Мне издали ты кажешься иной.
Стоит зима, степенная покуда.
Стоят сугробы маленькой стеной,
Как будто это детская причуда.
Но это нет.
Вал это крепостной.
Я думаю, что в возрасте моем,
Когда слова приобретают цену,
Поскольку трижды были об одном
И отрицались, мне нельзя на сцену.
Я лучше погуляю перед сном.
Я лучше просто так тебе скажу:
Маршрутами своими, что по краю
Твоей реки, по берегу, хожу
И ничего уже не повторяю.
Твоей реки застывших лет и дней.
Ты на коньках катаешься по ней.
Мне издали все кажется иным.
Я расскажу, пожалуй, что случилось,
Когда ты на день, на два отлучилась…
Нет, нет, не то…
По улицам твоим
Я так ходил, что вьюга закружилась
И понеслась, как прежде, по кривым,
По осторожным улочкам Арбата.
И дом на дом пошел, как брат на брата.
И время вспять — к твоим следам чужим.
Об этом мне неловко говорить.
Я о любви предпочитал не спорить.
Я разучился так внимать и вторить.
Мне было б страшно что-то повторить.
Но в час, когда меня к стене прибили
Десятилетней давности снега,
Что мне совсем недружественны были,
Но и во мне не видели врага,
Я наблюдал, смиряясь, с тем, что счастье,
Наверно, есть и стоит падать ниц
И подниматься.
Знал: на белом насте
Дрожали тени от твоих ресниц.
И взлеты ламп условленного знака,
Что посылала словно ты сама.
И взмахи целомудренного мрака.
Вся неприкосновенная зима…
Вот что со мной случилось возле дома,
Где ты высокой девочкой жила,
Когда еще была мне незнакома,
Но слава Богу, что уже была.
И возносила ночь хоромы, громы,
Как церкви все и все колокола.
Тот миг, когда —
Весь в белых детских звездах —
След возникал твой, тесный и чужой,
Я наблюдал, как школьник-переросток,
И, не желая и боясь, — домой.
А ты спала…
И все тонуло в верстах
Земли, пурги, жилой и нежилой.
Давай снежок из прошлого слеплю.
Метни его вон к той оконной раме…
Я говорю, что я тебя люблю,
Немыми, одичалыми словами.
И недоверье, кажется, стерплю.
За эти годы стал я некрасивый.
Я так лицо однажды в руки вмял,
Что линии ладоней странной силой
Щекам, вискам навечно передал.
Теперь — гожусь ли, близок ли к концу,
Гадай, коль хочешь, прямо по лицу.
А ты красива.
И во всем права.
Живой узкоколейкою метели
Бегут, бегут, бегут мои слова,
И я уж не раздумываю: те ли.
Но что-то их велит тебе сказать,
Пока шнурок ты хочешь завязать
Здесь, у реки твоих застывших дней.
Ты на коньках катаешься по ней.
Мне издали ты кажешься иной.
Стоят сугробы маленькой стеной.
А фонари так пышно разодеты
У булочной и у твоих дверей.
Мне хорошо.
Уже давно поэты
Не говорят о булках фонарей.
А, боже мой, какие были зимы!
Я даже летом зябну иногда,
Припомнив холод невообразимый
И эти рельсы, эти поезда.
Как замерзали где-нибудь в хвосте мы,
Когда на нас взирали свысока
Из-за решетки карточной системы
Сырых буханок сытные бока…
Какие зимы были!
Без отцов,
Без матерей.
Прошли в конце концов,
Что унесли, то не вернут обратно.
Но что это, куда же я с Арбата
Свернул — бежит беспечная метель,
А я за ней, как за тобой.
Как тень…
Мне издали все кажется иным.
А этой ночью вот как было дело.
Как из совка, из фонаря летела Крупа,
Скользя по коркам ледяным.
Я впал тогда в ничтожество теней,
В ничтожество скрипучих черных веток.
И вы прошли, оставив столько меток
На черно-белой памяти моей.
Играли хлопья с ночью в домино.
Два-два. Один-один.
И пусто-пусто…
Мне не забыть пленительного хруста,
Когда вы шли ко мне давным-давно.
На поприще твоих чужих домов
Нетрудно стать холодным тротуаром.
Недаром я любил тебя.
Недаром
Валился снег из высших закромов
И заносил меня в такую даль.
Я вас глазами льдистых лип увидел.
Залюбовался.
И в метельный выдел
Моя метнулась легкая печаль.
Вы шли, так стройно за руки держась.
Над вами купол ввысь белел, кружась.
Вы разошлись.
Но вы сойдетесь снова.
Исчезли вы, а я еще лежал.
Вернулись вы, а я, как снег, бежал.
Я не давал, мне не давали слова.
Потом я шел по улице пустой,
Отряхивая снег десятилетний.
Он плохо таял, был он беззаветней
Себялюбивой памяти людской.
Давай снежок из прошлого слеплю.
Метни его вон к той оконной раме.
Я рассказал скользящими словами…
Иди катайся.
Я не тороплю.
Когда-то я задумался:
О чем
Умалчивают ангелы?
О чем
Умалчивают, заслонясь плечом,
Как бы стыдясь нескромного вопроса?
Я о тебе все выведал без спроса,
Нечаянной метелью увлечен.
Я улицу твою застал тогда,
Когда она тебя припоминала,
Тебя, когда легко ты принимала
Тот самый снег, в те давние года.
Снег этот, полный сдержанного пыла,
Запечатлевший набело черты
Домов, надежд, деревьев, —
Это было
Все то, о чем умалчивала ты.
Снег тянет вверх.
Лови его, кружись.
Лови, лови снежинку строчкой точной.
… … … … … … … … … … … … … …
Ну не смешно ль:
Обманывает жизнь,
А остается столь же непорочной.
1966
