«Листья летят, как утраты…» Листья летят, как утраты Невосполнимые, — в тишь. Белыми стали квадраты И треугольники крыш. Похорошела ворона. Дворник нарушил пейзаж. Многое видно с балкона, Если высокий этаж. В белых и синих накрапах Там — ни названий, ни лиц. Птицы на уровне шапок, Шапки на уровне птиц. Вместе и зелень, и млечность. Нет еще зимних тиранств. Милая недолговечность, Лучшее из постоянств! И, как мечтательной кистью Брошенные второпях, Белые, белые листья На голубых тополях. 1976 Обращение Я обращаюсь к тени удаленной, Годами находящейся в отлучке, Присутствием моим не утомленной, Не доведенной памятью до ручки. Я обращаюсь к холоду и зною, К любви я обращаюсь и к измене, К словам с их лицевою стороною И с подноготной. Обращаюсь к тени. Я лишь в одном сдаюсь тебе на милость, Но даже в том не кланяюсь давно: Услышь меня! И — что б ни возомнилось — Ответь. Письмом ли, сном ли. Все равно. Я обращаюсь к памяти бездомной, Прошитой искрой инея. Пойми, Я обращаюсь к совести бездонной, Что, как река, вскипала за дверьми. Я обращаюсь к тени миновавшей, Среди теней минувшего живущей, В их обществе лица не потерявшей И доброй тенью, может быть, слывущей. И, разговаривая с этой тенью, Ты понимаешь, милая, сама, — Я до сих пор живу в недоуменье: Что может тень? Прислать мне тень письма?! 1976 «Упаси меня от серебра…» Упаси меня от серебра И от золота свыше заслуги. Я не знал и не знаю добра Драгоценнее ливня и вьюги. Им не надо, чтоб я был иной, Чтоб иначе глядел год от года. Дай своей промерцать сединой Посреди золотого народа. Это страшно — всю жизнь ускользать, Уходить, убегать от ответа. Быть единственным — а написать Совершенно другого поэта. 1976 «Заблудился я…»
Заблудился я… Да и скворцы Тоже в поисках долго сновали… Эти здания — как близнецы, Но хотят, чтобы их узнавали. Типовые дома неплохи, Может быть, даже вовсе не плохи. Но зачем типовые стихи Нашей быстротекущей эпохе? 1976 «…И я потянулся вослед за тобой…» …И я потянулся вослед за тобой Всей грустью безмерного срока… Но был я оградой, но был я травой, Журчащей водой водостока. Ты в воздухе таяла полупустом Пиковым сужением платья. Тогда я возник облетевшим кустом, Чуть смахивая на распятье. Но ты, миновав меня, путь перешла. Ты ветки моей не задела. И тень от вагона меня обдала И шумно с тобой отлетела. Тогда мне осталось — в твоем далеке Стать тем, и чужим, и пригожим. Но я не хотел, ожидая в тоске, Стоять на себя непохожим. Я знал, что опять ты вернешься домой И будешь еще одинока, Ведь был я оградой, ведь был я травой, Шумящей водой водостока… 1976 «Теперь я свободно могу сочинять стихи…» Теперь я свободно могу сочинять стихи. О чем пожелаю, когда захочу, свободно. Никто не мешает, минуты мои тихи. А то заходили, звонили когда угодно. Сегодня всю ночь бушевала в окне гроза. Взлетали раскаты зенитных орудий грома. Трещали деревья. Я вслушивался в голоса Природы, заставшей меня одного дома. Зеленую лампочку я на краю стола Зажег. Распахнулась тетрадь на странице белой. Покуда с окном я возился, гроза ушла. Но шумно пахнуло травой и округой целой. И тут объявилась гонимая мной строка. (Прощанье с двором. И с подъездом. Как с целым светом.) И тут я заметил, как все-таки жду звонка, Хочу, чтобы мне запретили писать об этом. 1976 «Какая маленькая ты у нас, Москва!..» Какая маленькая ты у нас, Москва! Великий город на планете. Здесь ни при чем какие-то слова Про те твои заслуги или эти… Какая маленькая ты у нас, Москва! Среди высоких белоснежных башен Стоишь, домами старыми кренясь, Стоишь и будешь так стоять, крепясь. Тебе их рост младенческий не страшен. Такая маленькая ты у нас! Глядишь на дом — исчезнуть он готов, Как отслужив свое тепло и действо, — Тебя, праматерь русских городов, Мы бережем, как девочку семейство. Мы бережем теперь. Не берегли Тогда, когда пленительные храмы Во имя отчей будущей земли Среди великой всероссийской драмы Взлетали к небу в громе и в пыли. Есть объясненье. Но зачем тебе, Все пережившей, это объясненье? Взрываем дом, который так себе, И восстанавливаем этот дом Не сразу же, конечно, а потом, Когда у Лермонтова день рожденья. Большой подарок… Вкус его отведав, Проехал мимо дома Грибоедов (Ах, знать бы, Пушкин, многое заране!), За голову схватись, как в Тегеране. Какая маленькая ты у нас, Москва! Арбат, Садовая, Замоскворечье… То расцветает, то летит листва Под башнями большого мастерства, Есть вечность в ней, и правые права, И украшенья, и увечья. 1976 |
