Внезапно народ, уже обступивший эшафот со всех сторон, взревел, и Айвен бросилась посмотреть, что же происходит. Выглянув из-за угла дома, она увидела, как люди чуть расступились, создавая проход для отца и двоих его приближенных. Один из них шел сзади, другой — спереди, а между ними, едва переставляя ноги, шел ссутулившийся Кайрин.

Наверное, каждый в деревне жаждал увидеть его именно таким — сломленным, грязным, с распухшим от побоев лицом и в рваной одежде столичного аристократа. Солдат отца подталкивал Кайрина в спину, чтобы он шел быстрее, но парень лишь спотыкался и даже не поднимал глаз, устремленных в землю. Его освистывали и выкрикивали самые грязные оскорбления, смешанные с ликованием от предвкушения его смерти.

Айвен не заметила, как рука Гаулы вцепилась в ее запястье и грубо, с силой, невозможной для женщины, затащила ее назад, за угол, прижав к разогретой солнцем стене.

— Ты в своем уме!? Куда ты выперлась!? Кирис мог тебя заметить!

Айвен отбивалась от нее, даже не осознавая того, что и в самом деле рисковала. Ее сердце колотилось в груди, как в клетке.

— Плевать! — Выпалила она неестественным голосом, — Они убьют его! Убьют!

— И ты только этому поспособствуешь, если выдашь себя.

Заметив, что пальцы Гаулы перестали стискивать ее запястье, Айвен рванулась к толпе, но ведьма снова успела поймать ее:

— Дура!

Девушка даже не смотрела на Гаулу, осыпающую ее всевозможными проклятьями. Скрывшись за углом, она украдкой разглядывала происходящее, пока из глаз медленно катились чуть теплые слезы.

Кайрина вели на эшафот, и только поднявшись на возвышение, он позволил себе осмотреть толпу, которая жаждала его смерти. Взгляд юноши оказался невозмутим — Айвен не помнила, чтобы его глаза хоть раз излучали такой холод — и все же на осунувшемся лице не было отчужденности. Лишь смертная тоска.

Как же Айвен хотелось выбежать из укрытия, показаться ему на глаза, и плевать ей было на то, что это увидят все! Но рука Гаулы не пускала ее к нему, не позволяла потерять все из-за одной глупой выходки.

А разве после со смертью Кайрина Айвен не потеряет все?

В том-то и проблема — он был для нее всем. Именно Кайрин заставлял Айвен бороться за себя и свою свободу, перечить отцу и сопротивляться до последнего. С тех пор, как он приехал, девушка стала ненавидеть в себе лишь одно — любовь к нему. Потому что нельзя любить того, кто не любит тебя. Это неправильно и нелогично, но в чувствах редко встречается логика.

Ее любовь была дымом. Горьким, вредным, разъедающим остальные чувства, но она продолжала его любить. Ведь курильщики тоже не могут остановиться. Так и Айвен — она не могла позволить себе такой роскоши, как безразличие к Кайрину.

Взгляд девушки некстати уперся в плаху с пятнами крови и несчетным количеством следов от ударов меча. Уже через несколько мгновений там будет лежать голова Кайрина. Совсем скоро его кровь зальет деревянный помост и испачкает сверкающее лезвие меча, вонзенного прямо в доски рядом. Так скоро Айвен лишится его, лишится навсегда, и всю жизнь будет беречь его образ в памяти.

Один из солдат грубо опустил руку Кайрину на плечо, заставляя юношу опуститься на колени перед плахой. Парень подчинился, но его ледяной взгляд неустанно скользил по толпе зевак, словно ища кого-то.

Неужели он все же надеялся на Айвен?

Осознание этого придало девушке сил. Ее дрожащая рука скользила по стене дома, будто прося поддержки у толстой деревянной балки.

Толпа перестала гудеть, когда тяжелыми шагами отец прошел на эшафот и встал у Кайрина за спиной. Меч был прямо возле его руки, нужно было всего одно движение, чтобы выдернуть его из дерева.

Айвен задрожала, ее воображение начало рисовать жуткие картины того, что произойдет всего лишь через несколько мгновений. Девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула, пока ее пальцы неустанно бродили по стене, будто бы переплетая какие-то невидимые нити.

Внезапный всплеск криков и толпы заставил Айвен распахнуть глаза. Не могло же все случиться так быстро? И правда — Кайрин все еще стоял на коленях, а отец — возле него, но все до единого взгляды были прикованы не к Кирису и не к предателю.

Все смотрели на меч, с помощь которого отцу предстояло обезглавить врага. Айвен сбивчиво дышала, а ее лоб на глазах покрывался капельками пота. Только пальцы не переставали прочерчивать в воздухе невидимые дуги и углы.

Это было просто невозможно, поэтому все и замели, словно вкопанные или мертвые, поразившись такому зрелищу. Айвен и сама не верила в такое. Никакому растению не под силу пробиться сквозь древесину за считанные мгновения. Это еще не говоря о том, что цветы не растут так быстро.

Вонзенный в эшафот клинок, словно змея, обвила кроваво-красная роза с длинными, неестественно длинными, шипами. Она выросла так, словно собиралась завладеть мечом, не позволяя вытащить его. И по мере того, как Айвен раскрывала свои дрожащие от страха и магии пальцы, у нее становилось все больше листьев, а бутон распускался и начинал источать сладко-горький запах.

Даже Кайрин позволил себе ахнуть от увиденного. Пока толпа гудела в недоумении, в его лице что-то прояснилось, хоть брови и нахмурились чуть сильнее. Он понял, чьих рук это дело.

Правда, понял не он один. Удивляясь своим неизведанным прежде способностям, Айвен даже не заметила, что все это время с нее не сводила глаз одна из сварливых и невыносимых старух, которые раздражали всех и прекрасно знали это, но все равно продолжали учить жизни. Она стояла в самом заднем ряду, и ничто не мешало ей обернуться на Айвен, которая слишком сильно высунулась даже несмотря на то, что Гаула все еще держала ее за руку.

— Она ведьма! — Прокричала старуха в гробовой тишине, и все взгляды одновременно повернулись к Айвен, не успевшей за считанные мгновения спрятаться или хотя бы убрать руку с растопыренными в разные стороны пальцами.

— Так вот кто это сделал! — Донеслось из толпы, — Ведьма!

А дальше Айвен не смогла разобрать ни единого слова, потому что кричал практически каждый, и все до единого, кто только что был заинтересован в казни предателя, стали более заинтересованы в самосуде над ведьмой, раскрывшей свою сущность.

Рассерженные люди рванули к ней, в то время как рука Гаулы потащила ничего не понимающую Айвен за собой.

— Что ты натворила, чертова идиотка!? — Прокричала ведьма, пока они бежали куда-то. Айвен не могла даже понять, куда именно.

— Я… — Запнулась девушка, — я… не знаю…

— Они же убьют нас! Тебя в первую очередь!

— За что? Что я сделала?

Гаула резко развернулась, из-за чего бегущая Айвен чуть не врезалась в нее. Они оказались уже возле ее тропинки, которая вела к реке.

— Ты раскрыла себя! Все видели, что ты сотворила эту розу! Зачем? Чем ты помогла ему?

— Я не хотела, — Призналась Айвен, складывая произошедшее в единую картину, — не хотела. Эта роза… она появилась сама собой.

Гаула тяжело вздохнула, в то время как у Айвен появилась возможность услышать разгневанные крики толпы, догоняющей их:

— Она с этой сумасшедшей! Две ведьмы! Надо казнить их!

— Видишь, до чего ты доигралась!? — Рявкнула Гаула, — Бежим!

Ведьма потянула Айвен за собой, но девушка нашла в себе силы остановиться и сбросить с себя ее руку.

— Беги одна. — Выпалила Айвен, еще не до конца осознавая, что задумал ее напуганный мозг, — Я догоню.

— Дура! — Повторила Гаула, — Они убьют тебя сразу же, как поймают! И папочка не поможет!

Девушка осмелилась посмотреть ведьме в глаза:

— Я уже зашла дальше, чем собиралась. Не время поворачивать назад.

Не дожидаясь ответа, Айвен рванула в другую сторону, чтобы обойти деревню вокруг. Да, в поле ее будет легко заметить, но пока все будут гнаться за Гаулой, она, возможно, успеет совершить задуманное.

Если на эшафоте не осталось отцовских приспешников, конечно.

Сердце Айвен ответило на ее идею напуганным стуком. Все, что Айвен сотворила за последние дни, было самыми безрассудными поступками в ее жизни. Она думала, что ей не везет, раз все идет прахом.