Одно дело – эмпатически понимать и принимать человека сердцем и разумом, и совсем другое – точно передать это понимание человеку. Фасилитатор должен вербально ответить таким образом, чтобы клиент почувствовал себя понятым. Парафраз, отражение, отзеркаливание и активное слушание – вот те слова, которые описывают словесные отклики, демонстрирующие способность фасилитатора понимать. Часто эти слова истолковываются неправильно, и тогда фасилитатор становится похож на попугая. Ключ к эмпатии и пониманию – это истинное стремление точно понять как чувства, так и представления клиента. Мне особенно нравится такая метафора: откликаться на музыку так же, как и на слова. Это предполагает интуитивный и образный отклик, достигающий самых глубоких чувств и смыслов индивида. Клиент или человек, который пытается наладить контакт, – наш лучший учитель. Если он говорит: «Нет, это не совсем то, что я имею в виду», он ведь может и переформулировать свою мысль.

Обсуждая психологическую свободу как внешнее условие творчества, Карл Роджерс говорит:

Обратите внимание, что выше описывалась полная свобода символического выражения. Выражение чувств и импульсов в поведении не всегда свободно. Поведение в некоторой степени ограничивается обществом, и это правильно. Однако символическое выражение не подвержено таким ограничениям{2}.

Меня интересует акцент на слове «символическое». Экспрессивные искусства содержат идеальные средства для самовыражения посредством символов и метафор. Например, символическое выражение чувства ненависти по отношению к какому-либо человеку высвобождает сдерживаемые эмоции, не нанося вреда последнему. Рисование и лепка, в которых выражаются чувства, дают огромное облегчение и открывают новые перспективы. Символы тоже несут в себе послания, выходящие за пределы значений слов.

Вышеупомянутые принципы действенны для создания безопасной среды независимо от того, работаем мы или играем. Например, ими должны руководствоваться родители, создающие безопасную среду, способствующую укреплению их общения с детьми. Они также крайне эффективны в отношениях между учителем и учеником, отношениях пары и даже в деловом мире.

Третья категория внешних условий, способствующих творчеству в моей работе, – это предложение стимулирующего и несущего в себе вызов опыта. Психологическая безопасность и психологическая свобода создают почву и питательную среду для творчества, но в нее должны быть посеяны семена. Во время работы с отцом мне недоставало побуждающих переживаний, которые мотивировали бы и предоставляли бы людям время и пространство для вовлечения в процесс творчества. Мы можем сесть и поговорить о том, как быть творческими, но при этом не вовлекаемся в сам творческий процесс. Поскольку наша культура в значительной степени состоит из разного рода вербализаций, важно побуждать клиента или ученика, предлагая ему опыт, который бросает вызов. Тщательно спланированные опыты по самоисследованию, построенные так, чтобы вовлечь клиента в практику использования экспрессивных искусств (если он сам избрал такую возможность), помогают ему сосредоточиться на творчестве.

Большинство из нас пытались творить в небезопасной среде. Нам предлагали художественные материалы в классе или студии, где учитель говорил: есть правильный и неправильный способ творить. Мы танцевали или пели, после чего нас поправляли и оценивали. Другое дело – если человеку дается возможность исследовать и ставить эксперименты с разнообразными материалами в поддерживающем, неосуждающем пространстве. Такая установка позволяет быть аутентичным, заглядывать в себя глубоко, быть как ребенок.

Конечно, можно просто выложить материалы и сказать: «Действуйте!» Однако мы обнаружили, что полезно предлагать браться за такого рода проекты или упражнения, которые не предполагают верного и неверного результата, а стимулируют творческие токи. Следующая глава книги позволит вам начать такого рода эксперименты, а на протяжении всей книги вы найдете множество других подсказок относительно подобных упражнений.

Процесс творчества включает исследование, экспериментирование, создание хаоса из используемых материалов, атмосферу игры, вступление в область неизвестного. Такие слова могут вызвать опасения и страхи: «Разве я творческий? Я не могу даже прямую линию провести!», «Мне никогда не хватит мужества, чтобы танцевать или как-либо выражать свои чувства в движении». Такие мысли возникают у многих в отношении своей способности пользоваться средствами экспрессии.

Не раз мне приходилось слышать трогательные истории от клиентов, друзей или участников групп, которые запомнили тот день, когда они перестали рисовать, танцевать, слушать и сочинять музыку для своего удовольствия и самовыражения. Когда они танцевали, учитель оценивал их низко, товарищи насмехались над ними или кто-то приказывал им только открывать рот, когда другие пели. Они чувствовали, что их не понимают и осуждают. Их внутренний голос твердил: «Я не могу рисовать», «Я немузыкальный», «Больше нет радости». Все искусство теперь ограничивается для них пением в душе и рисованием в записной книжке.

Какая жалость! Наше общество выжало все соки из творческих порывов большинства своих граждан. Мы должны найти способ восстановить спонтанную свободу выражения без оглядки на одобрение других. Мы отдаляемся от источника творчества, приносящего радость, цепляясь за мысль, что должны быть «художниками» – мастерами, которые полностью развили мастерство выражения. Вместо этого мы можем использовать искусство, чтобы сосредоточиться на самовыражении и личностном росте, а не развивать навыки и совершенствовать окружение.

По словам Карла Юнга, «динамический принцип фантазии – это игра, принадлежащая ребенку, и как таковая она не совпадает с работой. Но без этой игры с фантазией не родилась еще ни одна творческая работа». Хотя побуждение к самовыражению сильно, оно с легкостью подавляется в детстве. Многие потом испытывают страх перед дальнейшими попытками и сопротивляются им.

Многие из нас думают о художниках как о ком-то особенном, о «тех других талантливых, творческих людях». Но когда мы сами были детьми, то говорили на этом же языке. Мы не осознавали себя. Мы брали кисть, опускали ее в банку с краской, размазывали краску на большом листе бумаги и получали от этого удовольствие! «Смотри, мама, ДЕРЕВО!» Мы не тревожились о том, понравится ли это кому-либо, или о том, видит ли мама в этом дерево. Мы были счастливы выразить себя. Это было просто здорово. Мы чувствовали свободу экспериментирования с цветом, брызгами, точками и линиями. Мы исследовали и учились одновременно.

Затем в какой-то момент все менялось. Нам становилось небезразлично не просто то, видят ли окружающие так же, как мы, но и нравится ли им наше произведение. Истории, которые мне приходилось слышать, невероятны и вместе с тем типичны. Одна женщина рассказывала: «Однажды, учась во втором классе, я принесла домой из школы рисунок с изображением кролика. Мама посмотрела на него и сказала: “Какую красивую собачку ты нарисовала!” Я настаивала на том, что это кролик. Мама повесила его на дверцу холодильника, но продолжала говорить о нем как о собачке. И я решила больше никогда не рисовать».