— Послушай! — Варлам схватил меня за рукав. — Вот что: ты не сможешь попасть на «Валир».

— Почему?

— Даже если ты разыщешь проход, тебе не миновать стражу в бухте… Да и вообще, там всё превратили в неприступную крепость: с обоих сторон непролазные скалы, у выхода из бухты высокий частокол со охраной, у берега боевое судно… Никак не пройти!

— Пугаешь?

— Нет… просто предупреждаю. Ребята Крюкова — люди отчаянные. Все как один головорезы. Да и он не промах! В таких переделках побывал, что ой-ой-ой.

— Вот и поглядим, — бравадился я, а сам уже раздумывал, как же мне быть.

И тут рядом с нами грохнулось что-то неимоверно огромное. В воздух поднялась туча снега. И снова громыхнуло…

А когда тот немного улёгся, я увидел, как к нам приближаются два людоеда.

— Надо же! — вырвалось само собой.

Я снял лук и пошёл на встречу, вытягивая зачарованную стрелу.

— Взрыв!

Вспышка света озарила мир вокруг саженей на сто. Звук был такой, словно с гор сошла лавина. Великана разнесло в пух и прах, а второй неуклюже покатился по земле. Следующий выстрел и части его тела разбросало в стороны.

— Уходим! Живее! Не то…

Мой язык так и не закончил фразы. Варлам лежал на потемневшем от крови снегу и тяжело дышал. Один из каменей, брошенный людоедами, раздробил его рёбра, и лёгкие, не выдержав нагрузки, лопнули.

Я склонился над Варламом. Тот жадно хватал ртом воздух и растеряно глядел на меня.

В его глазах промчалось всё: и страстное желание жить… и обреченность… немой вопрос, мол, отчего же так быстро обрезалась его Нить… и понимание того, что рядом стоит смерть и ждёт его, чтобы провести в чистилище…

Ну, почему? Почему сегодня? — отразилось в глазах Варлама. — Эх, не простили… не простили…

Он поглядел на меня, как смотрят обречённые на казнь преступники.

— Уходи, — просипел он, выпуская изо рта пузыристую пену.

Я встал. Меня сто раз просить не надо.

А Варлам тут же потупил взор, словно говоря мне: «Ну, ладно. Иди… иди же… Я понимаю… Тебе ещё жить и жить… а мне…»

С одной стороны он меня гнал от себя, но с другой — ему было страшно сейчас оставаться в одиночестве. Смерть его страшила, как и любого человека.

Моё сердце сжалось в кулак. Стало трудно дышать. Но я всё же сделал шаг в сторону, не отводя взгляд от умирающего Варлама.

— Прощай, — проговорил мой рот, а сознание быстро-быстро стало мастерить «стену», чтобы мой разум в который раз не сошёл с ума.

Варлам молчал, глядя на уходящую фигуру. Через несколько секунд последний свет живого мира померк, и он ощутил вокруг себя бездну…

— Нет никакого чистилища… Всё враки… враки… Там ничего нет, — мелькнула, пожалуй, последняя мысль в голове Варлама.

И наступила темнота…

Ждать в засаде было утомительно. На второй день рано поутру, едва небо только посерело, я уже засел меж холмов у расколотого надвое обелиска народа Зэм…

Выбраться из земель людоедов было настолько тяжело, что не описать никакими словами… Я спустился к «каменному мешку» и… заблудился… Темень стояла такая, что не было не видно ни зги.

Битый час меня кружило среди валунов. Несколько раз я натыкался на «рёсе», каждую секунду ожидая прихода людоедов…

— Да мать твою так! — крикнул из всех сил, пытаясь изгнать из себя панический страх. — О, Арг, мой покровитель, помоги мне…

А дальше в голову ничего не лезло. Я не помнил ни одной молитвы, не знал ни одного заклинания. Меня начинало колотить… Такой паники, пожалуй, я не переживал за всю свою жизнь. Это я и про Сверра тоже говорю. (Периодически меня посещали воспоминания, похожие на сны.)

— Что делать? Что делать? О, Сарн, что делать?..

Так, спокойно! — Присел… оглядываюсь… Главное, держать себя в руках.

— Услыши молитву мою, и вопль мой к тебе да приидет, — зашептал я, обращаясь ко всем святым сразу.

Рука нащупала на поясе какой-то мешочек.

Что это? Память заторможено выдала ответ: это подарок Веры Смирновой, служительницы культа Тенсеса из Гравстейна — мешочек с крупицами Света.

— Не отврати лица твоего от мене, — продолжал молиться я, непослушными пальцами развязывая тесёмку. — Святой Тенсес, придай мне сил.

Крупицы на ощупь напоминали муку. Они тускло светились в ночной тьме. Я щедро осыпал свою голову и снова повторил:

— Святой Тенсес, придай мне сил…

Не скажу, что сразу стало легче, но откуда-то повеяло душевным покоем.

Смирнова говорила, что эти крупицы способны были придать жизненных сил их владельцу, но только коли он верует. Но мне нужны были не только жизненные силы.

Я вытянул зачарованную стрелу и громко сказал:

— Тин! Огонь!

Конец стрелы вспыхнул, освещая окружающий мир на несколько шагов вокруг.

— Душа моя изныла, — продолжал я вспоминать слова молитвы, — исстрадалась вся от несчастной слабости моей…

Я закрыл глаза и пошёл, уверенный в том, что и Святой Арг, и Тенсес, и остальные великомученики сейчас выведут меня из этой каменной ловушки.

— Не слажу я с собой… вот неутешная скорбь и беда моя. Боязнь и страх нападают на меня…

Хоть глаза и были закрыты, но за это всё время мои ноги, ни разу не споткнулись. Это придавало уверенности.

— Знаю, что своими силами мне не справиться с собою…, - дыхание стало ровнее. Появилась твёрдая убеждённость, что я выберусь отсюда. — Ты помощь моя…

Глаза открылись сами собой: перед моим взором лежал проход через ущелье. В ночной тьме он был самым черным пятном.

— В страшный сей час помоги прейти непреткновенно, — и я смело двинулся вперёд…

Под утро мне удалось выйти к Вертышу. Тут наскоро перекусив остатками орочьих припасов, я стал обдумывать план своих дальнейших действий.

От ночных кошмаров не осталось и следа. Всё казалось просто плохим сном, не более… И, может, так оно и было, кто знает. Однако, снова вернуться к дольмену и всё проверить, желания не было.

Со слов Варлама выходило, что проход к бухте, где стоит «Валир», лежит сквозь какое-то малозаметное ущелье в Гиблых Скалах. Значит, мне и следовало направляться туда.

Странное название — Гиблые Скалы. Такое впору давать чему-то более зловещему. А там только снежные холмы, потрескавшиеся стелы да могильные камни, поросшие полуживыми чахлыми сосенками.

Да, странное всё-таки название. К чему оно тут?

Конечно, уныло здесь. Тоскливо… Даже в чём-то неприятно.

Нет, в самой Сиверии таких мест не так уж и много. Природа в этом крае весьма разнообразна и порой может порадовать глаз.

Я мысленно представил все те места, на коих останавливался мой взор, чтобы запечатлеть в памяти их красоту. Это и вздымающиеся кверху лесистые горы Уречья, над которыми медленно ползут рваные белые облака; и величественный Вертыш с живописными берегами, прозрачными чистыми водами, сквозь которые видно каменистое дно; и по-своему интересная Тигриная долина, испещрённая долами с пологими труднопроходимыми склонами… Особенно вспомнилось одно утро, когда все деревья в округе стояли покрытые инеем. «Голубой лог» — такое название я тогда дал той местности. Красота неописуемая: синие горы вдалеке, белоснежные вершины, низко стелющиеся облака в сизом небе, и под всем этим замёрзший нежно-голубой мир. И тишина такая, что аж оторопь берёт.

А вот здесь вблизи Гиблых Скал не так…

Ну, да ладно. И я вернулся к сегодняшнему моменту.

Надо признать, что проход мне действительно не найти. Это факт… Оставалось только одно: надеяться, что отряд с молотовской «медью» — отчеканенными копейками, ещё не успел добраться до Гиблых Скал. Поэтому я прикинул возможное направление пути каравана, и сел в засаде.

До обеда было тихо. Вдалеке на пологом склоне виднелось темно-серое стадо яков. На соседний пригорок выскочил заяц. Я, было, дёрнулся: сработал охотничий инстинкт. Да и свежего мясца было бы неплохо отведать. Запасы кончились, и когда мне ещё подвернётся такой случай… Руки сами потянулись к луку.