Сотник присел подле убитых и по его лицу я понял, что никого из них он не узнаёт.

— Показывай, — приказал Тур.

Семён подошёл к средней телеге и вытянул из-под колеса запрятанный им небольшой сундучок. Открыв крышку охотник показал нам его содержимое:

— Что это? — спросил Холодок, поглядывая на какие-то камни.

— Это же… — Добрыня аж губы закусил.

— Золото, — закончил Семён.

Тур вытянул из сундучка камешки и с маской отвращения на лице поглядывал на них.

— А теперь взгляни-ка сюда, — охотник подошёл к третьей телеге и скинул лежащую сверху шкуру.

Под ней лежали несколько медвежьих голов, а рядом — небольшая золотая фигурка, походившая на какого-то зверя, стоящего на задних лапах.

Внешне всегда благочинный Тур вдруг страшно выругался. Улыбка радости от того, что он, Семён, это всё добро нашёл, мгновенно сползла с лица охотника. Он чуть отступил назад от сотника и даже немного вжал голову в плечи.

— Ах, ты ж, Демьянушка! Ах, ты ж, сволочь! — Тур с силой ударил кулаком по деревянному борту телеги. — Соль ему возить… помочь сопроводить мимо гоблинских земель… Сволочь!

Мы с Добрыней и Игорем переглянулись друг с другом, всё ещё не понимая, что происходит.

Несколько минут Тур стоял в раздумьях. Потом, повернувшись к нам, вдруг сказал:

— Ни слова об увиденном здесь. Ясно?

Мы дружно кивнули и снова переглянулись друг с другом.

— Что будем делать? — спросил Семён.

— Ловить тигра! — рявкнул сотник. — Закончим одно дело…

Тут он запнулся, словно осенённый новой мыслью.

— Вот что, Семён. Бери этих удальцов и завтра поутру отправляйся выяснять откуда везли сие золото.

— А как же приманки, петли?

— Без тебя разберёмся.

— Откуда везли, я, думаю, и так понятно…

— Может и понятно! Но мне пустых домыслов не нужно. Ты как хочешь, но чтобы сыскал мне то место! Сыскал!

Семён как-то обречёно вздохнул и кисло посмотрел на нашу троицу.

— Это ведь идти туда, — он неопределённо махнул рукой, но Тур даже не стал его слушать.

Вернулись в лагерь когда уже стемнело. В воздухе висел приятный запах готовящейся похлёбки.

Я не стал дожидаться пока её доварят и перекусил в сухомятку. Потом занялся своей ногой: за сегодняшний день она изрядно натрудилась и место ранения слегка воспалилось. Натерев его мазью Бажены, я прилёг под навесом и практически мгновенно заснул.

Семён разбудил нас очень рано.

— Завтракайте по-плотнее, — наставлял он нас. — Я вам не Тур, привалов делать до вечера не дам.

— Что брать с собой? — спросил Добрыня.

— Припасов дней на пять, — чуть подумав, ответил охотник.

Вышли из лагеря, едва солнце озарило верхушки древних кедров. Утро было тихим и менее морозным, чем прошлые. Семён пообещал нам хорошую погоду.

Вернувшись к разбитым телегам, охотник долго осматривал окрестности и повел наш отряд на северо-запад, вдоль высокой горной гряды, которая почти отвесно ниспадала к Уречью.

Я догнал Семёна и решился на разговор.

— Послушай, — начал я, — можешь пояснить, что происходит?

Охотник остановился и несколько удивлённо посмотрел на меня. Холодок, следующий за мной, тоже приостановился и внимательно посмотрел на Семёна.

— Вы все так и не поняли? — с наигранным удивлением в голосе, спросил тот.

— А что тут понять! — подал голос Добрыня.

Наверное с минуту Семён что-то обдумывал, а потом сказал:

— Видели, что было в сундучке?

— Ну, золото, — с таким же презрением на лице, какое было у Тура, сказал Холодок.

— Вот именно! Это куски самородного золота! А ещё? Фигурку медведя?

— Ты мог бы изъясняться…

— Ну вы даёте! — перебил меня охотник. — На сундучке был знак Молотовых. Да и сам обоз был ихний. Видно, везли добытую у озера соль. А ещё, как видите, и золото!

— И что? — всё ещё не понимали мы.

— Это золото принадлежит гоблинам! Это их фигурка. А, значит, ребятки Молотовых залезли на чужие земли, и мало того — ограбили их святилище. Гоблины племени турора поклоняются медведям. Они даже считают, что произошли от медведей.

Семён посмотрел на наши лица и обреченно вздохнул.

— Ну вы даёте! — снова повторил он.

— Мы не местные, — сказал Холодок. — Всех ваших делишек не знаем.

— Ладно, ещё раз объясню, — Семён подошёл к нам ближе. — Местное племя гоблинов это варвары, которые поклоняются какому-то своему мифическому богу, имеющему внешность медведя. Точно не помню, как его там зовут. Это Ермолай Сотников помнит, поскольку с ними заключал союз и какое-то время изучал их обычаи. В Уречье, а ещё точнее — в Южном Уречье, охотникам не разрешено промышлять медведя.

— Ха! — бросил Холодок. — У тебя самого полушубок из медвежьей…

— Тут есть один момент: на мне полушубок не из таёжного вида бурого медведя, а из его собрата — северного голубого, что обитает на Костяной равнине за Великанами. Так вот — поскольку медведь для гоблинов священен, Ермолай договорился что бурого трогать тут не будут, и запретил на него охотится в Уречье, чтобы не накалять обстановку. Это понятно?

— Угу.

— Ходят упорные слухи, что гибберлинги когда-то нашли в предгорьях Уречья медную жилу. Правда, пока это лишь слухи. Молотовы заинтересовались, и, говорят, стали тайно засылать горных мастеров. Стало сие известно, потому как гоблины стали вдруг жаловаться сначала Ермолаю, потом Стержневу, что мы, люди, отчего-то постоянно лезем к ним в Южное Уречье. Всех, кого ловили за нарушением соглашения, оказывались работниками фактории. Они всё время оправдывались, что, мол, случайно, или, мол, не заметили, как перешли межевые границы, или не знали. В общем, всё в таком духе. Но, думается мне, что всё-то они знали, просто искали эту самую жилу.

— А причём тут золото? — не понял Игорь.

— Причём? Эти изыскатели, очевидно, натолкнулись на святилище гоблинов. Ермолай как-то говорил, что видел его в Соляных горах, но только издали. Так вот, эти молотовские ребятки мало того, что убили медведей, что по законам племени турора карается смертью (ведь для них убить медведя всё равно, что убить своего соплеменника), так ещё, видно, и украли золотые изделия. Теперь понимаете, почему гоблины напали на солеварню, а потом и на обоз? За подобное осквернение… святотатство… А мы ещё им на помощь шли!

Мы молчали, обдумывая всё услышанное.

— Но ведь это всё домыслы, — подал я голос. — Прямых улик-то нет.

— А фигурка? А знак на ларце?

— Скажут, что нашли в лесу. Положили в то, что было под рукой, к примеру, сундучок…

Семён сердито махнул рукой.

— Да пусть говорят, что хотят! Я уверен, что Молотовы к этому приложили руку. Здесь всё делается с их согласия.

Семён развернулся, демонстрируя, что разговор окончен, и пошёл дальше.

— Постой! — крикнул Игорь. — Если золото с Южного Уречья, то чего мы до сих пор здесь?

— Кто тут следопыт? — бросил, не оборачиваясь охотник. — Следуйте за мной, а там видно будет.

И наша четвёрка отправилась следом за Семёном.

Где-то далеко справа шумел Медвежий порог. За два дня пути, мы отмахали солидное расстояние и вышли на небольшое плато, с которого хорошо просматривалось Солёное озеро. Черными строениями на белом снегу выделялась солеварня с жилыми избушками, а чуть дальше от неё каменная часовенка.

Семён очень долго всматривался вдаль, а мы залегли у кустарника в ожидании.

— Странно, — заметил я, обращаясь к парням.

Добрыня перестал жевать вяленое мясо и повернулся ко мне.

— Что именно? — спросил он.

— Почему озеро солёное, а в Малом Вертыше — пресная?

— А-а! Вот, наконец, и ты это заметил!

Добрыня добро улыбнулся.

— Это одно из самых загадочных чудес Сиверии. Вон там, где озеро переходит в Вертыш, из воды торчат высокие черные камни. Видишь?

Я присмотрелся.

— Вроде, что-то торчит.

— Это Жадные Пальцы. Так их тут прозывают. Едва вода озера их минует, как перестаёт быть солёной.