Еще одна листовка подобного содержания была найдена у Ивана Кутырева — руководителя неудавшегося восстания солдат электротехнической школы в Петербурге. Из текста листовки следует, что в 1905 г. электротехники признавали выдающуюся роль национальных меньшинств в революции — прежде всего поляков и евреев — и требовали к ним особого отношения: «Братцы, электротехники! Теперь у нас новый командир, который говорил нам на проверке в лагерях о рабочих, что их делать забастовки смущают поляки и евреи. Совершенно правильно, первые борцы — они, они гораздо образованнее нас, русских, развитее, да кроме того, им гораздо хуже нашего жить. Наше начальство приказывает попам и полицейским внушить нам, что они враги наши, нас с детства обманывали, что они хотят свое царство, своего царя, не хотят покоряться нашему царю. Да, они не хотят никаких, ни своих, ни наших. Они не хотят царей, дворян, рабов, богатых и бедных, они хотят равенство и братство. Они борются за весь угнетенный люд, не разбирая религии и нации. Они открыли нам глаза, показали, что хорошо, что плохо»^{803}. Обратим внимание, что Кутырев написал либо распространял этот текст за два года до знакомства с Ярославским — т. е. до того, как он стал работать с СД.

Разговоры арестованных солдат вращались вокруг тех же тем, причем цареубийство превратилось для них в общее место. Рядовые 96-го Омского полка, отбывающие наказание на полковой гауптвахте, слушали Исаака Самуйлова, который рассказывал им, что он собирается бежать в Царское Село, чтобы убить императора, и что знакомый студент обещал ему за это большие деньги. Его замысел обсуждали три русских и два еврея — Никаноров, Николаев, Иванов, Кац и Гольдштейн. Донес на них рядовой Наскрент неизвестного происхождения. Судя по тому, что Самуйлова за недоказанностью преступления оправдали, можно предположить, сколь частыми были подобные разговоры и сколь привычными подобные доносы. Судя по контексту дела и по аматорскому бахвальству обвиняемого, Самуилов представлял не СР или другую группу, стоящую на платформе индивидуального террора, а самого себя^{804}.

Рапорты о грандиозных масштабах агитации в армии, которые регулярно отправлялись в Главный штаб, также свидетельствовали в пользу преимущественно беспартийного характера армейской пропаганды. Причем непропорционально большое еврейское участие в распространении листовок было отмечено как в округах черты оседлости и Царства Польского, так и за их пределами. Рапорты представляли собой сухой перечень, где и у кого были найдены листовки. Большинство случаев анонимны («солдат такого-то полка подобрал на улице листовку»). В тех случаях, когда распространители прокламаций были замечены, но не пойманы, в их происхождении можно было не сомневаться: рапорты единогласно утверждали, что листовки подбросили еврейские солдаты. Из штаба Варшавского военного округа доносили: нижнему чину 64-го пехотного полка была евреем подброшена в карман прокламация, виновный задержан; в окно казармы 196-го пехотного Заславского полка подброшено евреем три прокламации; у молодого солдата 23-го пехотного Низовского полка Шапиро отобрана брошюра и две прокламации^{805}. Товарищ министра внутренних дел докладывал военному министру Редигеру 16 августа 1905 г. об обстановке в Тифлисе: массовое участие армии в сборах рабочих прекратилось, но единицы продолжают их посещать, одевая партикулярное (гражданское) платье. Пропаганда среди войск, продолжал тот же рапорт, с улицы перешла в частные дома. Задержаны пропагандисты: рядовые 4-го кавказского стрелкового полка Хаскель Ансель, Абрам Кац, Линга Балыга и унтер-офицер Рудов; служащие 15-го гренадерского Тифлисского полка — унтер-офицер Цензадский, рядовой Шинбинашвили, Абражанк и Давид Френкель; рядовые 16-го гренадерского Мингрельского полка — Ешеулов, Гольдман и Эпштейн^{806}. Из штаба Одесского военного округа докладывали, что у еврея Шломо Башмана, находящегося в настоящее время под стражей, был конфискован во время обыска гектограф, на котором он печатал прокламации. Печатный материал Башман передавал через помощника ротмистра 135-го пехотного Керч-Еникольского полка рядовому Фридлендеру для распространения в полку. Фридлендер был задержан с пятьюстами прокламациями. В целом, докладывали из штаба Одесского округа, нижние чины, особенно евреи, широко пользуются возможностью распространять прокламации^{807}.

Нехватка войск, необходимых для подавления выступлений в армии, привела Главный штаб к мысли об ином, весьма эффективном способе подавления волнений в войсках без применения силы, а именно с помощью передислокации и раздробления мятежных полков. Военный министр Редигер после бурного обсуждения этой меры с Витте согласился на перегруппировку войск, понимая, что таким образом будут решены две задачи: во-первых, значительно ослаблены, если не прерваны, связи полковых комитетов с местными революционными организациями, а во-вторых, — размещение частей войск в районах предполагаемых революционных выступлений сработает как устрашающая мера^{808}. Так случилось с 13-м полком, расквартированным в Одессе и попавшим в списки неблагонадежных.

Полковой комитет потребовал увольнения в запас призыва 1904 г. Требование было подкреплено зимними обещаниями военного министра. Вместо поголовного увольнения солдатам было предложено тянуть жребий, рассчитанный на треть состава.

Полк взбунтовался и потребовал увольнения всего призыва 1904 г. Тогда начальство Одесского военного округа решило отправить полк на Крит. Полковой комитет находился в тесной связи с местными революционными организациями и слыл в Одесском гарнизоне мятежным. Узнав о предстоящей отправке, полковой стрелковый комитет обратился с воззванием к солдатам и, отпечатав двухтысячный тираж, разослал по другим полкам — Люблинскому, Замосцкому, Модлинскому: «Мы, стрелки 13 полка, не пожелали поддаться на удочку и потребовали увольнения всего 1904 года. Как бы в насмешку над нами нас усылают на остров Крит. Нет, товарищи! Мы не должны поддерживать турецкое правительство и воевать с греческим народом, стонущим под турецким владычеством. Не дело это русского солдата. Мы должны об этом твердо заявить своему начальству. Мы не пойдем на Крит!»^{809}

Стремясь закрепиться на острове, Российская империя регулярно посылала туда войска и артиллерию. 13-й полк сопротивлялся отправке, но другой полк — 52-й Виленский, расквартированный в Феодосии, подчинился приказу. Виленский полк — характерный пример сочетания революционных «мятежников и карателей» (по метафоре Башнелла). Во время восстания на броненосце «Потемкин» стрелки полка подчинились приказу и открыли стрельбу по матросам броненосца, когда те пытались загрузить уголь в порту Феодосии (как известно, впоследствии именно отсутствие топлива вынудило матросов восставшего броненосца сдать корабль румынским властям). В то же время полк уже имел свой революционный мартиролог, в котором главной и единственной фигурой был рядовой из евреев Иосиф Мочедлобер. 25 июня 1905 г. Виленский полк был выстроен на плацу. Командир полка полковник Герцик перед строем выразил благодарность солдатам, открывшим огонь по матросам броненосца «Потемкин». Во время объявления благодарности Мочедлобер попытался выстрелить в полковника. Он был немедленно арестован, судим и расстрелян 6 октября 1905 г. Его поступок произвел огромное впечатление и на солдат, и на социал-демократические военные организации, посвятившие его поступку листовку^{810}. Через три месяца после расстрела Мочедлобера, 18 декабря 1905 г., одна из рот Виленского полка отказалась идти в караул и потребовала к себе полковника Герцика. Полковник безуспешно пытался увещевать солдат и, встретив сопротивление, приказал учебной команде с пулеметами силой взять казармы и арестовать виновных. Взбунтовавшаяся рота была арестована, а полк оказался в списке самых неблагонадежных полков Одесского военного гарнизона^{811}. Поэтому начальству казалось, что лучший способ предотвратить бунт — это отправить полк на Крит.