— Отчего же мне возражать? — неуверенно пробормотал Денис Васильевич.

Спустя минуту карета медленно тронулась вдоль набережной.

— Зачем вы хотели меня видеть?

— Затем, что не могу забыть того поцелуя, — всё так же неуверенно отвечал Винокуров, прекрасно сознавая невыносимую пошлость этой фразы и мысленно проклиная собственную непредусмотрительность. Вместо того чтобы предаваться умиляющим воспоминаниям, надо было заранее сосредоточиться на том, что именно говорить и как себя вести на предстоящем свидании!

— Однако вы женаты?.. — вопросительно протянула мадемуазель Васильчикова.

— Увы!

— Почему увы? Вы несчастливы в браке?

— Напротив, я люблю свою жену.

Фрейлина бросила на него удивлённый взгляд и зябко передёрнула плечами.

— Впрочем, меня это совершенно не касается, — холодно заявила она.

— Что с вашей тётушкой? — поторопился спросить Денис Васильевич, чувствуя, что разговор идёт совсем не так, и он одну за другой совершает все глупости, которые только возможны. — Как обстоят дела с её просьбой императрице?

— Плохо. Об этом я и хотела вам рассказать. Тамара Антоновна настолько обезумела, что обратилась за помощью к самому Распутину.

— Вот как? И что же?

— Он обещал помочь, и теперь тётушка ждёт результатов его разговора с государыней. Однако я очень опасаюсь, что добром это не кончится.

— В любом случае вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

— Благодарю.

Карста продолжала двигаться, но, поскольку занавески были опущены, Денис Васильевич мог только предполагать, где они сейчас находятся. Свидание явно не удавалось, и он ощущал себя всё более неуверенно и тревожно, причём причина этой тревоги, поднимавшейся откуда-то из глубины подсознания, была ему совершенно непонятна.

Поэтому он даже обрадовался вопросу, прозвучавшему после долгой и неловкой паузы:

— Вас что-то беспокоит?

— Да, — стараясь не смотреть на фрейлину, глухо отвечал он. — Я неважно себя чувствую.

— Лжёте! — с неожиданной резкостью заявила она. — Вы наверняка сейчас думаете о своей жене!

— Вовсе нет, с чего вы это взяли?

— Любая женщина интуитивно чувствует подобные вещи. Но как вы смели позвать меня на свидание, если, как вы сами только что признались несколько минут назад, любите свою жену и постоянно о ней думаете?

Этот вопрос, заданный самым гневным тоном, был абсолютно справедлив, поэтому Денис Васильевич окончательно растерялся. Но ещё более его поразили дальнейшие действия фрейлины.

— Вы должны передо мной извиниться, — решительно и без тени улыбки заявила она, ставя ногу на противоположное сиденье кареты рядом с ним и приподнимая платье так, что он мог увидеть изящный лакированный ботик и чёрный чулок. — Целуйте!

— Простите?

— Целуйте мою ногу или мы больше никогда не увидимся! Слышите, ну!

Всё это было настолько необычно — и при этом необыкновенно возбуждающе! что Денис Васильевич стал наклоняться всё ниже и ниже, чувствуя, как сильно бьётся его сердце, и уже почти ощущая на своих губах холодный шёлк, упруго обтягивающий эту стройную ножку. И вдруг шорох, мелькание кружев перед глазами — и всё исчезает.

— Перестаньте! — вскричала фрейлина, поспешно опуская подол и отодвигаясь вглубь кареты. — Я пошутила!

Выпрямившись, он разочарованно взглянул ей в глаза и понял, что она не шутила, а проверяла его реакцию. Но как же тяжело даются подобные игры в его возрасте — он покраснел, как рак, и начал задыхаться. Более того — ещё бы немного и бросился бы на эту юную стерву, посмевшую так жестоко издеваться над его сединами. Возможно, она только того и ждала, чтобы он заключил её в объятия, и намеренно провоцировала его на подобные действия, иначе как объяснить эту игривую ножку и задорно приоткрытые губки?

Но такие вещи надо делать инстинктивно, не задумываясь, поскольку теперь, едва первый запал прошёл, он почувствовал себя настолько некомфортно, что не мог дольше оставаться наедине с этим изучающим взглядом загадочных женских глаз.

— Вы меня извините, если я выйду, чтобы не портить вам настроение?

— Пожалуйста. — И Елизавета дёрнула за шнурок, связывавший её с кучером.

Оказалось, что они проехали совсем немного и — надо же такому случиться! — остановились на Гороховой улице, один из домов которой через пару лет станет резиденцией «святого старца», который переселится туда с Английского проспекта, превратив свою квартиру в неофициальный центр политической и общественной жизни столицы империи.

— Обещайте, что непременно позвоните, как только я вам понадоблюсь, — взмолился Винокуров, уже выйдя из кареты и стоя на тротуаре.

— Обещаю, — с неопределённой улыбкой на алых губах отвечала фрейлина. — Прощайте, Денис Васильевич, — добавила Елизавета с такой интонацией, из которой он мгновенно понял, насколько же её тяготило это нелепое свидание и какое облегчение она теперь испытывает.

Он неловко поклонился, уныло закрыл дверцу — и вздрогнул. К левому фонарю кареты было привязано голубовато-белое женское кашне, которое он неоднократно видел на собственной жене и которого не было, когда он садился в экипаж пятнадцать минут назад!

Потрясённый Винокуров шагнул вперёд и хотел было обратиться к кучеру, но тот взмахнул поводьями и карета резво тронулась с места. Неужели за ним следила жена? У Дениса Васильевича закружилась голова...

— Куда же вы так внезапно исчезли, мой друг? — ласково заговорил великий князь, встречая своего гостя на пороге гостиной. — Честно признаться, я уже начал беспокоиться. Мы всё-таки живём в такое время, когда всякое может случиться.

— Простите, ваше высочество, — сдержанно извинился Муравский. — Был нездоров.

— Вот как? А я, знаете ли, даже обратился в сыскную полицию...

— И совершенно напрасно. Я всего лишь подыскал себе более удобную квартиру, однако во время переезда сильно простудился и два дня пролежал в горячке.

— Что же вы не дали мне знать? Я бы посоветовал вам лучших врачей.

— Спасибо, ваше высочество, однако в этом не было никакой необходимости.

— Надеюсь, что сейчас вам уже лучше?

— Да, я быстро исцеляюсь.

— Благодаря помощи высших сил? — заметно оживляясь, поинтересовался Александр Михайлович, на что его собеседник со сдержанной улыбкой кивнул головой. — Рад слышать, — продолжал великий князь, — в любом случае, надо будет предупредить моего доброго друга Макара Александровича Рурского о том, что ему нет необходимости продолжать ваши поиски.

Муравский дёрнулся, как от ожога, и по его лицу пробежала тень тревоги.

— Вы просили следователя Гурского меня найти? — глухо уточнил он.

— Да, а что такое? Вы с ним знакомы? Макар Александрович — милейший человек...

— Нет-с, я не имею чести знать этого господина. Однако мне совсем бы не хотелось обременять своей скромной особой нашу сыскную полицию.

— Не беспокойтесь, Григорий Васильевич, я сниму свою просьбу, — заверил великий князь. — Присаживайтесь и давайте поговорим о наших делах.

— С удовольствием, ваше высочество, — заверил Муравский, опускаясь в стоявшее возле окна кресло. — Могу заверить, что, несмотря на внезапно свалившуюся болезнь, я совершил все необходимые приготовления для задуманного нами медиумического сеанса.

— Очень рад это слышать, — оживился Александр Михайлович, закидывая ногу на ногу и облокачиваясь на полированную поверхность стола, — поскольку и с моей стороны тоже всё готово.

— Это надо понимать так, что вы достали необходимый нам предмет? — учтиво уточнил собеседник.

— Да, всё так и есть, и данный предмет сейчас находится вот в этой шкатулке. — Великий князь любовно погладил раззолоченную крышку стоявшего перед ним ларца замечательной работы. — Хотите взглянуть?

— Позже, ваше высочество, сначала давайте обговорим детали... Однако, мне кажется, вас что-то смущает?