— И это поможет?
Бажена снова улыбнулась, но не ответила. Она поднялась и пошла по своим делам.
4
…Лошадь сильно хрипела. Розовая пена вырывавшаяся из её рта, забурлила; животное споткнулось и рухнуло на пожухлую траву. Я едва-едва успел вытянуть ногу из стремени и покатился по земле.
Стоял тихий холодный вечер. Небо, окрашенное сине-багровыми полосами облаков, устало глядело на меня.
Я был не в силах встать. А рядом доходила раненная, да ещё и загнанная лошадь.
Где-то глубоко в душе мне было её жаль. Надо было бы помочь, попытаться прекратить её страдания, но разум охватила какое-то безразличие.
Я устал. Безумно устал. Второй день в бегах. Без сна, отдыха… Петляю по лесам, что заяц, сбивая со следа.
Прикрыл глаза всего лишь на секунду, и вдруг… кто-то затормошил меня за плечо.
Глаза резко открылись. И первое, что они увидели — это было испуганное лицо Бажены.
— Что случилось? — спросил я.
— Ты так стонал… страшно стонал…
Я сел. Голова была тяжелой, как это обычно случается от того, что не доспал. Во рту снова пересохло.
Бажена протянула деревянную ендову. Сделав несколько мощных глотков, я ощутил странный привкус напитка. Нога, на удивление, уже не так ныла и болела. Бажена еще минуту стояла рядом и внимательно смотрела на меня.
— Думаешь, сейчас в лунных лучах буду светиться? — пошутил я, чувствуя, как разум слегка затуманился.
Знахарка задумалась и отошла к печи.
Только теперь я учуял в воздухе легкий запах дымка. Бажена повернулась ко мне лицом. У неё в руках был тугой пучок каких-то сушенных трав, один конец которого сильно дымил.
Знахарка подошла ко мне вплотную и, по какой-то, понятной только ей одной, схеме стала обмахивать «веником» вокруг моей головы — окуривала.
Трава дымила очень сильно. Отчего я стал уже с трудом различать контуры её лица. Грудь сдавил сильный кашель.
Попытался было разогнать дым рукой, но она вдруг перестала слушаться. Ощущение сродни тому, словно сильно выпил. Заторможенность движений передалась заторможенности мыслям. А, может, и наоборот.
В общем, я перестал воспринимать окружающий мир. Хотел сказать Бажене, чтобы она убрала этот пучок да затушила его, но изо рта вырвались прозрачные пузыри. Они распались на множество мелких, а те, в свою очередь, густой пылью расплылись в воздухе.
Кожи лица коснулся странный ветерок. Он хоть и был холодным, но от этого же и приятным.
Я даже услышал странноватый звук, похожий на глухое постукивание палкой по мешку с мукой. Звук был ритмичным, размеренным.
Туман перед глазами рассеялся, и я очутился у отвесной скалы. Впереди, среди белого дыма виднелась черная расплывчатая фигура ледяного дрейка. Его могучие крылья громко хлопали…
И тут же марево пропало.
Я сидел на кровати. Голые стопы опирались на холодный бревенчатый пол. Лицо Бажены медленно выплыло из дыма и её серые глаза внимательно уставились в мои.
— Дрейк? — переспросила она. — Ты сказал «дрейк»?
Я молчал. Просто не мог говорить. Язык прилип к нёбу, мысли путались.
Бажена открыла дверь, проветривая избу. Потом взяла из небольшого мешочка соль и посыпала по всем углам. А, остановившись у образа Святого Тенсеса, что висел в красном углу, чуть помолилась.
В голове стало проясняться, но ясность еще ей не вернулась.
Память снова сделало странный кульбит, вызвав из своих недр странные воспоминания. В них снова был в башне Айденуса в Новограде. Ноги опирались на мозаичный пол… Это верхняя зала мага, вокруг которой снаружи медленно курсировали фонари. Обездвиженный я стоял напротив Айденуса.
— О, если бы ты видел мир таким, каким вижу его я, — говори маг.
Нереальность происходящего усиливалось ещё тем, что воспоминание часто прерывалось, как это бывает во сне.
Великий Маг опустил глаза. Его лоб покрылся глубокими складками. И я вдруг увидел перед собой дряхлого уставшего от жизни старика.
Это откровение настолько меня поразило, что я пропустил большую часть рассказа мага.
— Многие знания умножают многие печали, — проговорил Айденус.
Я слышал эту фразу. Кажется, это из «Святого жития Великого Тенсеса». Его слова. Точно, точно!
— В мире ничто не реально. Здесь нет солнца, нет луны и звёзд, нет неба и земли. Нет рек и озёр. Нет долин и лесов, пустынь и джунглей. Здесь ничего нет. Наш мир, словно застывший студень. Словно отражение былого Сарнаута.
Айденус глубоко вздохнул и поднял глаза на меня.
— Тюрьма… Этот мир мёртв. Здесь лишь отражения былого… Тюрьма для Сарна.
Я испугался: Айденус часом не рехнулся.
— Астрал. Вот истинная реальность. Иной просто нет.
Я огляделся: ничего не изменилось. Мир был таким, каким я его видел. И о чём толковал мне Айденус, было не понятно.
— Из Астрала Великие Маги черпают свою силу. Из Астрала мы создали всё видимое тобой… вами… Над головой ни солнце, ни луны, а лишь Астрал. Там нет ничего. Даже звёзд.
— Почему? — спросил я мысленно.
Айденус удивился вопросу. По его лицу я прочитал, что он думает обо мне: наивный мальчик, не понимающий сути реальности. Его вопрос также глуп, как он сам.
— Уходи, — сказал Айденус, махнув рукой.
Невидимые оковы спали, и я словно освободился…
И что это? Воспоминание? Или сон?
Дверь отворилась, и в избу вошёл краснощёкий от мороза Стержнев. Сосредоточенность на его лице сменилась хмурой улыбкой. Он чуть потянул носом воздух, явно отмечая характерный запашок дымка.
Мне показалось странным столь частые наведывания к моей персоне. Но как только Бажена поставила перед ним миску, всё стало на свои места.
От моего взора не укрылось то, какими однозначными взглядами смотрели эти двое друг на друга.
Стержнев быстро поел, искоса поглядывая на меня. Потом вытер скатертью рот и вытянул из кармана трубку. Неспешно набив её, он затянулся и сел спиной к печи.
За окном было темно. Где-то погавкивала собака, а так вообще стояла мёртвая тишина.
— Зима в этом году припоздала, — вдруг сказал Стержнев, проследив мой взгляд к окну. — Наверное, весна будет затяжная.
— Почему? — не понял я.
— Не знаю… так думается…
Влад глубоко затянулся, ощущая, как дым проникает в каждый уголок его лёгких.
Надо бы отослать почтового голубя, — подумалось ему.
Он уже решил известить Исаева о необычном человеке, назвавшимся Сверром.
И что в нём такого? — продолжал рассуждать Стержнев. — Отчего его ищут прямо-таки все, кому не лень?
Дверь резко распахнулась и в избу ввалилась какая-то мохнатая фигура.
— Там это… как там… ну в общем…
Человек запыхался и долго размахивал руками.
Стержнев как-то безразлично поглядывал на вошедшего, а потом спокойно сказал:
— Да ты, Пётр, не части. Давай-ка по порядку.
Вошедший повернулся к красному углу, бормоча под нос:
— Слава Святому Тенсесу! — а потом уже повернувшись к Стержневу, сказал: — Хрипунов пришёл. Тебя ищет.
— Случилось чего?
— Так ты ему дружинников в помощь дал. Они на солеварню отправились, встретить обоз да сопроводить его, чтоб там ничего…
— Да ближе к делу!
— Хрипунов говорит, мол, гоблины, мать их, напали.
— На обоз? — Стержнев мгновенно выровнялся, но трубку изо рта не выпускал.
— Угу. Лошади назад сами вернулись. Только на последней убитый… Резун…
— Как убитый?
— Топором… гоблинским… В спине торчал…
— Что? — Влад вскочил. — Какова хрена происходит? Вы там перепили, что ли?
— Да как можно, Владислав Никитич. Мы ведь… А тут Хрипунов…
— Где дружинники? А-а, мать вашу! Чего встал, давай пошли к Хрипунову!
Стержнев схватил шубу, шапку и, на ходу одеваясь, выскочил вон. За ним, смешно семеня ногами, поспешил и грузный ратник.
Мы с Баженой переглянулись.
— Нигазово симя! Гах! — и дальше я уже мало что понял на её зуренськом языке.
— Есть что-то теплое? — спросил я у знахарки.
