— Она только лишь для себя подсуетилась.

Услыхав это, Шмагин хотел было жахнуть кулаком по столу, но сдержался.

— Я ж тебя, Егорыч, инструктировал: на подобные реплики сумей умно ответить — сауна объект медицинский. В сауне человек себя лечит воздействием сухого пара на свой организм. Происходит гимнастика сосудов, и в итоге уставший товарищ опять готов для героического труда.

Егорыч усмехнулся.

— Тут я намедни после воздействия пара посуду сдавал, один малый из заводских объявил, будто люди про наш объект заметку послали в районную газету…

— Ну и что?.. Новое часто встречают в штыки… Ничего, у меня сегодня сам редактор газеты париться будет. — Шмагин сделал паузу. — Баня, а в особенности сауна, большую силу имеет, от нее люди добротой заправляются. Придет: «А вот я вас!» — посидит, порцию жару примет, и он уже совсем иной, он тебе друг, товарищ и брат. Понял?.. И поменьше слушай разные глупости.

— Ясно. — Егорыч протянул директору ключ.

— Нет-нет. Зачем? Не надо. Встретишь нас в белом халате, как медицинский работник, а вернешься с задания, сам дверь отопрешь.

Сунув ключ в карман, Егорыч молча удалился.

Массивный, с лысиной, блестящей, как бильярдный шар, Шмагин чувствовал себя непринужденно — он здесь хозяин, ему гости должны быть благодарны за доставленное удовольствие. Редактор районной газеты Казанкин таращил глаза, ерошил курчавые волосы и тихонько постанывал. Костистый, со строгим лицом Горчалов даже и сейчас, в натуральном виде, походил на прокурора, обдумывающего обвинительную речь. Шмагин разыскал его и почти силком привел в свою сауну. Тот поначалу упирался, но все же уступил настояниям Шмагина, который с чувством сказал ему, что он, Горчалов, просто-таки обязан укреплять здоровье, поскольку стоит на страже закона и всегда должен быть в форме.

Сейчас все трое сидели рядком, багровые от адской жары.

— Здорово! — Казанкин дышал, широко открыв рот. — Вообще стоило бы прославить в печати вашу затею…

— Кто же вам мешает? — улыбнулся Шмагин. — Вам, как говорится, и перо в руки.

— Да, но она для ограниченного контингента, — заметил Казанкин, и Шмагин понял: видно, заметка пришла уже в редакцию.

— Моя сауна открыта для всех трудящихся. Кто желает, милости просим, мы всегда рады.

— Так на стадион приглашать можно, — бросил прокурор, — а тут особенно не развернешься.

— В тесноте, да не в обиде. Первый опыт, — опять улыбнулся Шмагин в надежде услышать слова одобрения за проявленную инициативу.

Однако вместо этого Горчалов похлопал себя по бокам и указал Казанкину на Шмагина:

— Горячий прием нам оказан…

— Это, дорогие товарищи, не все. Не все! Главное впереди.

Шмагин уже почувствовал в интонации прокурора проступающую мягкость. Сухой пар делал свое полезное дело.

— Поджаривать нас будете? — осведомился Казанкин.

Редактор уже дозрел до нужной кондиции — наслаждается на полную железку. Навряд ли у него после этого поднимется рука напечатать в газете никому не нужную критическую заметку.

— На сей раз поджаривать не буду, — весело сказал Шмагин, — люди вы уважаемые, отлично работаете, так что пора вас за это премировать положительными эмоциями.

Казанкин смахнул с лица обильный пот.

— Не до жиру, быть бы живу.

— Это я вам обещаю. А сейчас, — слезая с полки, Шмагин сделал приглашающий жест, — прошу за мной.

— Куда? — полюбопытствовал Казанкин.

— На свежий воздух. За мной! — скомандовал Шмагин. — Народу никого. Мы ж на удаленном участке.

— Привет жене и детям! — подбодрил себя Казанкин и последовал за Шмагиным.

— Эх, была не была! — пробасил Горчалов, покидая сауну.

Окутанный паром, Шмагин с ходу врезался в сугроб. Туда же с визгом и придыханиями рухнули редактор и прокурор.

Через десяток секунд вся троица помчалась назад, в сауну. Вслед за Шмагиным одновременно финишировали Казанкин и Горчалов.

Шмагин дернул дверную ручку, но дверь не открывалась. Он метнул взгляд на Горчалова — именно он, выбегавший последним, роковым образом захлопнул за собой дверь.

— Интересное кино на свежем воздухе, — тихо сказал Шмагин.

— У кого ключ? — спросил Казанкин.

— Поищите у себя в карманах, — пошутил Горчалов. — Придется дверь ломать.

— Ничего, ничего, ничего… — растерянно повторил Шмагин. «Все ведь шло хорошо. Кошмар и ужас! Районная печать и прокуратура в голом виде. Ай, какая неприятность! Не важно — кто виноват, важно — что же теперь делать?»

— Ощущаю легкую прохладу. — Казанкин обнял себя за плечи.

— Черт меня дернул пойти на этот эксперимент, — с досадой сказал Горчалов, приняв позу футболиста, готового отразить штрафной удар.

— За мной! — нашелся Шмагин.

— Куда теперь? В ресторан? — Казанкин босиком отбивал чечетку.

— В сторожку. Тут рядом. Метров двадцать. Бежим!..

По пути к спасению каждый подумал одно и то же: «Хорош я буду, если меня сейчас увидит кто-нибудь из сослуживцев».

Сторожка, к счастью, оказалась открытой.

— Вот и все. Порядок! — с напускным оживлением сказал Шмагин. — Сейчас чего-нибудь подыщем, оденемся…

— Интересно, а во что мы оденемся? — сухо спросил прокурор.

Сторожка была пуста. На вешалке у двери висел белый медицинский халат, детская бескозырка с надписью «Моряк» и пластмассовая шашка с портупеей.

— Даже и оружие и то холодное, — заметил Казанкин.

— Это Митька, сторожа внучек, свое имущество оставил…

Казанкин прижался к печке, сохранившей слабые остатки тепла.

— Наденьте халат, — предложил Горчалову Шмагин, — будете как медицинский работник…

— Спасибо. Я в другой системе работаю.

Столь официальный ответ Шмагин истолковал по-своему и в замешательстве предложил халат Казанкину.

— Не надо. Уже согрелся. — Пытаясь разрядить обстановку, Казанкин надел бескозырку и нацепил шашку. — Могу идти куда угодно.

Шмагин сделал попытку улыбнуться.

— Буквально с минуты на минуту придет Егорыч. Он вот-вот вернется, увидит, что мы тут…

— Могу выйти ему навстречу, оказать воинские почести. — Казанкин выдернул из ножен шашку. Горчалов вздохнул и махнул рукой. Со скрипом отворилась дверь — появился Егорыч.

— Вот вы где! — Он удивленно смотрел на директора, стоявшего в чем мать родила, на прокурора в точно таком же виде, на редактора в Митькиной бескозырке и с шашкой наголо. — Пришел туда, на объект, гляжу, вас нету, одна только одежка… А вы почему здесь отдыхаете?..

Шмагин погрозил Егорычу кулаком.

— Почему? Почему!.. Дверь захлопнулась, когда мы освежиться выбежали. Завтра же смени проклятый этот замок!

— Будет сделано. — Старик запустил руку в сумку. — Один только вермут остался.

— Отопри сауну! — строго приказал Шмагин. — Мы сейчас…

— Оденемся и — по домам. С меня хватит, — заключил Горчалов.

Егорыч быстро вышел.

Спустя минуту послышался его призыв:

— Давайте сюда! Открыто!

И они снова побежали — прокурор с суровым лицом, редактор в бескозырке.

Последним, сокрушенно качая головой, бежал Шмагин.

1980

Утром в отдел позвонил Клубникин и попросил срочно к нему зайти.

Когда я вошел в кабинет, он сидел, уткнувшись в бумаги, и не сразу меня заметил. Я деликатно кашлянул, и тут он поднял голову.

— Семен Семеныч, — сказал Клубникин, — садитесь. Я вас почему вызвал… Имею сведения, что вы запросто владеете этим… как его… чувством юмора…

Ответил я не сразу. Скорей всего, кто-то из наших нашептал начальству о моем пристрастии к разного рода веселым историям, которыми я всегда готов поделиться с товарищами как на досуге, так и в рабочее время. По этой причине, подумал я, вызвал меня Клубникин, и сейчас последует процесс снимания стружки.

— Чего молчите? — спросил Клубникин. — Или я ошибаюсь?..