Скинув верхнюю одежду и, отцепив от пояса мечи, я сел за стол.
Пахло чем-то едва уловимым, но знакомым. Я покрутил в руке чарку, всё ещё поглядывая на Снегову, не в силах до конца определить суть её загадочной отстраненности.
Скорее всего, для неё все мужики — хуже козлов.
— Меня зовут Сверр, — представился я. — А тебя Рута?
— Да, — чуть слышно ответила девушка.
— Демьян предложил мне стать у тебя на постой. Не против?
— Ну… почему же сразу против. Надо так надо…
— И всё же?
Рута подняла взгляд… Её губы полуоткрылись.
И снова ноздри втянули тот тонкий терпкий запах.
— Не против.
— Точно? — настаивал я, чуть наклонившись вперёд.
Рута выдержала взгляд. Она долго-долго смотрела на меня, словно пытаясь найти что-то конкретное. Я слушал её глубокое дыхание словно зачарованный…
— Почему вы не едите? — скромно спросила она.
Я оглядел содержимое блюд. Омуль, черный хлеб, пареная свекла… Не густо, но и не пусто.
— Вижу, ты неплохая хозяйка, — сделал я комплимент, хотя, признаюсь, думал о том, что поем чего-то получше.
Девушка снова потупила взор, краснея, словно ягоды рябины. Когда я одним махом выпил полугар, она тут же взяла бутылку и начала наливать по новой.
Я взял её за руку и хотел остановить. Пальцы ощутили тонкий нежный бархат её кожи.
— Хватит, — тихо проговорил я. — Не сильно уважаю это дело.
Последние слова её, кажется, обрадовали. Но она всё же закончила наливать и поставила бутыль на подоконник.
Эх, была, не была! Одним махом я залил в рот следующую порцию и вдруг понял, что Рута сидит уже ближе.
Снегова чуть улыбнулась, и я вдруг подумал, что в её голове тоже промчалась аналогичная моей мысль: «Была, не была!»
3
Я открыл глаза. Свет за маленьким окном едва-едва забрезжил.
Разум поспешил окончательно проснуться и мысли «вскочили» со своих насестов, словно встревоженные курицы.
Где я?
И тут же ответ: у Руты.
Горячее женское тело, бархатистая кожа… Моя рука, словно обладая собственным разумом, захотела пройтись по возбуждающему взгляд изгибу бедра. А затем заползла на её мягкий живот… Желание набежало жаркой сбивающей с ног волной.
Давно такого не ощущал. С Заей было как-то по-другому.
Рука прошлась по спине Руты, и она тот час же прогнулась.
И я скользнул внутрь неё… Сначала медленно, стараясь прочувствовать каждую секунду этого приятного блаженства.
Девушка спала и во сне чуть застонала. Её приоткрытый рот, глубокое дыхание, податливость и ещё влажность там, внизу — от этого всего вдруг стало до одурения приятно, и я поцеловал её в плечо, впиваясь губами в ласковую кожу.
Двигался по-прежнему медленно, не спеша… Волна блаженства, аж до мороза по коже, потом следующая… зубы заскрежетали, и я еле-еле сдержался. А хотелось с силой войти, обхватить её шею… Темп рос, а с ним начинала стираться реальность. Дыхание прерывалось, как от быстрого бега.
Кажется, я зарычал. Секунда и… но тут девчушка подо мной резко вздрогнула, сдерживая свой крик… Вот он предел, и её… и мой…
Чуть отдышавшись, я встал и осторожно оделся.
Хотелось пить. Стараясь не разбудить Руту, я подобрал оружие, и вышел в сени. Тут же жадно припал губами к заиндевелому ковшу.
Вчерашний вечер на удивление отчётливо запечатлелся в памяти. Не думал, что сиверийки могут быть такими страстными и… изобретательными. А ведь кто-то мне говорил, что чужие женщины всегда слаще, и с этим не поспоришь.
Пожалуй, неплохо, что я согласился остановиться у Руты. Воспоминания о Зае сейчас были далеки. А мелькнувшая было мысль о том, что я делаю что-то неправильное, тут же растворилась в иных более приятных мыслях. Я ещё не придумал своим действиям оправдания, но знал, что обязательно это сделаю. А перед глазами всё ещё виделось обнажённое тело Снеговой: её тонкая талия, небольшая грудь…
Так «засмотрелся», что не заметил выбоины и с грохотом рухнул в сугроб.
— Твою мать! — выругался я, поднимаясь.
На дворе было морозно. Небо заалело в ожидании солнца.
А чего я так рано вскочил с постели? — мелькнула мысль. Отчего-то я представил себя каким-то котом-проказником, самым наглым образом сожравшим хозяйскую сметану. — Куда мне так рано бежать? Демьян, поди, ещё спит.
Дом Молотова был в посёлке самым большим и богатым. Его огораживал высокий частокол, скрывающий от любопытных глаз, все, что происходило за его пределами. У ворот дежурила стража в лице трёх крепких мордоворотов. Вооружены они были весьма недурно.
Вчера, когда я уходил отсюда, здесь стояли другие люди. Сегодняшние парни выглядели суровей.
— Чего тебе? — выступил вперёд один из них.
Я пояснил, что меня приглашал Демьян.
— Хозяин ещё спит. Заходи позже, — бросил стражник и отвернулся.
Ну, так и думал.
Пройдясь по улочке, я вскоре очутился у трактира. На пороге стоял прихорошившийся Тихон. Он хмуро глядел куда-то в сторону, тихо матерясь себя под нос.
— Слава Святому Тенсесу! — бросил я ему, подходя ближе.
Корчаков тут же мерзко улыбнулся.
— О, господин Сверр! — жизнь в Сиверии повлияла и на его говор. — Рад вас видеть. Хозяин сказал, чтобы вы заходили в наш трактир, не стеснялись. Прошу, — Тихон широко открыл дверь.
Я вдруг понял, что моё лицо само собой скорчило презрительную мину. Корчаков это увидел, но лишь снова заискивающе улыбнулся.
В трактире было душно и темно. Тихон заскочил следом за мной и торопливо стал зажигать свечи.
Открылась дверь и внутрь вошло несколько человек. По виду либо лесорубы, либо охотники. Они расселись за свободными столами и потребовали выпивки.
Тихон проворчал и скрылся за дверью. Тут же выскочило пару парнишек. Они бросились к стойке и принялись разливать спиртное.
— Вам сюда, — предложил Корчаков, указывая на лавку у окна.
Мне накрыли стол, принесли жареные ребрышки. Остальное разглядеть не успел.
— Из печи, ещё горячее, — пояснил Тихон, присаживаясь напротив.
Чего-чего, а такого панибратства я не ожидал.
— Всю ночь готовил? — грубо спросил у трактирщика.
Корчаков улыбнулся своей скользкой улыбкой и налил мне чарочку.
— По утрам не употребляю, — сказал я.
— Не откажите, примите за счет заведения.
Мужики, сидевшие чуть поодаль, гоготали, словно гуси. Из их разговора стало ясно, что перед утреней работой, они решили пропустить чарку-другую.
— Говорят, вы у Снеговой остановились, — сказал Корчаков.
Его компания мне не сильно нравилась.
— Ну да, у интендантки.
— Снегова никакая не интендантка, — хмыкнул Корчаков. — Грязная кровь…
В его лице просквозило презрение. Своей последней фразой он вызвал из моей памяти образ старика Северского.
Честно говоря, у меня вдруг родилось желание вмазать своему шурину, да так, чтоб все зубы повылетали. Но я сдержался.
— Её муженёк, пьянь подзаборная, вот он был интендантом у Хозяина. Пил по-чёрному… Даже молотовское добро позакладывал. Когда Хозяин узнал, чуть шкуру с него не спустил, — лицо Тихона снова расплылось в такой же гадкой усмешке.
Он, судя по всему, шкуру бы точно спустил.
— Благо, — продолжил свой рассказ трактирщик, — вовремя люди заступились. Спасли… Да ещё эта Рутка, дура, бегала к Демьяну Савватеичу, молила, чтоб муженька её простил. А по осени этот…
Корчаков даже вздохнул, словно не в силах обозвать супруга Снеговой плохим словом. Получилось это демонстративно наигранно. Ну, прям тебе благочинный муж во всей красе!
— Помер он. Утонул в Вертыше. А должок-то остался. Ну, Хозяин сжалился… — Корчаков гигикнул и хлопнул себя по толстой ляжке. — И пристроил Снегову в лабаз. Пущай, мол, отрабатывать-то должок надо… Хорошо, избу оставил… А интенданткой её прозывают по старой памяти.
— А чего «грязная кровь»? — поинтересовался я.
— А ты разве не слышал? — трактирщик незаметно для меня перешёл на «ты». — В Сиверии, всех найдёнышей прозывают Снеговыми, то есть найденными в снегах. Рутку ведь, видно, тоже где-то на дальнем поселении отыскали. Кто её и как зачал, ещё вопрос. Там пьяни подзаборной столько лазило, что ой-ой-ой! А то, может, лесной космач али медведь. Этим бабам всё одно с кем любиться.
