— Конец Империума, — задумчиво произнес Телемахон.

Леор фыркнул.

— На мой вкус, малость театрально, но звучит приятно.

Солнечный Жрец стоял на четвереньках, покорившись разрушающему его гниению. Внутри предплечья с резким сухим треском переломилась кость, и он рухнул на палубу ободранной кучей. Вокруг нас клубился смрад разложения. Телемахон подошел к умирающему и поставил сапог ему на спину.

— Маленький призрак, я сам хозяин своей судьбы и не люблю пророчеств. — Возможно, это стало первым, в чем мы когда-либо сходились. Он пнул распадающегося жреца в бок, принудив привидение перекатиться на спину. Я ощущал слабость его злости — эмоция присутствовала, но ей не хватало пыла. Когда-то он бы наслаждался насилием, чувствуя возбуждение от доминирования над другим существом, однако это удовольствие было одним из множества, которых я его лишил. Теперь он мало что чувствовал, если только я не позволял того. Не существовало лучшего способа держать его в узде, чем контролировать ощущения, ради которых он жил.

Ашур-Кай наконец-то добрался до нас и упал на колени рядом с угасающим призраком. Его красные глаза все еще слезились от того, как сиял Астрономикон, пока мы не закрыли оккулус.

— Ты плачешь, альбинос? — рассмеялся Леор.

— Глупцы, — прошептал Белый Провидец. — Уничтожить столь полезное создание… Воплощение самого Императора… Глупцы, все вы.

Солнечный Жрец не мог говорить. Из открытого металлического рта поднималась дымка белого тумана. Одна из трещин на щеке разошлась, половина лица маски отвалилась, и показалось находившееся под ней бескожее лицо. Существо попыталось снова подняться на трясущихся, тонких, как палки, ногах. Сапог Телемахона опрокинул его назад на пол.

Ашур-Кай казался опустошенным. Во взгляде, которым он наградил Леора, была такая боль, что я подумал, будто он прямо тут же вырвет душу Пожирателя Миров из тела.

— Глупцы, — повторил он тише, но более яростно.

Солнечный Жрец повалился, распадаясь, как проваливающийся между разведенных пальцев песок. На его месте осталось мокрое одеяние и покров пепла на палубе. Находившиеся неподалеку мутанты закашлялись, вдохнув прах мертвого призрака.

Никто из нас ничего не сказал. Было ли это предупреждение слабого? Пророчество духа? Или же просто очередное проявление воплощенного безумия в волнах Ока?

На мои невысказанные мысли отозвалась Гира. Пока мы глядели на останки духа, она подошла ближе ко мне.

С каждым днем пламя твоей души пылает все ярче, господин. Нерожденным известно твое имя, и с каждым твоим вдохом его узнают все новые. Что-то происходит. Грядут перемены. Этот… жрец… бежал от нас, но он придет вновь. Я знаю это. Я обещаю.

Я верю тебе, Гира.

Я посмотрел на Ашур-Кая.

— Брат?

Он сидел на корточках, водя рукой в пепле у наших сапог.

— Астрономикон слаб здесь, Хайон. Даже самое проецирование его образа должно было потребовать колоссальных усилий. А вы по злобе заставили его умолкнуть одним-единственным выстрелом, сделанным из-за невежества.

— Он донес свое предупреждение, — ответил я. Мне казалось, что будет мелко занимать чью-либо сторону. Я не отдавал Леору приказа стрелять, однако и не оказывал погибшему существу такого почтения, как Белый Провидец. Оба брата испытывали мое терпение — Леор непредсказуемой агрессивностью, а Ашур-Кай своей упрямой тягой к мученичеству.

Он просеивал пепел, и воинственное настроение покидало его.

— Этот прах станет неоценимым реагентом для моих ритуалов. С твоего позволения, я его соберу.

Я поглядел на моего бывшего наставника, стоящего на коленях среди бесценного праха мертвой аватары. Я чувствовал, что он злится на меня, поскольку я был причастен к уничтожению духа, потенциально наделенного пророческим даром. Хуже того, я чувствовал его скорбь.

— Его останки твои, — сказал я ему. — Используй их с толком.

Он не ответил.

— А если ты можешь выяснить, зачем он предстал перед нами…

Ашур-Кай вздохнул.

— Если бы ты его не убил, мы, возможно, уже знали бы ответ.

— Ашур-Кай, я его не убивал.

— Сехандур, ты же когда-то был капитаном. Ты знаешь первое правило предводителя. Если ставишь себе в заслугу, что дела идут как следует, будь готов принять ответственность, когда они пойдут не так.

Он завершил свою лекцию, и его белые черты застыли. Я подумал, что его, должно быть, смутило что-то в выражении моего лица или ауре. Лишь оглянувшись, я осознал причину его беспокойства. Телемахон и Леор остались неподалеку. Их оружие оставалось обнаженным, и они вместе со мной глядели на Белого Провидца сверху вниз.

Насколько же изменился корабль за столь малое время. Теперь на нем были не только мы с Ашур-Каем, надзирающие за работой рабов, слуг, жрецов-оружейников и безмозглых рубрикаторов. С нами были и другие — другие, обладающие собственными чувствами, мыслями и замыслами. Собственными планами, приводящими к конфликтам. Равновесие уже стало напряженным, поскольку все мы вели за собой людей. Ашур-Кай посмотрел на нас, воинов и командиров из трех Легионов, и кивнул, приняв какое-то невысказанное решение.

Да будет так, — беззвучно произнес он.

В этот миг наши — мой и моего бывшего мастера — взгляды встретились и он сделал то, чего никогда не делал прежде. Не произнеся более ни слова, он мягко разорвал связь между нами, отказываясь от соприкосновения разумов.

Мы шли мимо миров, где жизнь начисто выгорела вплоть до молекулярного уровня, уничтоженная при первом открытии Ока Ужаса. Мимо миров, с океанами кипящего жидкого золота или облаками невозможного огненного пара. Миров, где цивилизации слепых существ чувствовали нашу близость и верещали на корабль десятью миллионов слабых психических голосов. Миров, где призраки мертвых эльдар вели вечную войну с теми немногочисленными демонами, что возникают на Лучезарных Мирах, а также с духами, напоминавшими мужчин, женщин и космических десантников, измененных почти до полной неузнаваемости. Каждая из планет была выбелена воплощенным сиянием Астрономикона и страдала от гнетущего прикосновения Великого Ока.

Меня преследовало воспоминание о Солнечном Жреце. В часы безделья я ловил себя на том, что думаю над словами призрака и размышляю о его намерениях. Даже здесь, на границе Лучезарных Миров, за клубящимися пределами Огненного Вала, свет Астрономикона был далеко не слаб. Являлось ли видение действительно пророческим? Фантом говорил от имени Императора и самого Астрономикона, или же это был лишь очередной из призрачных проблесков причуд психики, которые образуются и распадаются в хаосе Ока, не неся в себе никакого более существенного будущего?

Мало кто из остальных разделял мои опасения.

— Заткнись, — сказал Леор, когда я задал ему вопрос на мостике. — Что с тобой? Беспокоишься о тысяче вещей, которые никак не можешь контролировать. Кому какое дело, что это было? Теперь оно мертво.

Шел третий день после нашего выхода из паутины. Мы глядели через оккулус на окутанную золотистой дымкой пустоту впереди.

— Для тебя жизнь так проста. Что можешь убить, то убиваешь. А все опасности, которые не можешь преодолеть, просто игнорируешь, или бежишь от них.

— В моем Легионе это называется «выживание».

— Но Солнечный Жрец…

Он вскинул руки. На его грубом изуродованном лице проступила утомленная покорность.

— Скажи мне, почему тебя это волнует.

— Потому что мне кажется, что эта стычка была проверкой. Проверкой, которую мы не прошли.

— Кому здесь нас проверять? Что ты там говорил Фальку на борту «Избранного»? Мы живем в преисподней. Призраки и видения превосходят нас числом сто к одному.

Я говорил не совсем так, однако утверждение соответствовало действительности. Он был прав, как был прав и я, когда делал аналогичные заявления прежде.

— Если он вернется создавать нам проблемы, — закончил Леор, — значит, убьем его еще раз. Со сколькими демонами и духами наши отряды разобрались за все годы? Ты до кровавого пота возишься с бессмысленным выбросом психической энергии. Тебе следовало бы больше беспокоиться, что мы заблудились.