Унылый, раздражённый и изрядно замёрзший Денис Васильевич вернулся домой и, первым делом, выпил рюмку коньяку. Затем выкурил сигару, устало бросился в кресло и повернулся к окну, за которым быстро темнело. Минут через десять в дверь кабинета постучали.

— Кто там ещё? — не поворачивая головы, вяло спросил он и через мгновение услышал за спиной лёгкий шелест женского платья и нежный голос жены:

— Привет, к тебе можно?

— Конечно, милая, заходи. — И он вместе с креслом обратился навстречу Елене.

Подойдя ближе, она поцеловала его в голову, обдав тонким и каким-то очень родным запахом своих любимых духов Gabilla, после чего слегка отстранилась и внимательно посмотрела в лицо мужа.

— Ты чем-то опечален?

— Да нет... Просто устал.

— Я пришла сказать, что пока ты отсутствовал, тебе звонил Макар Александрович Гурский.

— И что ему было надо?

— Он просил передать, что нуждается в твоих услугах. Если ты согласен ему помочь, то завтра в два часа дня тебе надо быть на набережной Волковки — вот, я записала номер дома и квартиры, — и она подала ему вырванный из блокнота листок.

— А какого рода услуга от меня требуется, он не говорил? — на всякий случай поинтересовался Денис Васильевич, лениво просматривая записку жены и удивляясь тому, как быстро бумага сумела впитать аромат её духов.

— Нет, но зато он сказал, что, кажется, ему удалось выйти на след похищенной у Ольги броши.

— В самом деле? Ай да Макар Александрович! Завтра обязательно туда съезжу.

— А сегодня почему ты такой грустный?

Денис Васильевич покачал головой и со слабой улыбкой посмотрел в озабоченное лицо жены.

— Может у человека начаться зимняя депрессия? Особенно в такую погоду, когда всё кругом то серое, то чёрное.

— О, это конечно, — проворно сказала она, подходя к его письменному столу и начиная сосредоточенно переставлять находившиеся там предметы — письменный прибор, пепельницу, книги, ручки, её собственный портрет в рамке, — причём делая это с таким видом и стуком, словно сама с собой играла в шахматы. — Но ты же сам мне говорил, что нельзя поддаваться такой депрессии, с ней обязательно надо бороться. Помнишь?

— Конечно. И всё это правильно.

— Так не хочешь куда-нибудь сходить?

— Куда, например?

— Ну, допустим, на каток...

Произнеся эту фразу, Елена замерла и подняла голову. Несколько секунд они внимательно смотрели друг на друга.

— Ты всё это время за мной следила? — тихо спросил Денис Васильевич.

Ответом были стремительный, почти судорожный кивок головы и потупленный взор.

— Но зачем ты привязала своё кашне к фонарю кареты? — неожиданно вспомнил он.

— Надеялась, что ты вспомнишь обо мне и одумаешься, — опуская голову, пролепетала Елена.

— Милая ты моя! — с горячей нежностью воскликнул Денис Васильевич, привлекая её к себе. — Так что же ты молчала, если тебе всё известно?

— Мне ничего не известно. Я даже не знаю, кто эта девушка и как ты с ней познакомился, — разумеется, Елена лукавила, но ей чисто по-женски хотелось вызвать мужа на полную откровенность, чтобы возникшее при этом чувство вины удержало его в будущем от повторения подобных приключений.

Именно поэтому она даже не стала рассказывать о том, что её кашне к фонарю кареты мадемуазель Васильчиковой привязал не кто иной, как Макар Александрович Гурский. Всё началось тем вечером, когда они вернулись из театра, и ей удалось подслушать у двери кабинета телефонный разговор мужа с фрейлиной. Уже на следующий день Елена позвонила следователю и попросила его выяснить, с кем встречается Денис Васильевич. Гурский не только добросовестно выполнил это поручение, но и поведал ей о происшествии на балу.

«В сущности, это я во всём виноват, — покаялся он, — и за это уже наказан! Если бы я не отдал ему свой билет, а отправился на бал лично, тогда именно мне, а не вашему супругу достался бы тот загадочный поцелуй! А ведь я — старый холостяк и воспринял бы сей подарок судьбы совсем иначе...»

— Так что это за девушка? — повторила она.

— О, это было дело странного случая! — Винокуров вдруг почувствовал такое облегчение, что немедленно пересказал жене ту памятную сцену на балу. — То есть она приняла меня за Гурского — только и всего, — закончил он.

— Вот и отпускай тебя после этого куда-нибудь одного! — с весёлой, приятно удивившей его досадой воскликнула Елена, делая очаровательную гримасу.

— Ты совсем не ревнуешь?

— А что — у вас с ней были ещё какие-то встречи, помимо той, что в карете и на катке?

— Да, однажды я сопровождал её к Распутину... — Денису Васильевичу не слишком-то хотелось рассказывать эту историю, но, раз начав откровенничать, он уже не мог остановиться.

— О, ну теперь я уже ничего не опасаюсь! — воскликнула Елена, внимательно выслушав всё до конца. — Какая же молодец эта фрейлина!

— Чем это?

— Тем, что вернула мне моего мужа, а Семёну его жену. Надеюсь, Ольга не будет слишком переживать, когда я, с твоего позволения, перескажу ей эту историю?

— По-моему, не будет.

— И всё-таки я бы хотела узнать ответ на главный вопрос, — усаживаясь к мужу на колени и обвивая тёплыми руками за шею, сказала Елена.

— Какой именно?

— Чем же я тебя не устраиваю, что тебе так хотелось мне изменить?

— Вовсе нет, не выдержав этого ласкового упрёка, горячо запротестовал Денис Васильевич. — Дело совеем не в этом, и ты у меня — дивное совершенство! Вероятно, эта случайная встреча на балу совпала с тоской по давно ушедшей молодости, когда я был так падок на подобного рода приключения.

— О, мой бедный, постаревший авантюрист — тебе бы надо сыграть у нас роль Казановы вместо этого напыщенного итальянского павлина.

— А он не пытался за тобой ухаживать?

— Разумеется, пытался.

— И что? — насторожился Денис Васильевич.

— Завтра у нас с ним встреча возле Казанского собора, — с таким многозначительно-комическим видом заявила Елена, что он сразу всё понял и засмеялся. — Кстати, как я играла?

— Замечательно. Просто глаз нельзя было отвести! И платье восемнадцатого века тебе очень идёт.

— Правда? — Елена принялась покрывать тёплыми, душистыми, лёгкими поцелуями его лоб, глаза, щёки — и так продолжалось до тех пор, пока он не воспылал до такой степени, что положил руку ей на затылок и твёрдо прижался губами к её губам. Через минуту, она освободилась и тут же шепнула: — Пойдём в спальню, хорошо?

Денис Васильевич понял, что жена давно готовилась к этому предложению, стоило ей снять платье и остаться в модном, никогда не виденном им ранее, лёгком кружевном белье. Но ещё больше открытий ждало его в процессе долгожданных любовных объятий! Оказалось, что Елена может быть на удивление упоительной возлюбленной, умело сочетающей чарующую нежность и чертовски возбуждающую непристойность!

— Да уж не Ольга ли тебя этому научила? — шутливо спросил он немного погодя.

— Во всяком случае, не итальянский любовник, — в тон ему отвечала Елена, — так что можешь быть спокоен.

— Но я вовсе не хочу успокаиваться! — пылко заверил муж. — К чёрту всякое успокоение!

«Придётся смириться с тем, что в моей жизни были лини, три чудесные молодые женщины — Надежда Симонина, Оксана Кирилова и Елена Рогожина, — уже глубокий ночью думал про себя счастливый и вдохновлённый Денис Васильевич, — а четвёртой, уж видно, не бывать... — Он повернулся к сладко спавшей Елене и нежно привлёк её к себе: — Ну и слава богу!»

— Как вы меня нашли? — изумился Морев, открывая входную дверь и подозрительно уставившись на стоявшего перед ним «профессора чёрной и белой магии».

— Да уж пришлось постараться, — избегая его взгляда, отвечал Щеглов. — Позвольте войтить, у меня к вам важнецкий разговорец имеется.

— Какие у нас с вами могут быть разговоры?