Выражение её лица стало непонимающим сути вопроса. Пришлось пояснить:

— На улице мороз. А я хотел бы чуть пройтись, а то от дыма голова разболелась.

Несколько секунд Бажена обдумывала ситуацию, а потом вытянула откуда-то небольшой полушубок и заячью шапку.

— Тут кругом тайга, — сказала она, протягивая одежду.

— Не бойся, я бежать не собираюсь… пока…

Знахарка на секунду замешкалась, но всё же отдала одежду, и я поковылял к дверям.

На улице было необычайно тихо. Выйдя из тёплого помещения, я не сразу ощутил мороз. Чуть постояв, глубоко потягивая ртом свежий воздух и наблюдая, как густые клубы пара тают в сумерках, освещенных лишь полной луной и слабым светом из окна избы, я огляделся по сторонам.

Снега намело, будь здоров! Сделав несколько шагов по протоптанной от дверей дорожке, я остановился, пытаясь все-таки определиться, куда бы пойти дальше.

Впереди виднелись несколько изб, широкая заснеженная площадь, на которой слева высилась груда длинных сосновых брёвен, а ещё чуть дальше недостроенные каменные палаты, увенчанные высокой, но тоже незаконченной, башней. Чуть в стороне я заметил строительные леса вокруг ещё одного каменного сооружения, по форме напоминающего оборонную башню.

Скорее всего, посёлок укрепляли, превращая в своеобразную крепость. Но вот только с одним отличием от новоградского: её строительство явно затянулось на месяцы, если не годы, поскольку делалось всё своими силами, а, значит, не очень быстро.

Не смотря на теплый полушубок, мороз стал пробираться аж под акетон, неприятно пощипывая тело. Сапоги на мне были легковаты, явно не по погоде. Тут бы что-то потеплее на ноги натянуть.

Я похромал на площадь. И когда миновал колодец, огороженный сверху от непогоды небольшим навесом, то снова остановился оглядеться.

Дом знахарки был на самом отшибе Молотовки у высокого, незаконченного частокола, или, называемого на эльфийский манер — палисада (сие слово я потом слышал от нескольких местных жителей). Огромные тяжелые ворота, стоявшие в ста саженях в стороне, были закрыты. Мне показалось странным, что подле них не было ни одного сторожа. Хотя, пройти в Молотовку можно было и через то место, где ограда заканчивалась.

Из ближайшего леса тянуло непонятной тревогой. Это чувство можно сравнить с тем, когда находишься в «нехорошем» месте. В народе такое называют «нечистым». Всё время кажется, что тебе кто-то смотрит в спину.

Я отогнал прочь тревожные мысли и поплёлся дальше по тропе. В ночной тишине вдруг послышался характерный конный топот, и из-за покосившейся длинной избы слева рысцой выехало несколько всадников.

— А ну-у в с-с-стрну! — злобно проорал один из них и выскочил прямо ко мне. — Пьянь!

Лошадь толкнула меня в плечо, и я отлетел в снег, будто мешок с соломой. Тычок хоть и не был сильным, но весьма ощутимым. Свалиться я не свалился: удалось устоять, правда, при этом припал на больную ногу. Колено сильно стукнулось о мёрзлую землю, и из груди непроизвольно вырвался стон.

Я увидел наглые надменные рожи проезжавших. Особенно выделялся один безбородый холёный хлыщ, одетый в соболиную шубу. Он посмотрел на меня, как на конный навоз, и поехал дальше в окружении своих приспешников. Через несколько секунд, они скрылись за углом, явно направившись в эти самые недостроенные палаты.

Грубо выматерившись и сплюнув на снег, я постарался встать.

Из из ближайшей избы донёсся громкий мужской хохот и какая-то музыка. Я прислушался: скорее всего, в этом доме весело гуляли.

Дверь распахнулась и наружу вышли два человека. Они шатающейся пьяной походкой обошли дом и стали у стены с намерением помочиться.

Трактир, — сообразил я.

Нога от резкого движения сильно ныла. Думаю, молодая кожа, затянувшая рану, разошлась.

Вот же гады! В следующий раз встречу, и тогда посмотрим, кто кому дорогу уступит.

— Так! — из-за заваленной снегом избёнки, вышла темная фигура.

По голосу я сразу определил Стержнева.

— И что ты тут делаешь? — спросил он, приближаясь.

— Дышу воздухом.

Я снова попытался встать. Влад подошёл ближе и грубо помог подняться.

— Скучаешь? — сказал он непонятно о чём конкретно. — Можешь сходить со мной на наше вече.

— Куда?

— Здесь рядом.

— И что мне там делать?

Стержнев приподнял брови, словно говоря самому себе: «И действительно! Что?»

Но он тут же нашёл какой-то ответ, а мне бросил:

— На что-нибудь сгодишься. И, кстати, ты пока мой… должник. Во всех смыслах этого слова.

Что именно подразумевал Стержнев, я снова не понял.

Мы пошли по дороге в том же направлении, в каком уехали всадники. Через несколько минут вышли на широкую чищеную улочку, ведущую прямо к высокому крыльцу каменных палат.

У входа стояли несколько вооружённых стражников с факелами в руках. Они с интересом посмотрели на мою ковыляющую позади Стержневу фигуру, и, когда уже было вознамерились преградить вход, услышали приказ пропустить меня внутрь.

— И вот что, Игорь, — сказал Влад широкому круглолицему стражнику, — отведи его к моим ребяткам. Скажи, пусть присмотрят.

Я переглянулся с этим самым Игорем и поплёлся следом.

Прежде, чем рассказать о событиях этого вечера, надо вернуться к истории. Но не к истории вообще, а конкретно к истории существования людской расы.

Помниться, тем осенним вечером, когда через пару деньков мне надо было отъезжать в Орешек, пришел Бернар и в одном из наших разговоров, мы вдруг затронули эту тему. Сейчас даже не помню, почему так вышло.

Эльф вытянул трубку и я понял, что разговор будет долгим.

— Когда-то, — начал он, — на заре существования вашей расы, расы людей… Предрекая твой возможный вопрос о джунах, скажу сразу, что они тоже были людьми, но… но несколько иными.

— Иными?

— Да, иными. Не такими как вы, канийцы, или хадаганцы. Но сейчас не об этом.

Эльф стал набивать трубку. Подкурив, он продолжил:

— Так вот, разрозненные племена людей оказались на развалинах некогда могучей джунской империи. В то же время на эти территории пришли и орочьи полчища. И между ними и вами разразилась кровавая война, которая собрала воедино ваши разрозненные племена. Так и образовалось Кания, или, как любят порой вспоминать ваши летописцы — государство свободных людей.

Но после победы, как обычно бывает, начался делёж земель. И как следствие — междоусобица.

Одно из многочисленных людских племен, прозываемое аро, выступило с предложением о создании такого союза, в котором все имели бы равные права, а также и обязанности по отношению друг к другу. Это был тот прообраз, который впоследствии и стал нынешней Лигой. Земли закрепили за самостоятельными вольными городами, ставшими сосредоточием этого самого союза. Во главе их стали Наместники, образовавшие Великий Совет Кании.

Время шло. Среди Наместников стала выделяться одна семья, страстно желавшая прибрать власть к своим рукам…

— Валиры? — спросил я.

— Они самые. Но, придя к власти, они не стали разрушать традиции складывавшиеся сотнями лет. Люди оставались свободными даже после того, как Валиры провозгласили себя императорами. Создав свод законов, позволивший регулировать отношения между возросшим числом свободных городов, они ещё более сплотили людей, а позднее, после Катаклизма, и присоединившихся к Лиге эльфов и гибберлингов.

Сарнаут развалился на острова, парящие в Астрале. Наместники видоизменились… теперь их место занимали Великие маги. Уцелевшие земли стали прозывать аллодами.

— Почему? — спросил я.

— Давным-давно, согласно старым законам, на каком-то из древних людских наречий, аллодом прозывали земельное владение большой семьи. Племя, состоявшее из подобных семей, выступало для них в роли господина. На этих землях семья имела безграничную власть, однако она не могла покинуть пределы своего аллода. Понимаешь?

— В общих чертах.

— Вот и для Великого Мага остров в астрале является его аллодом, покинуть который он не может в силу обстоятельств… Ладно. Мы чуть отвлеклись. Помнишь, мы уже когда-то с тобой говорили о Лиге, об отношениях внутри неё?