«Другого места не нашел…» Другого места не нашел — Пал на скамью в чужом дворишке. Не как подстреленный орел, А наподобие воришки. Он был высок. Не стар, но сед. В пальто с воротником бобровым. Он съежился, тепло одет; Почти обласкан псом дворовым. Собаки он не замечал, Лицом упав в худые руки. …И он молчал, и пес молчал, А я в окно глядел от скуки. Но что-то странное во мне Рождалось, требуя ответа, Пока маячила в окне Совсем немая сцена эта. Под нашим тополем кривым Он так сидел, как будто плакал. Казалось, тающий, как дым, Над ним какой-то образ плавал. Я, ощущая непокой, Привстал… но он, встряхнувшись зябко, Как бы на все махнув рукой, Встал и пошел, поправив шапку. Он вмиг исчез за темнотой. Но образ плававший остался И мне напоминал о той, С которой горестно расстался. Я вышел (окна в тишине Зажглись, не уступая мраку) И подбежавшую ко мне Погладил добрую собаку. 1985 «Выброси из головы…»
Выброси из головы Целый город с тополями, Улицами и мостами. Выброси из головы. Выброси из головы Гул и шепот, смех и ропот, Оклик, окрик — сделай опыт, Выброси из головы Тяжесть камня, шум мотора Ради нового простора, Синевы, цветка, травы… 1985 «У снега короткая память…» У снега короткая память, Но хочет ни свет ни заря Какую-то лужу обрамить Подтаявшего января. Прошу его, как человека: Останься подольше! А он… День не отличает от века, Не мной, а собой увлечен. Он делает ветку хрустальной, А кариатиду — живой. И вдруг исчезает печальный, Как будто и свой и не свой. И вновь начинается заметь, И вновь обнимает любя. У снега короткая память. Такая же, как у тебя. 1986 «Я стихи когда-то написал…» Я стихи когда-то написал. В них кудлатый сумрак нависал. И платаны, глухо шелестя, Возвышались, маясь и грустя. Несколько созвездий, тень луны Сквозь полет белесой пелены. Девушка мелькнула на углу И мгновенно канула во мглу. Не мелькнула, а блеснула ты — Миг восторга или немоты, Словно гениальная строка — На мгновение и на века, Посетив, исчезнувшая вдруг. Мучайся теперь, ищи вокруг. Я стихи когда-то написал (А точнее — их не дописал). До сих пор в них дождик моросит И душа тихонько голосит. В них почти подсказан был секрет Сопряжения вечности и лет. В них сам бог порядок наводил, С солнца пятна, как с души, сводил. Я стихи когда-то написал (А вернее — их не дописал). И вложил их в книгу, что потом Букинисту сдал как лишний том. Мне хотелось время победить. И тебя и душу убедить В том, что годы можно сжать в горсти (С детства до последнего прости), И потом — на выбор — жить в любом… До сих пор ищу я этот том. В книжных лавках, дома и в гостях, Как поэму в нескольких частях, О которой как о жизни я Думаю на склонах бытия. Мне хотелось время победить. Личный срок бессмертно утвердить. Мне когда-то было двадцать пять. Я не знаю, будет ли опять. 1987 «Ты вправе думать, посетив больницу…» Ты вправе думать, посетив больницу, Где я — все о себе да о себе, Что воронье за окнами клубится, Что льдист и хладен путь через столицу, Что все равно мне, каково тебе. Ты принесла мне сахар и обновки, Хотела рассказать, как день прошел, Как ты упала возле остановки, Как холодно одной, как путь тяжел, Когда летят толпою птицы эти… А я все о себе да о себе. Не о тебе, единственной на свете, На ледяной изменчивой тропе. Ты вправе думать, исхудав щеками, Все обо мне в дороге, обо мне — Что сердце у меня, наверно, камень, Что я, как эти окна, — в стороне, Ты вправе думать… Но когда ушла ты, Когда безлюдным стал приемный зал, Я в многолюдном гомоне палаты Шептал в подушку все, что не сказал… Ты — о больной руке, о трудной доле, А я — все о себе да о строке, Которая не стоит малой боли В твоей душе и в маленькой руке… На улице пустой воронья дрема. Ворочается снег по городьбе. Одна утеха — что ты плачешь дома, А я не дома плачу о тебе. Ты вправе думать… Ты в нежнейшем праве… Но я в одном сегодня без вины, Что думаю в подушку — не о славе, А о любви, в которой мы равны. 1987 |
