Мне никогда не забыть момент, когда я обнаружила пугающую теневую сторону самой себя. Я выросла в любящей семье и редко испытывала гнев. Поскольку я считала себя пацифисткой, то была сильно шокирована в тот день, когда осознала в себе реальное сильное желание убить. В один из моментов своей жизни я почувствовала себя очень запуганной, буквально пойманной и загнанной в угол. Помню, как ярость вскипала внутри и появилось ужасное ощущение, которое можно было выразить словами: «Пустите меня, я хочу его УБИТЬ!». В полном ужасе от того, что у меня могло возникнуть такое чувство, я ощущала стыд и вину. (Много лет я никому не рассказывала об этом.) Но я поклялась, что не забуду, что во мне тоже есть потенциал насилия. Уродливая теневая сторона прорвалась наружу неожиданно. Все это позволило мне глубже понять, что потенциал насилия существует в каждом из нас. Мое сочувствие распространялось и на тех, кто ощущал себя настолько униженным, что чувство ярости толкнуло их к физическому насилию.

Говоря на юнгианском языке, тень представляет собой неизвестный, живущий в сфере бессознательного аспект я. Тень состоит из всего того, что стало неосознаваемым в результате опыта обусловливания, полученного в раннем детстве. Эту часть нас мы отвергаем, отрицаем или подавляем. Будучи детьми, мы обнаружили, что какие-то формы поведения неприемлемы: девочки, например, могли услышать следующее: «Ты выглядишь некрасивой, когда сердишься» или «Девочки себя так не ведут!»; а мальчики: «Большие мальчики не плачут» или «Ты что, посидеть спокойно не можешь?». По мере взросления подобные наставления подсказывают, какое поведение общество приемлет, а какое нет. Что же происходит с потребностью отстоять свои права у девочек и потребностью освободить свои эмоции у мальчиков? По словам Роберта Блая, понимая, что какие-то формы нашего поведения не одобряются окружающими, мы запихиваем их в «большой черный мешок, который волочим за собой». Когда мы заглядываем в этот мешок впоследствии, то оказывается, что мы засунули в него также много хорошего{50}. В вышеприведенных примерах девочки прятали туда свою способность отстаивать себя, а мальчики – способность выражать чувства.

Подавленные мысли, эмоции, поведение, обладая большой силой, циркулируют в бессознательном и накапливают потенциал для вулканического извержения. Подавляемые стороны накапливают мощь за счет сил постоянного сдерживания, подобно тому как растет давление в работающей скороварке. Сдерживание этого бурления бессознательного отнимает много сил. Напряжение в мускулах, боль в суставах и сердечные спазмы – все это результат сдерживания чувств и мыслей «под крышкой». Большинство людей боятся вглядываться в бессознательное и лишь изредка догадываются, сколько физической и эмоциональной энергии тратится на то, чтобы удержать эту «крышку».

Отрицаемые или отвергаемые стороны я зачастую понимаются как деструктивные, злобные импульсы: острое желание убить, ограбить или отомстить. Однако подчас мы отправляем в сферу бессознательного и свою креативность, силу, бунтарский дух, чувственность, сексуальность и готовность любить. Так что, исследуя глубины бессознательного, мы находим там много утраченных сокровищ.

На самом деле процесс принятия своей тени может быть менее сложным, чем высвобождение света. В том, что называется высвобождением света, есть определенная загадка, ведь мы говорим об открытости нашей духовности – возможности испытывать любовь, сострадание и всеобъемлющие состояния сознания. За годы практики в качестве терапевта и фасилитатора групп я обнаружила, что люди испытывают неудобство, признавая и ощущая любовь. С большей готовностью они принимают негативные мысли о себе и других и при этом отвергают комплименты, заботу и любовь. Быть открытым для любви доступно каждому человеку без каких-либо затрат с его стороны. Тем не менее мы склонны защищаться от нее. Способность в полной мере получать любовь либо от другого человека, либо из универсального источника энергии может стать предпосылкой к открытию способности предлагать безусловную любовь.

Любить – вроде бы хорошо, но мы боимся этого, боимся быть отвергнутыми, испытать боль, быть уязвленными. Однако зачастую те, кто больше всех перестрадал, легче и свободнее делятся своей любовью. Любовь – это самая мощная сила вселенной. Сердце, открытое другим, приносит нам радость. В акте любви мы дарим сами себе великий дар. Очевидно, любовь, в самом высоком смысле этого слова, и есть то счастье, к которому все стремятся.

В этой главе обсуждается динамический процесс встречи с тенью и ее трансформации с помощью экспрессивных искусств. Обнаруживая соприкосновение света и тени, мы всматриваемся в то, каким образом можно интегрировать внутренние противоположности. Хотя я и описываю обнаружение и интеграцию как два разных события, на самом деле оба представляют собой часть одного и того же цикла, одного и того же целого, одного и того же я. Как в символе ян – инь есть темная точка в светлом и светлая точка в темном. Невозможно быть по-настоящему любящим и сострадательным, не будучи открытым по отношению к своей темной стороне. И в заключение я привожу примеры из опыта людей, испытавших трансцендентные ощущения света и любви.

Познавать, принимать и освобождать темную часть своей природы способами, не травмирующими других, – очень важно для того, чтобы предотвратить воплощение ее могущественной силы в различные проявления агрессии. Экспрессивные искусства естественным образом помогают осуществить путешествие в мир тени, позволяют создавать образы, движение, звук и творческое письмо, высвечивающие различные стороны неизведанного. Если дать себе такое разрешение, то экспрессивные искусства погрузят нас в мифические, метафорические и кинестетические аспекты неизведанного. В процессе осознания тени мы получим много полезных, восхитительных посланий, адресованных нашей жизни. Обнаружение наших неизвестных сторон выносит эти аспекты на свет, позволяя им – давно потерянным субличностям, в которых мы нуждались, чтобы обрести целостность, – стать нашими союзниками.

Моя настойчивость в обнаружении и принятии тени отличает мою философию и работу от философии и работы моего отца. В последние годы жизни Карл Роджерс признавал, что часто бывал не в контакте с собственным гневом. И я прекрасно знала об этом, так как работала с ним в одной команде на семинарах, посвященных человекоцентрированному подходу, которые проходили каждое лето с 1975 по 1980 год. Несмотря на то что каждый член нашей команды, включая меня, мог открыто говорить о своем актуальном гневе не только друг с другом, но и с группой, состоявшей из сотни участников, отец, казалось, никогда не впадал в гнев. Поскольку по ходу всех этих событий возникало множество досадных и фрустрирующих ситуаций, отсутствие реакции с его стороны оказывало на нас сильное давление, и я чувствовала, что должна проговаривать его гнев за него. Вероятно, именно его неспособность переживать гнев подвигла меня на выделение этого чувства в качестве важной и потенциально очень конструктивной эмоции. Слова «гнев» нет в предметных указателях его книг. Только в посмертно опубликованной «Хрестоматии Карла Роджерса»[15] оно упоминается четыре раза. При этом в одном из текстов описывается мой гнев (моя спасительная жизненная энергия) в тот период, когда я боролась за развод. В этой книге отец объясняет[16], что брак Дженнифер (псевдоним Натали) мог бы быть спасен в том случае, если бы она знала, как осознавать свой гнев в супружеских отношениях, и была способна присваивать это чувство. (Но у Дженнифер не было соответствующей модели семейных отношений и опыта восприятия двух людей, испытывающих гнев в отношениях друг с другом в конструктивной манере, чтобы прийти к разрешению конфликта).