Юрасов взял письма и удалился. Через три дня в санаторий на имя Тюрикова пришла срочная телеграмма: «Немедленно выезжайте. Рыбаков». Сергей Сергеевич пожал плечами. «Интересно. Откуда он узнал, что я здесь бываю?»

Телеграмма пришла в четверг, а в пятницу, поспешно закончив дела (нужный товарищ вернулся из Новороссийска), Сергей Сергеевич выехал в Москву.

Дома были рады его возвращению. Все единодушно отметили, что он в командировке и поправился, и отлично загорел.

— Получила мое письмо? — спросил Сергей Сергеевич у жены.

— Получила.

— Смеялась?

— Нет. Ты считаешь, что сочинил остроумное письмо? Не знаю, может, я чего-то не поняла…

— Что ж там не понять?

Сергей Сергеевич взял у жены письмо.

— Что это?.. «В связи с трудностями местных условий…» Докладная Рыбакову.

Дальше он читать не стал.

Когда Тюриков явился в трест, управляющего в кабинете не было, он уехал в министерство. Секретарша Елена Харитоновна, усмехнувшись, сказала:

— Управляющий очень удивился вашему письму…

— Где оно? — тихо спросил Тюриков.

— Вот, пожалуйста. Александр Михайлович велел его вам вернуть.

Письмо начиналось бодро и непринужденно:

Сергей Сергеевич скомкал листок.

Юрасов перепутал письма!

— Елена Харитоновна, а в конверте… больше ничего не было?

— Как же! Фотография ваша была. У нас все прямо руками развели. Вы, оказывается, джигит.

— А где эта фотография?

— В стенгазете.

— Что?..

Он быстро вышел в коридор и сразу же увидел стенную газету «За четкую работу».

Первое, что увидел Тюриков, был броский заголовок — «Из последней почты».

Дальше шел текст:

Тюриков не дыша прочел текст и взглянул ниже.

Обведенная рамкой цвета морской волны, в газете красовалась фотография. На фоне скал стоит вороной скакун. В седле, лихо подбоченясь, восседает зам. зав. отделом материально-технического снабжения с шашкой в одной руке и с букетом в другой.

— Мама! — прошептал Сергей Сергеевич и закрыл глаза.

1955

Это было просто удивительно, честное слово, если не сказать больше. Игнатий Васильевич спал. Мало того — он еще улыбался во сне. Тяжко вздохнув, Анна Евгеньевна смотрела на мужа. Как он может спать, этот человек?.. Впрочем, нет, он, конечно, не спит. Он притворяется. Он, видите ли, устал от ее разговоров. Она сто раз повторяет одно и то же, она переливает из пустого в порожнее, а он?.. А он отмахивается и еще позволяет себе острить: «Анюта, если записать твои разговоры на пленку, то их вполне можно потом передавать в эстрадном концерте». Черствый, равнодушный человек!..

А ведь поначалу все было хорошо, даже замечательно. Юрка отлично сдал экзамены и был принят в театральное училище. Мать поздравила сына, отец подарил ему бритву «Спутник», директор училища высказался о Юрке в столь высоких и обнадеживающих выражениях, что Анна Евгеньевна живо представила себе будущего артиста Юрия Сорокина на сцене театра. Она уже видела его в роли Гамлета. «Быть или не быть?» — вопрошал Гамлет, и зрительный зал молчал, позволяя принцу датскому лично ответить на волнующий его вопрос.

В первый же день, явившись домой из училища, Юрка принес новенький студенческий билет. И уже после того как мать всласть налюбовалась этим документом, подтверждающим принадлежность ее сына к волшебному миру искусства, Юрка спокойно сообщил, что весь первый курс, и он в том числе, выезжает в Березовский район помочь колхозникам убрать картофель.

Анна Евгеньевна безмолвно опустилась на диван. Может быть, Юрка пошутил? Нет, он сказал истинную правду, и это было ужасно. Служителей муз бросали на картошку.

Наутро, облачившись в брезентовую куртку и в резиновые сапоги, Юрка в бодром расположении духа отбыл в Березовский район. Что же касается Анны Евгеньевны, то она с момента отъезда сына начисто лишилась душевного покоя.

Прошло уже целых двенадцать дней, как Юрки нет дома. Сегодня воскресенье. Она подошла к окну. Конец сентября, осенняя хмурь. Стекло исчертили косые полоски дождя. В такую погоду самое милое дело сидеть дома. Впрочем, эгоистично позволять себе думать об этом, когда именно сейчас в далеком Березовском районе ее Юрка, Гамлет, стоит по колено в сырой земле и копает картошку…

Анна Евгеньевна растолкала мужа.

— Вставай!.. Уже девять часов.

Игнатий Васильевич открыл глаза и потянулся.

— Ах, Анюта-Анюта, какой сон не дала досмотреть. Можешь представить — я, Мохов и Каретников, секретарь партбюро, поехали на рыбалку. Рассвет, вода блестит. Закинули мы удочки, поплавки тут же — р-раз!.. Подсекаю — и, можешь представить, вот такая щука!..

— Видишь, что тебе снится — рыбалка, прогулка. Ты Юрке насчет трудовых процессов все разъяснял, а сам норовишь посмотреть что полегче. А Юрка сейчас, наверно, в поле. Погода как назло. Дождь.

— Картошку, конечно, лучше копать, когда сухо.

— Смотрю я на тебя, Игнатий, и, клянусь честью, поражаюсь. Поражаюсь твоему спокойствию. Юрке семнадцать лет…

— Скоро восемнадцать.

— А он еще мальчик.

— Я этому мальчику бритву подарил.

— Он слабый совсем.

— Слабый?.. А ты видела, когда они волейбольную площадку делали, он такое вот бревно волок на себе, и ничего.

— Тебе все — ничего.

— Правильно. Я в его годы, мамочка, вкалывал от зари до зари и, как видишь, устоял. Не согнулся.

— Я одного понять не могу — зачем будущих артистов на такую работу посылать? Они ж не агрономы, не мичуринцы, они ж люди искусства.

— Ну и что?.. Я где-то читал, что народный артист Хмелев в юные годы работал то ли в Сормове, то ли еще где, в общем, на заводе. И что — помешало это ему стать большим артистом?

— Может, не помешало, но и не помогло.

— Напрасно так думаешь. Артист это художник. А художник обязан знать жизнь и труд людей и то, что творог не из ватрушек добывают.

— Я смотрю — очень ты сознательный. Чем так красиво рассуждать, ты бы поехал Юрку подменил.

— Нет, мамочка, так дело не пойдет. Он свое отработает и приедет. А тогда, пожалуйста, может приступать: «Карету мне, карету! Пойду искать по белу свету…»

Анна Евгеньевна вздохнула.

— Ну хорошо, а если я достану справку от врача, что ему это дело противопоказано?

— Если такую справку достанешь — его сразу же снимут с работы…

— Да?..

— Врача снимут, — пояснил Игнатий Васильевич, — за обман.

— Ну ладно, с тобой говорить, как с глухим дуэты петь. Имей в виду, я найду ход, не беспокойся. Прилетишь из Челябинска через три дня — Юрка тебя встречать будет.

— Если ты это сделаешь, Анюта, учти — отвезу Юрку обратно. Лично отвезу и попутно так ему всыплю, что он после сидячие роли стоя играть будет!..

Игнатий Васильевич улетел в понедельник на рассвете. В тот же день Анна Евгеньевна вызвала с завода шофера Лешу.

— Леша, — сказала Анна Евгеньевна, — у меня к вам личное дело. Вы Юрку нашего знаете?

— Пока не знаком. Ведь я недавно с Игнатием Васильевичем.

— Это не важно. Юра поступил учиться на артиста.

— На киноартиста?

— На театрального.

— Это похуже, но тоже неплохо.

— Так получилось, Леша, что наш сын уже две недели выступает не в своей роли. Его послали на картошку…