содержащее запоминающуюся примету. Вот, послушайте сами: «Берег имел неправильное очертание, а самое удобное место для причала каноэ находилось в небольшом заливе по соседству с острым и низким мысом, на котором росла кривая и одинокая столетняя сосна». Что вы на это скажете, дорогой Макар Александрович? Эта одинокая сосна, якобы росшая на берегу реки Делавар, вам никакой пейзаж — из наших родных, питерских — не напоминает?

Гурский наморщил было лоб, но тут же скривился от внезапно нахлынувшей боли. Журналист заметил его гримасу и сочувственно улыбнулся.

— Не надо, не напрягайтесь, я вам и так скажу. Не далее, как неделю назад я был на Крестовском острове и видел на берегу залива именно такую сосну!

— Найти это место сможешь?

— Разумеется.

— Тогда вперёд, на поиски! Кстати, как нам туда быстрее добраться — на катере или в автомобиле?

Кутайсов посмотрел на часы.

— Вообще-то на катере было бы удобнее, поскольку эта сосна, как я уже говорил, стоит на берегу Финского залива. Однако в октябре быстро темнеет, ветер холодный и вода ледяная, так что я предпочёл бы закрытый автомобиль.

— Комфорт любите, молодой человек?

— Очень.

— Впрочем, я тоже. Кстати, — вставая с места и начиная собираться, иронично заметил Макар Александрович, — если нам удастся там найти что-нибудь, кроме кривой столетней сосны, то ты получишь от меня прозвище Мудрый Следопыт и пару новеньких мокасин в придачу!

— Рад видеть, что никакие удары судьбы не лишили вас прирождённого остроумия! — не остался в долгу журналист.

— Особенно те, что наносятся тяжёлыми и тупыми предметами, — пробормотал следователь, уже надев пальто и теперь пытаясь нахлобучить шляпу на свою забинтованную голову.

Ехать пришлось довольно долго: сперва они из начала в конец пересекли весь Каменноостровский проспект, затем переехали мост через Малую Невку и вновь пересекли ещё один проспект — на этот раз Морской. Когда автомобиль остановился на дальней оконечности Крестовского острова — там, где кончалось шоссе и начиналась просёлочная дорога, — уже совсем стемнело и стал моросить мелкий, но холодный и противный осенний дождь. Такой же дождь летом, да ещё в солнечную погоду, вызывает совсем иные чувства...

Приказав шофёру подождать, Гурский последовал за журналистом, который уверенно повёл его по хорошо утоптанной тропинке к ближайшему берегу. Они прошли между несколькими рядами огороженных заборами дач — в большинстве домов горели огни и даже играла музыка, — миновали небольшую берёзовую рощу и оказались на открытом месте.

— Дальше идти бесполезно, — заявил Кутайсов, поворачиваясь к следователю, — вон тот самый мысок, на оконечности которого торчит кривая сосна. Вот только никаких каноэ поблизости не наблюдается.

Макар Александрович набрал в грудь побольше свежего воздуха и беззлобно чертыхнулся.

— Если мы собирались полюбоваться на лунный пейзаж, то лучшего места не найти, — сказал он.

И в самом деле, ветер с залива быстро разогнал низкие облака и над миром воссияла яркая, словно бы хорошо промытая луна.

— А чего вы, собственно, хотели? — словно бы оправдываясь, отвечал Кутайсов. — Скорее всего, господин Морев снимает одну из ближайших дач и ходит сюда гулять, но, согласитесь, было бы странно надеяться, что нам повезёт и мы сможем застать его под этой чёртовой сосной!

— Ты прав. Придётся вернуться сюда завтра с отрядом городовых и поочерёдно обыскать все эти дачи, — согласился следователь, после чего они не спеша, той же тропинкой направились к оставленному автомобилю. — Однако твоё награждение званием Мудрый Следопыт и почётными мокасинами пока отменяется.

— Ничего, я подожду, — усмехнулся журналист, — тем более что из ваших рук мне будет приятно получить любую награду. Я о другом жалею — что меня никогда не наградят орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени!