— Ты осведомлен о вероятности неудачи? Эта воинская единица сопротивлялась всем четырем предыдущим попыткам пробудить ее.

— Я знаю, — сказал Талос.

Он смотрел на саркофаг, покрытый позолотой славы, уже установленный на должное место в корпусе боевой машины.

— Малкарион не просыпался ни разу. И он с самого начала не хотел, чтобы его тело положили в склеп.

Делтриан ничего не ответил. Техножрец не представлял, как можно отказаться от возможности стать настолько ближе к Богу-Машине. Не понимая эмоциональной подоплеки происходящего, он просто молча ждал, пока Талос не заговорит снова.

— Могу я задать вопрос?

— Я даю вам разрешение при условии, что вы не потребуете разглашения законов священного Механикум.

— Я чту ваши обычаи. Но я хотел бы… оставить здесь почетный караул. Они будут наблюдать за ритуалом. Это неприемлемое нарушение традиций?

— Когда-то было принято постоянно держать почетный караул в Зале Памяти, — ответил Делтриан.

С выражением настолько близким к человеческому, что становилось жутко, механический человек склонил голову к плечу и произнес:

— Как меняются времена.

Улыбка все это время не покидала его скелетообразного лица.

Талос кивнул, в свою очередь улыбнувшись:

— Благодарю за понимание, Делтриан. Кирион, Меркуций и Ксарл останутся здесь. Уверяю тебя, они не станут вмешиваться в твою работу и богослужение.

— Ваши приказы приняты.

— Желаю тебе всего наилучшего, почтенный техножрец. Пожалуйста, пошли за мной, когда ритуал дойдет до финальной стадии. Я хочу при этом присутствовать.

— Подчиняюсь, — сказал аугментический человек.

После недолгой паузы он добавил с чем-то почти похожим на неловкость:

— Талос?

Астартес развернулся под рев сочленений брони:

— Да?

Рука Делтриана с длинными костяными пальцами указала на прикрепленный к стене реанимационный контейнер. Там, за стеклянными стенами, плавал в амниотической жидкости принцепс Арьюран Холлисон, погруженный в искусственный сон. Многочисленные провода и трубки соединяли его обнаженное тело с системой жизнеобеспечения.

Из горлового вокс-динамика жреца раздался треск машинного кода — звуковой аналог доброжелательной улыбки.

— Он принесет ощутимую пользу. Нам многое предстоит узнать у него. Благодарю за то, что подарили нам столь ценное оружие.

— Сделайте мне ответный подарок, — ответил Талос, — и мы будем в расчете.

— Нам надо обсудить вопрос с командованием.

Адгемар с обнаженной головой и короткой черной бородкой цвета соли с перцем шагал рядом с Талосом по темным залам «Завета». Они спускались глубже в утробу корабля, оставив позади палубы оружейников и механиков и направляясь в сторону отсеков смертного экипажа.

— А что тут обсуждать? — спросил Талос.

Пророк ощущал необычное воодушевление. Надежду. Чувство, которого не испытывал уже очень давно. Талос не солгал техножрецу: буря приближалась. Он чувствовал поступь урагана в своей крови. И эта буря грозила вырваться наружу с каждым ударом сердца. Десятую роту ожидали необратимые изменения.

Шаги двоих Астартес эхом разносились по окованным черной сталью переходам.

— Я выше тебя по званию.

Голос Адгемара звучал так, словно старший воин пытался перемолоть зубами камни.

— Верно, — согласился Талос. — И почему это тебя смущает?

— Потому что в нынешней десятой роте звание ничего не значит. Чернецы ходят под Вознесенным. А над Вознесенным нет никого, кроме его гнусных богов. Все остальное не стоит его внимания. В Девятом Когте нет командира уже три месяца.

Талос вздохнул, покачав головой. Воистину легион разваливается на части.

— Я не знал.

— Я теперь в Первом Когте, — продолжил Адгемар. — Но кто возглавляет Первый Коготь? Бывший брат-сержант Седьмого? Или бывший апотекарий Первого?

— Похоже на то, что это меня волнует?

Талос опустил руку на навершие рукояти спящего в ножнах Аурума.

— Мне хватит и того, что рота продержится до конца этой войны. Командуй. Ты заслужил свое звание.

— А тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, и ты заслужил более высокое звание, чем то, что пожаловал тебе Вознесенный?

— Нет, — солгал Талос. — Ни на секунду.

— Я вижу по глазам, что ты лжешь, брат. Ты не особо одаренный обманщик. Ты прекрасно знаешь, что должен возглавить Первый Коготь. Ты предлагаешь мне эту должность просто из уважения.

— Может быть. Но это честная ложь. У тебя есть звание. Командуй, и я пойду за тобой.

— Хватит игр. Я не желаю командовать твоим… нашим отделением. Но слушай меня внимательно. Твои действия во благо нашему легиону могут быть основаны на чистом альтруизме. Возможно, ты не думаешь о личной славе. Но для Вознесенного все выглядит иначе.

Они ждали у закрытых дверей лифта, глядя друг на друга сквозь кромешную тьму и видя все до мельчайшей черты. Талос медленно выдохнул, прежде чем ответить. Даже простое упоминание Вознесенного приводило его в бешенство.

— Это не твои слова, Адгемар. Эти разговоры о подозрениях и интригах… Не похоже на тебя. От кого пришло это предупреждение? От чьего имени ты сейчас говоришь?

Из темного коридора за их спинами раздался ответ:

— От моего.

Талос медленно развернулся, мысленно проклиная себя за то, что был слишком погружен в размышления и не услышал шагов. Несмотря на то что на новоприбывшем не было брони — только форменный мундир их легиона, — пророку следовало уловить шум его приближения.

— От моего. Адгемар говорит от моего имени.

Адгемар склонил голову в знак уважения. Так же поступил и Талос, приветствуя чемпиона Малека из Чернецов.

Ксарл и Кирион никогда не были дружны. Разговоры между ними состояли в основном из пауз. Непринужденная болтовня не числилась среди привычек Астартес, и эта черта лишь усиливалась, когда двое Астартес терпеть друг друга не могли.

Подняв болтеры на уровень груди, они обходили по кругу Зал Памяти. Двигаясь в противоположных направлениях, Кирион и Ксарл встречались дважды на полпути. Меркуций, чьи доспехи до сих пор несли знаки различия Седьмого Когтя, стоял на страже у огромной двустворчатой двери лицом к дредноуту.

Делтриан руководил сервиторами, время от времени разражаясь невнятицей машинного кода. Следуя его приказам, кибернетические слуги тщательно подготовили дредноут к полному пробуждению. В передней части машины красовался саркофаг, горделивый в своей посмертной славе. Малкарион никогда не был таким при жизни.

Когда Кирион проходил мимо Ксарла в шестой раз, он заговорил с братом по закрытому вокс-каналу:

— Ксарл.

— Лучше бы ты сказал что-то стоящее.

— Какова вероятность того, что это сработает?

— Что Малкарион проснется?

— Да.

— Я… настроен скептически.

— Я тоже.

Пауза затянулась, и через несколько минут канал автоматически закрылся. Кирион вновь активировал его движением глаза.

— Вознесенный не позволит пробудить его.

— Это не новость для меня, брат, — вздохнул Ксарл. — Для чего, ты думаешь, мы остались здесь? Конечно, Вознесенный попытается остановить ритуал. Чего я до сих пор не понимаю, так это почему. Я едва могу поверить, что мы пришли к такому окончательному падению.

— Вознесенный боится. Он опасается Талоса, но пробуждения Малкариона он боится еще больше. Ты не чувствовал того, что чувствую я.

— И не хочу чувствовать. Давай лучше не будем говорить о проникшей в тебя скверне.

— Я чувствую чужой страх. Но сам я не испытываю страха. Это… просто особенности восприятия. Как шепот в расстроенном воксе, когда ты улавливаешь только обрывки разговора.

— Ты запятнан Губительными Силами. Довольно.

Однако Кирион не унимался:

— Ксарл. Выслушай меня хотя бы однажды. Какая бы война ни кипела внутри Вознесенного, Вандред ее уже давно проиграл. От того человека, за которым мы следовали после Осады Терры, осталась лишь бледная тень.