Ультрамарин сделал шаг назад, готовясь к следующему удару, но Маракитед уже двигался. Его цепной топор обрушился вперёд, отсекая правую руку врага в запястье. Рука, всё ещё сжимающая цепной меч, медленно полетела прочь, из раны вырвались шарики крови. К своей чести Ультрамарин не дрогнул. Он ударил культёй по шлему Маракитеда, на мгновение ослепив того последними каплями крови, вышедшими из раны прежде, чем та затянулась. Димахурий споткнулся, пытаясь стряхнуть с линз красную пелену.

Ультрамарин схватил его, почти сбросив Маракитеда с корпуса. Даже однорукий космодесантник стал достойным соперником. Раненное запястье он вдавил в горжет Пожирателя Миров, а свободной рукой вцепился в рукоять его цепного топора. Маракитед отпрянул, а затем подался вперёд, обрушив свой шлем на лицевую пластину макраггского пса. Он вырвал свой цепной топор из его хватки и нанёс широкий удар по дуге, разрубив шею. Шлем полетел вслед за рукой.

— Это тебе, брат мой! — взревел Маракитед. — Этот череп для тебя, Эниалий!

Зарычав, Пожиратель Миров отбросил труп Ультрамарина и обернулся навстречу новому сопернику.

Гладий, окутанный бледным ореолом силового поля, летел к его голове. Он ушёл от удара и взмахнул черепом, словно булавой. Укреплённый варпом лоб Весельчака Эниалия словно шаровой таран обрушился на шлем врага, керамит смялся, сочленения разорвались. Ультрамарин пошатнулся, и торжествующе взвывший Маракитед ударил вновь, сбивая его с ног.

Вокруг его братья сражались и рубили врага. Он слышал, как они выкрикивают молитвы Владыке Восьмеричного Пути и посвящают свои убийства Эниалию, предлагая забранные черепа как плиты на его пути к Трону Черепов. Эниалий был их братом, братом Маракитеда, и он вёл и их направлял в жатве черепов с самого первого дня после их встречи. Эниалий давал Пожирателям возможность прославиться в глазах своего бога, и теперь они не подведут его.

Маракитед выпустил топор и сжал череп брата обеими руками.

— Ради тебя, Эниалий, — прохрипел он, бросаясь на падающего, оглушённого соперника. С рёвом, достойными воина, в память которого вершилась эта резня, он поднял череп Эниалия над головой и начал бить им Ультрамарина по голове, пока не изуродовал её до неузнаваемости, а череп не раскололся на части.

— Ха! Прощай, брат, — сказал Маракитед. — Вот тебе хоть две жертвы…

Он тяжело поднялся на ноги и огляделся. Красные и синие тела лежали вокруг или улетали в никуда, оставляя позади багровые следы. Значит, не только две жертвы… Он посмотрел вниз. Череп Эниалия рассыпался в его руках. Он ощутил сквозь продолжавший кипеть внутри боевой гнев укол чего-то, что могло быть печалью.

Фрегат медленно переворачивался, а мир, серо-коричневый мир, который он пытался защитить, становился всё больше. В падении от корпуса начали отваливаться обломки. То, что останется от двух фрегатов после падения сквозь атмосферу, обрушится на планету, словно кулак самого Кхорна, круша города и раскалывая континенты. Двадцать тысяч черепов — хорошо, но все эти жертвы станут ещё более достойным Эниалия подношением.

Он обнаружил свой застрявший в сенсорном узлу топор и вырвал его, брызжа искрами. Рядом больше не было врагов. Его братья были мертвы. 685-й гладиаторской группы не стало. Казалось правильным, что они умерли лишь для того, чтобы обеспечить Эниалию благосклонный приём Кровавого Бога. Таков был их долг — единственный оставшийся их долг, единственный долг, в котором ещё был смысл в давно сошедшей с ума вселенной.

Маракитед поднял осколки черепа брата и отпустил их. Он смотрел, как остатки Эниалия подхватывает космический ветер и уносит прочь от мчащегося фрегата. Он стоял спокойно, уперев ноги в корпус падающего корабля, сжимая топор и разведя руки, ожидая падения. Произойдёт ли оно через минуты или через часы? Маракитед не знал, но это и не волновало его. Он охотно помчится на корабле к погибели, чтобы забрать миллиард душ ради своего брата.

Эниалий больше не мог смеяться.

Но Маракитед посмеётся за него.

Каллен Гаракс, сержант тактического отделения Гаракса 59-ой роты Сынов Гора. Его латунно-серый доспех изуродован и покрыт трещинами, краска цвета морской волны давно стала воспоминанием. На левой стороне шлема ровно жужжат перенастраивающиеся усилители изображения, которые чудесным образом пережили падение.

Вокруг лежали его воины. Внутренности расчленённого Медеса разбросало по камням. Пронзённый Владак корчился на кровавом песке, пока ему не оторвал голову кусок металла. Дайон и Ферэ были ближе всех к генератору турели, когда их участок стены разорвали выстрелы проходившего на бреющем полёте десантно-штурмового корабля. У Каллена осталось смутное воспоминание, как окутанных химическим огнём воинов разбросала ударная волна. Теперь обугленные останки совершенно не напоминали людей. Сержант сомневался, что его воины ещё были живы, когда упали.

Повсюду клубился дым, относимый ветром в сторону. Каллен не мог двигаться. Он не чувствовал левую ногу. Повсюду разбросало обломки, особо острый осколок впился ему в бедро, пригвоздив к выжженной земле. Сержант оглянулся на горящую крепость, чьи уцелевшие турели продолжали вести ответный огонь по авиации, но враг сокрушил целую стену. Из пустыни приближалась орда, наполовину скрытая выхлопами двигателей мотоциклов и пылью, поднятой их колёсами. Грязное серебро на тёмной, осквернённой синеве: Повелители Ночи мчались дикой стаей.

Сохраняя спокойствие, Каллен требовал по воксу поддержку титанов, которую, как он знал, можно и не ждать, несмотря на обещания принцепса. Их предали, бросили умирать под пушками VIII Легиона.

Сержант посмотрел на впившийся в ногу осколок пластали и попробовал потянуть. Несмотря на хлынувшие в кровь болеутоляющие, он стиснул зубы, его губы побледнели, когда металл задел об кость.

— Тагх горугаай керез, — позвал сержант на хтонийском. — тагх горугаай керез.

Рядом раздался вой, механический и звучный. Прыжковый двигатель на спуске.

— Велиаша шар шех мерессал мах? — раздался в воксе голос, слова которого он не понимал. Каллену было знакомо звучание нострамского, языка беспросветного мира, но сам он на нём не говорил.

Тень заслонила ядовитое небо. Это не был один из братьев — он не протянул руку помощи. Вместо этого он нацелил болтер в лицо Каллена.

Сержант уставился в ствол, тёмный, как пустота между мирами. Взгляд Каллена метнулся влево, где среди обломков лежал его болтер. Не достать. С приколотой ногой не имело значения, лежит болтер здесь или на другой сторону планеты.

Каллен отстегнул и сорвал шлем, ощутив на окровавленном лице ветер пустыни. Пусть убийца увидит его улыбку.

Сован Кхайрал, технодесантник при 101-ой роте Сынов Гора. Вокруг горит мостик, всё окутано жирным дымом, который вентиляции никогда не сделать чем-то пригодным к дыханию. Для компенсации в глазных линзах прокручиваются фильтры: тепловое зрение не открывает ничего, кроме пятен болезненного жара; датчики движения отслеживают, как экипаж на палубе шатается, задыхается и тяжёло падает обратно в кресла.

Вокруг умирает «Гевелий», достаточно известный во флоте Сынов Гора эсминец. Как и многие корабли легиона, он был в небе Терры, когда горел тронный мир. Последним зрелищем на экране ауспика стали мерцающие руны флота Гвардии Смерти, приближающегося к зоне поражения, чтобы загнать уступающие по численности и огневой мощи корабли Сынов Гора на бойню. Гвардия Смерти намеревалась покончить с этим лицом к лицу. Что ж, скоро они своё получат.

Твёрдый керамит доспеха служил Кхайралу тепловым экраном от пламени, поглощающего всё вокруг. Судя по ретинальному дисплею, температура была достаточной, чтобы зажарить плоть и мускулы прямо на костях. Сирены выли без остановки, им не надо было задерживать дыхание в удушливой мгле.