На этой грани заканчивается рассудочное понимание и начинаются вещи, традиционно описываемые как интуитивные, таинственные, мистические. В книге есть несколько свидетельств того, что подлинная психотерапия открывает в человеке такие возможности, которые можно назвать не иначе как экстрасенсорными, визионерскими, магическими.

Первый пример читатель найдет уже в предисловии автора. Это замечательный рассказ о «Танце солнца», в котором участники швейцарского воркшопа Натали Роджерс и Паоло Книлля буквально освобождают свет солнца. Природа общается с природой, природа слышит природу, природа идет навстречу природе. Конечно, и ваш, и мой культурно обусловленный рассудок всячески противится такому пониманию. Такое невозможно, потому что невозможно! При этом мы отлично понимаем, что в природе гораздо больше неосвоенного рассудком, нежели освоенного, а человеческая история полна свидетельств взаимопонимания и взаимодействия природы и таких людей, в которых была отчетливо явлена их собственная природа, их натура.

Второй пример трансперсональных качеств Натали – ее рисунок, сделанный ею в ходе первого московского воркшопа. На нем она выразила свои впечатления от России: «Начав с прекрасных соборов Загорска, я быстро набросала несколько схематических фигур, танцующих на улицах в качестве символов духа нашей группы. Когда я раскрашивала небо над соборами, показалась темная фигура. Я посмотрела на нее и постепенно осознала, что она хочет появиться. Окончив свою импрессионистскую работу, я поделилась ею с группой. Некоторые участники были очень обеспокоены тем, что „черный ангел“ был плохим предзнаменованием будущего». Конечно, в 1989 году мы все могли лишь «теряться в догадках». Однако теперь, по прошествии четверти века, все мы знаем ответ на вопрос: «Кто вы, мистер Черный Ангел?».

Третий пример трансперсонального сознания, обнаруживающегося в моменты глубинного прозрения и понимания, – это стихотворение, написанное Натали в момент начала операции «Буря в пустыне», о которой в то время знали лишь ее участники и военно-политическое руководство США.

Примечательно, что способность к такому глобальному сознанию, подлинная связанность с людьми, живущими за сотни и тысячи километров, проявляется у Натали отнюдь не только в чрезвычайных и масштабных ситуациях. Моя электронная переписка с ней никогда не была регулярной. Даже когда началась активная фаза работы над переводом ее книги, мы обменивались письмами крайне редко. Однако именно 29 сентября, в тот день, когда я поставил точку в своей работе переводчика-редактора, буквально через несколько часов я получил от нее письмо, начинавшееся словами: «Дорогой Алекс, я надеюсь, что ты закончил работу над переводом моей книги о творческой связи» (ее предыдущее письмо, адресованное мне, было датировано 28 июня).

Если вы, уважаемый читатель этой книги, сможете воспринять ее психотерапевтическое содержание, почувствуете за ним автора книги как человека и хотя бы отчасти проникнетесь осознанной верой Натали Роджерс в возможность гуманного мира, я как переводчик и редактор этой книги буду считать свою главную задачу выполненной.

Дорогие российские читатели, я в восторге от того, что вы сможете прочитать мою первую книгу, посвященную творческой связи, на русском языке. Я испытываю глубокое уважение и любовь к русскому народу. Для меня было большой удачей в ходе четырех поездок в Советский Союз (а сегодня Россию) предложить своим слушателям воркшопы и тренинговые программы по человекоцентрированным экспрессивным искусствам. Первая поездка состоялась в 1989 году, а последующие – в 1991, 1994 и 1995 годах. Я хотела бы рассказать вам несколько историй об этих поездках, чтобы познакомить вас с книгой, которую вы собираетесь прочитать.

Вы можете спросить: «Как же так вышло, что в 1989 году вас пригласили приехать в Советский Союз?» В 1986 году доктор Алексей Матюшкин, директор НИИ общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР, пригласил в Москву моего отца, известного гуманистического психолога доктора Карла Роджерса и его коллегу доктора Рут Сэнфорд. Целью визита было прочитать несколько лекций о философии и методах человекоцентрированного подхода и продемонстрировать его применение в индивидуальной психотерапии и групповой работе. Мой отец был совершенно изумлен положительным откликом на его учение. Он понятия не имел, что так много людей в СССР читали его книги. По свидетельствам многих советских коллег, визит Карла Роджерса в Советский Союз изменил вектор развития советской психологии, воспринявшей гуманистические ценности и клиентоцентрированные методы. Его поездка ярко описана в биографической книге Говарда Киршенбаума «Жизнь и творчество Карла Роджерса»[2].

К сожалению, эта поездка оказалась последней. Карл Роджерс умер в возрасте 85 лет 4 февраля 1987 года в городе Ла-Хойя в Калифорнии в своем доме. Доктор Матюшкин вылетел из Москвы в США, чтобы присутствовать на панихиде. После очень трогательных выступлений и воспоминаний доктор Матюшкин спросил меня, заинтересована ли я в том, чтобы завершить работу, начатую моим отцом. Я была глубоко тронута этим предложением, но ответила, что мой подход очень отличается от работы отца, хотя и основан на его философии и методах. Я сказала: «Я расширила его представления, включив в них в качестве процесса исцеления экспрессивные искусства, помогающие людям погрузиться в глубокий источник их творчества». Предложив доктору Матюшкину прочитать несколько моих статей, предметом которых были человекоцентрированные экспрессивные искусства, я попросила его дать мне знать, если после ознакомления с ними он по-прежнему будет желать моего приезда в Москву.

В то время я инициировала создание частной, некоммерческой организации под названием Институт человекоцентрированной экспрессивной терапии в Санта-Розе. Мы предлагали четырехсотчасовую экспериентальную[3] сертифицированную программу с использованием экспрессивных искусств в рамках мультимодального подхода. К нам приезжали люди со всего мира, чтобы перенять этот глубинный опыт. Эта программа существует по сей день.

Через несколько месяцев я получила приглашение приехать в Москву, чтобы преподавать и фасилитировать групповую работу. В те времена еще не было компьютеров, а стало быть, и возможности общаться по телефону через железный занавес. Много месяцев ушло на переписку, оформление приглашения и необходимые приготовления, и в 1989 году я приехала в СССР. Фрэн Мэйси (специалист по Советскому Союзу, бывший исполнительный директор Ассоциации за гуманистическую психологию, спутник и переводчик Карла Роджерса во время его поездки в СССР), моя коллега Клэр Фитцджеральд и я договорились провести пятидневный воркшоп в Академии педагогических наук в Москве.

По мере приближения даты поездки мое волнение нарастало. Я надеялась понять русских людей и их прекрасную многовековую культуру, живопись, музыку и литературу. В подростковом возрасте моим любимым художником был Кандинский. Дома я каждый день слушала классических русских композиторов. А русская литература трогала меня до глубины души. Тем не менее и страхов у меня было много. Зная, что мы собираемся посетить престижный исследовательский институт, где работают выдающиеся интеллектуалы, я испытывала ужас при мысли о том, что они, возможно, не заинтересуются тем, что я собиралась им предложить. Я даже представить себе не могла, что советские профессора согласятся выразить свои чувства с помощью цвета, глины и коллажа. К моему немалому удивлению и восторгу, эти представители академической науки были готовы и полны желания играть с художественными материалами, двигаться под музыку и общаться с помощью невербальных средств! Это было время, исполненное вдохновения для всех нас. Я чувствовала глубокую сердечную связь с этими людьми, словно была их сестрой.