— И давно я здесь обитаю?

— Да, почитай, седьмой день. Тебя нашли полуживого прямо за Гремящими порогами.

Она поставила передо мной глубокую глиняную миску, от которой исходил просто одуряющий запах. Взяв в руки деревянную ложку, я сделал ей несколько махов, закидывая бульон в рот.

Дверь отворилась и в дом, громко притопывая ногами с мороза, вошли два человека. Чёрные шубы делали их владельцев необычайно толстыми, словно бочонки на ножках.

— Хозяйка! Дрова уже накололи… Ох, ты! — мужчины сняли шапки и удивлёно смотрели на меня. — Встал уже!

Они спокойно сели напротив и жестом показали, что им бы то же неплохо было сейчас подкрепиться. Это явно были мои сторожа, оставленные Стержневым.

Мы встретились взглядами. Будь они клинками, то сторонний наблюдатель увидел бы, как те с холодным неприятным лязгом скрестились.

Бажена накрыла на стол и сама отошла к печи, демонстрируя своё безразличие к происходящему.

Дружинники скинули шубы на лавку и принялись хлебать бульон, при этом выхватывая пальцами мясо и жадно забрасывая его в рот.

— Хорош! Ох, как хорош! — покряхтывали они с какой-то ухмылкой в глазах.

Дверь снова отворилась и внутрь вошла ещё одна заснеженная фигура.

— Эх! — голос мне показался знакомым. — Замело нынче… Слава Святому Тенсесу!

В ответ нестройно понеслось: «Святому богу слава!»

Человек перестал отряхиваться и сурово уставился на меня. Это был Стержнев.

— Так-с! — Влад подошёл ближе.

Я продолжал есть, стараясь ни на кого прямо не смотреть. В душе что-то закипело, заскреблось. Чувствовалось приближение тех странных «шор», топивших сознание во «тьме».

Отчего вдруг они появились, трудно было сказать. Опасности как таковой я не почувствовал. Да и если бы меня раскрыли, то уже давно отдали бы ребятам Избора.

Вдруг подумалось о Зае: только бы её не коснулась эта ситуация со мной. Теплилась слабая надежда, что Жуга об этом позаботится.

А с другой стороны, они-то знают, что бумаги у меня, и не станут трогать тех людей, кого считают близкими мне. Конечно, до поры до времени, но всё же пока меня не поймают.

Стержнев присел рядом и я почти почувствовал, как он заглядывает мне в лицо. Я перестал есть и поднял взгляд на него.

— Да уж, действительно «сверр».

На его замечание дружинники, во всю уплетающие бульон, вдруг громко расхохотались.

— Дайте ему поесть, — вступилась Бажена. — И Влад, я ведь тебя предупреждала! У меня в доме не будет…

Стержнев резко повернулся к знахарке.

— Молчи, и не забывай, чем мне обязана.

Бажена сердито хмыкнула.

— У меня есть на то причины, — продолжил Влад, уже поворачиваясь ко мне. — Сразу видно, что такой человек опасен.

— Да где там опасен! — подал голос один из солдат.

— Тебя, Резун, спросить забыли… А быстро ты, Бажена, его на ноги поставила. Говорила, что долго выхаживать, а тут…

— Крепкий он, — буркнула знахарка, поглядывая на меня.

— У тебя что-то ко мне есть? — спросил я у Стержнева.

Тот криво ухмыльнулся:

— Коли б было…

Он не закончил, задумчиво глядя в никуда.

— Я в своей жизни сталкивался с разным… верил тем, кто обманывал, и не верил тем, кто говорил правду… В отношениях с людьми не стоит спешить и делать скоропалительные выводы.

Тут Стержнев снова посмотрел на меня, а потом вдруг, повернувшись к своим дружинникам, сердито проговорил:

— Поели? Если так, то пойдите-ка к Хрипунову. Я его сейчас встретил, так он просил подсобить с… В общем, скажите, что я вас прислал в помощь. Ясно?

Дружинники хохотнули и стали собираться.

— Да живее вы! Увальни.

Только они ушли, как Стержнев чуть наклонился ко мне и начал:

— Я давно тут. Кстати, по своей воле… С тех пор, как мор унёс жизни большей части местного населения — тут нужда в защитничках ох как возросла! От всего и от всех… Слышал о том страшном море? Черной болезни?

Ещё не понимая сути разговора, я отрицательно замотал головой.

— Да было такое… Ты думаешь… пожалуй, большинство так же думает, что Сиверия — край глухой, дикий. Что тут одна деревенщина и обитает…

— Послушай, Влад, переходи к делу. Я не люблю долгих вступлений.

Стержнев проигнорировал моё замечание, и продолжил:

— Вот из-за того, что все так думают, что мало кто сюда едет, вот из-за этого тут и расплодилось всякой… В общем, так: в этом посёлке только мы и являемся тем оплотом, на который опирается Лига. Не будет нас — здесь не будет ни одного человека… ни одного гибберлинга… и эльфа не будет… Если бы я во всём глупо исполнял лишь приказы столичных чинуш, тогда…

Стержнев стукнул кулаком по столу.

— Не знаю, кто ты такой. Да в общем-то, и знать особо не хочу. Пока портал не работает, ты будешь под моим присмотром. Починят, тогда отправим в Новоград. Зовись, как хочешь: Сверром, Бором или хоть диким яком. Главное — не мути воду… Теперь понимаешь?

— Кажется.

— Отлично… А всё-таки, крепкий ты парень. Такая рана, а ты уже на ногах. С моими ребятами Бажена возится дольше. Так ведь? Помнишь, как меня отправляла собирать всякие там оленьи сердца, рога яка?

Знахарка не ответила.

— Как я лазил по долине, охотился… А твой отвар не очень-то и помогает моим защитничкам.

— Если бы не он, то лежать им в могилках, — сердито бросила Бажена. — И это вместо спасибо…

— Не злись! Просто странно как-то всё…

Стержнев поднялся.

— Вечером зайду проведать. Вдруг надумаешь, что рассказать, тогда милости прошу. А пока: из дома ни ногой.

Сказал, накинул шапку и вышел вон.

Только сейчас я позволил себе чуть выпустить пар, стукнув по столу кулаком.

— Сука! — прорычал вслед.

— Он всегда такой, — вступилась вдруг за Стержнева Бажена. — Но на самом деле, он человек мягкий…

— Оно и видно.

Я попытался привстать, но раненная нога отдала прямо в мозг такой болью, что я снова выругался.

— Ничего. Пару деньков и тебе станет легче.

Последнее слово она произнесла, как «легше», снова выдавая в себе зуреньское происхождение.

Она помогла мне подняться и дойти до кровати.

— Мне думается, что это у тебя не первое ранение, — мягко сказал она. — И заживление с каждым разом становится всё быстрее. Так ведь?

— Наверное… Ты мне рассказывала про кровь единорога. Или мне это привиделось?

Знахарка, хотевшая было отойти по своим делам, остановилась.

— Кровь единорога… Я мало об этом знаю. Не мое это…

— И всё же.

Бажена вернулась и присела у изголовья.

— Сущность единорога в том, что он противится любому злу… Отсюда и целебность его крови… рога… ну и вообще… В лунном сиянии можно увидеть, как она светится голубовато-серебристым цветом… Моя бабушка, помнится, даже говорила, что серебро — это их застывшая кровь… Тот человек, который выпивал её, излечивался от тяжёлых болезней. А вот о тех, у кого течёт в жилах такая кровь, мне слышать не приходилось. Да и человеку не выдержать всей… всей… всей её «святости», ведь человек от природы носит как печать добра, так и печать зла. Потому, если поразмыслить, он должен либо стать «святым», либо… либо погибнуть.

— Но я ведь жив, а сам ведь и не святой вовсе.

— Сама вижу и не понимаю… Если хочешь, то я могу вечером провести обряд окуривания.

— Зачем?

— Чтобы очистить твой разум. Он сейчас заполнен повседневными заботами, страхами, переживаниями. Отогнав всё это, ты сможешь увидеть ответы, на то, что сейчас сокрыто…

Я поднялся на локте.

— А чем окуривать?

— Да не бойся, — Бажена улыбнулась. — Мы, знахари, в некотором роде тоже колдуны да маги. Но самое низшее сословие. Если остальные собирают «силу» в себе и через себя ею пользуются, то мы ищем «силу» в тех предметах, в которых она хранится и накапливается. И заставляем эту самую «силу» совершить некую… некую… Не подберу слово.

— Я понял.

Бажена приподняла брови, мол, уверен, что понял. Я кивнул.

— Окуривание — одно из самых простых обрядов. Я возьму полынь и шалфей. Они развеют твои мысли «не по делу». И ещё добавлю…