Для своего времени и своей планеты гамратты были неплохими судами: двухмачтовые, с прямыми парусами, тремя рядами вёсел и закрытой палубой. У них даже имелось что-то вроде порта на корме, чтобы быстро освобождать её от груза. Гамратты уступали в водоизмещении большегрузным соанским кораблям, но существенно превосходили их в скорости, а продуманная конструкция бортов препятствовала абордажу. На борту обычно находилось полторы сотни гребцов, двадцать моряков, три — четыре офицера и капитан. Вмещали такие суда по двести — двести пятьдесят человек с оружием и припасами.

Судя по всему, таинственные "выстребаны" из речи орденского представителя были именно гамраттами. Малышев просто перевёл слово на русский, заменил "я" на "вы" и сменил окончание — приём детский, но годный. "Обстряхнутся" — это нарочито искорявленное слово "вытряхнутся". Чему опять же соответствует арканарский глагол "до-карабу". На морском жаргоне — "спешно выйти из гавани". "Хлюпать по маргазам", в свою очередь, тоже оказалось моряцким выражением "кадо-му бо маграсам". "Кадо" означало, собственно, "хлюпать", то есть плыть, черпая воду бортами, а в переносном смысле — очень спешить. "Бо маргасам", в свою очередь, переводилось как "без вёсел", то есть без — ну или почти без — усилий гребцов. Слова эти не из арканарского, а из просторечного эсторского. Осели они в речи моряков ещё со времён первых плаваний через пролив. Антон их не понял — и оставил без перевода, как услышал.

Совсем забавно получилось с "дутой чернушенькой". Группа Левина рыла носом землю, пока кто-то не догадался посмотреть названия местных погодных явлений, в частности сезонных ветров. Обнаружилось, что как раз примерно ко дню Святого Мики задувает так называемый "чёрный ветер". Дует он с материка, а чёрным называется, потому что несёт мельчайшую пыль с опустыненных территорий. Ну то есть это оптимальный момент, чтобы корабли быстро достигли Запроливья без изнурительной работы вёслами.

Зато никакой трудности не представляло слово "пестряки". Вот с ним было всё понятно: имелись в виду пресловутые "свободные", то бишь подданные короны, костяк серых дружин. Я вроде уже писал, что туда входили очень разные люди, почему они и получили прозвище "вокабунэ" — "всякие разные", "разноцветные", "пёстрые". Вот по ним-то и предлагалось "тукнуть", но увы — "хохари облыго ружевали". То есть, похоже, активно не соглашались с такой программой действий.

Казалось, всё понятно. Однако подобная реконструкция разговора опровергалось самым неприятным — цифрами.

Гамратт у Ордена было чуть больше пятидесяти. И, разумеется, в операции принимали участие не все. Совершенно точно известно — из последних докладов того же Бунге — что в те самые дни четыре орденские гамратта перевозили соанские грузы. И это были не единственные нанятые суда.

Таким образом, становилось непонятным, каким образом Орден умудрился перевезти такую уйму людей.

Конечно, стоило учесть, что в случае необходимости воины-монахи могли и сами сесть на вёсла. Особенно после того, что сделал с ними Званцев. Однако цифры всё равно не совпадали. Кроме того, пятьдесят орденских кораблей, прибывающих в порт, забитый судами — по приказу дона Рэбы выход из порта был запрещён — не могли не наделать шуму. Однако все имеющиеся данные об арканарской резне указывают на то, что высадка произошла скрытно, и удар Ордена по бунтующей столице оказался для всех участников заварушки полной неожиданностью.

Что на это сказать? Удобные места для подобного десанта вблизи столицы, в общем-то, имелись. Тихо и незаметно спустить на берег целую армию — а двадцать тысяч воинов по средневековым меркам тянет именно что на армию — в момент охватившего столицу бунта сложно, но можно.

Но был фактор, который эти расчёты опрокидывал. Лошади.

Арканарские животные, которых земляне называли лошадьми, от земных лошадей отличались не особенно сильно. Единственное что — они были ниже земных, и то скорее от недокорма, чем из-за генетики. Но, так или иначе, каждая такая животина весила более полутонны, потребляла не менее двадцати литров воды в сутки, должна была что-то есть. И наоборот тоже, и это не скатологический юмор. Лошади, правда, не страдают морской болезнью. Но море их выматывает.

К тому же ни эсторцы, ни жители Запроливья перевозить лошадей морем толком не умели. Эсторцы вообще плохо понимали лошадей, предпочитая верблюдов. Правда, у маршала Тоца хватило ума взять с собой коней. Их везли на торговых судах, в трюмах, на перевезях, которых удерживали животных в вертикальном положении. И всё равно часть лошадей погибла в пути. Впрочем, на боеспособности армии это сказалось не особенно сильно: основной ударной силой этого воинства была тяжёлая пехота, а кони использовались в основном для связи, ну и чтобы командирам было на ком красоваться. Сам Тоц, впрочем, предпочитал носилки... Так или иначе, у Ордена не было никакой возможности прихватить с собой ещё и коней. Разве что в минимальном количестве, для командиров.

Однако все сохранившиеся описания Арканарской резни указывали на то, что высадка орденских орд началась именно в порту. А первые чёрные сотни, зачищавшие столицу, были конными.

Тут Левин обратил внимание на странное словечко "уже" в словах "это будет уже двадцать длинных хохарей". Если предположить, что вся масса чёрного воинства была доставлена из-за пролива, словечко это не имело смысла. А вот если предположить, что тысяча-другая чёрных монахов поджидало своих собратьев на берегу, уже конные и вооружённые, да ещё с заводными лошадьми — ситуация выглядела совершенно иначе. А если учесть, что прибывшие первым делом разграбят порт? Где полным-полно ценного, в том числе и гужевого транспорта?

План, конечно, был достаточно рискованный. Что дона Рэбу и смутило. Однако собеседник настоял на своём, указав, что сейчас ссориться не время.

В общем, где-то что-то расшифровав, а что-то додумав, Левин предложил такую реконструкцию разговора:

"ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Корабли выйдут из гаваней, и чёрным ветром пройдут пролив без вёсел. Это будет уже [то есть — вместе с вашими людьми] двадцать тысяч всадников. Хорошо было бы [с такой-то силой] вырезать всех подданных короны [то есть всю базу серого ополчения]. Но бойцы не хотят марать руки. На том и закончим обсуждение. Таков наш план.

ДОН РЭБА: Слишком рисковано.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Таков наш план. Конфликтовать с нами [или действовавать без нашей помощи] для ваших людей — нереально. Мы поняли друг друга?

ДОН РЭБА: Поняли.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Ну вот и хорошо."

Когда состоялась эта знаменательная беседа? Скорее всего, за несколько месяцев — Левин считал, что за полгода — до событий. Доказать он этого, впрочем, не смог. Как и того, что переговоры проходили в замке барона Пампы дон Бау, то бишь Званцева. Хотя это очень вероятно. Где ещё Антон мог чувствовать себя настолько вольготно, чтобы в темноте ходить мимо замковой охраны, не рискуя получить в шею отравленную колючку? А это было вполне вероятно, если верить малышевской книжке.

Из чего опять-таки следовало, что Антон-Румата был вполне себе в курсе происходящего, Не вполне и без детализации. Но знал он достаточно, чтобы понимать, куда, собственно, ветер дует.

И последнее. В изуродованной памяти Антона лицо человека с бородкой заместилось физиономией Ваги Колеса. Память работает по своим законам. Обычно она заделывает дырку чем-то похожим на то, что было утеряно.

Причин для того, чтобы в пустую раму встал именно Вага, было, как считал Левин, две. Первая — этот человек и Вага говорили на жаргоне. И второе — Антон относился к человеку с бородкой примерно как к Ваге. То есть считал его опасным преступником.