— Встретились мы с ним, посидели, расспросил я его о работе, о планах на будущее и узнал, даже не узнал, а, можно сказать, выпытал, что есть у него мечта переключиться на другой участок.
— В нашем же учреждении, — тихо подсказал я.
Костя понимающе кивнул.
— В вашем же учреждении. Да. Человек он способный. Что?.. Да, вы правы, есть у него этот недостаток — робок до смешного. Если представляется какая-то реальная возможность ему помочь, очень прошу вас, Анатолий Андреевич, сделайте это во имя нашей с ним старинной дружбы. Спасибо. Спасибо… — Костя посмотрел в мою сторону и подмигнул. — У меня еще одна просьба. Мне бы не хотелось, чтобы он узнал о нашем разговоре. Человек он самолюбивый, сразу взовьется, скажет — зачем ты вмешиваешься? Кто тебя просил? И так далее, и тому подобное… Вы меня поняли?.. Ну и прекрасно. Будьте здоровы.
Костя положил трубку.
— Все. Надо было бы тебя сейчас сгонять за коньяком, но поскольку ты у меня в гостях…
— Коньяк за мной, — сказал я. — Как он с тобой говорил?
— Нормально. Ты когда к нему собираешься?
— Завтра. Как говорится, по свежим следам.
— Так ты же еще в отпуске.
— Какое это имеет значение?
— Прямо от него приезжай ко мне. Расскажешь, как и что.
— Будет сделано! — сказал я.
На следующий день я отправился к начальнику.
Зоя Алексеевна была любезней, чем всегда, и мне не пришлось томиться в приемной.
Анатолий Андреевич был вежлив, тактичен и не подал виду, что у него состоялся тот разговор. Он пошутил, спросил, что новенького, после чего выслушал меня крайне внимательно, не перебивая, согласно покачивая головой.
— Хочу довести до вашего сведения, — сказал он непроницаемо серьезно, — что о вас очень хорошо говорят… — он сделал паузу, хоть и короткую, но вполне достаточную, чтобы я снова оценил его тактичность, — о вас очень хорошо говорят в отделе.
— Приятно слышать, — сказал я. Мне было легко. Я чувствовал ободряющее натяжение лонжи.
Пока Анатолий Андреевич говорил о своем согласии с моими доводами, я вдруг подумал о том, что без Костиного звонка, без его сильной руки мое моральное удовлетворение от беседы с начальником было бы более полным…
— О чем задумались? — услышал я голос начальника. — Мне кажется, вы рассеянны.
— Что вы, Анатолий Андреевич, я вас внимательно слушаю, — ответил я, и мне стало даже весело от мысли, что в этом кабинете я могу позволить себе быть рассеянным.
Через десять минут все было решено наилучшим образом.
Спустя полчаса я приехал к Косте с бутылкой армянского коньяка.
Мы уселись в кабинете, и Костя потребовал, чтобы я доложил о результате визита к начальнику со всеми подробностями. «Среди человеческих недостатков, — подумал я, — честолюбие занимает не последнее место. Ты хочешь получить удовольствие от сознания того, насколько солиден твой вес и сильна рука. Слушай и радуйся. Это твое право».
— Значит, мой звонок все-таки сыграл некоторую роль? — спросил Костя, и я впервые услышал в его голосе почти нескрываемое самодовольство.
Я притворился, что не заметил этого, и ответил:
— Сам понимаешь.
— Ксения уже знает, что у тебя все в порядке?
— Нет. Я не был дома и даже не позвонил.
— Сейчас же позвони, — строго сказал Костя, — спустись, рядом с подъездом есть будка телефона-автомата.
— Я могу и отсюда… — начал я, и меня вдруг пронзило ощущение мгновенного броска куда-то, назад, в юность, в компанию наших ребят с Котькой во главе.
— Отсюда ты пока позвонить не сможешь, — сказал Костя. — Уже неделю этот телефонный аппарат выполняет чисто декоративную функцию. Он еще не работает. Его обещают включить не раньше вторника.
Я молчал. Я долго молчал и смотрел на Костю, как человек, внезапно разбуженный среди ночи.
— Какая же ты неблагодарная личность, — без тени улыбки на лице сказал Костя, — я сделал для тебя такое дело, я поговорил с твоим начальством при помощи неработающего телефона, и ты не бросаешься мне на шею с громким криком «Спасибо!». Давай-ка, брат, выпьем по рюмочке за человеческое достоинство, за скромность, за бодрость духа и за старую дружбу!..
1967
ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ
Вы любите природу?
Лично я обожаю природу. Представляете себе — раннее утро, синее небо. Тополя роняют белый пух. Красота!
На берегу озера расположились страстные рыболовы, и среди них мой уважаемый тесть. На террасе дачи в Опалихе встречает утро теща — она еще с вечера уехала к старшей дочери. А Тамара — моя жена, надев рюкзак, отправилась в окрестности Звенигорода.
Да здравствует природа!..
Вот уже четвертое воскресенье я остаюсь дома один. Ровно к десяти утра приходит Виктор Павлович — инженер, мой товарищ по работе. Тут же является и Серега Коробейников.
Мы кратко обмениваемся новостями и садимся за стол.
Мы не играем в карты. И не забиваем «козла». Мы конструируем приемники, знаете, такие портативные на транзисторах. Это великолепная штука. Виктор Павлович делает уже второй. Последний его приемник, клянусь, не хуже японского. С тринадцати метров. Растяжка. Волну держит как зверь!..
Сидим мы так, трудимся, балакаем на технические темы, и вдруг Виктор Павлович спрашивает:
— Тамара на тебя не обижается?
— За что?
— Что в выходной остаешься дома…
— Я же не пьянствовать остаюсь. Она знает, чем мы занимаемся.
— Это-то верно. Но все же…
— Что «все-же»?
— Женщина — всегда женщина. Если бы ты был там, вместе с ней…
— Но ведь она не в одиночке. Там у них целая компания.
Виктор Павлович почему-то переглянулся с Серегой и спросил:
— А ты всех знаешь в этой компании?..
Вообще-то говоря, я человек не ревнивый. Если жена проводит выходной день в компании друзей и знакомых в живописных окрестностях Подмосковья, в этом, я считаю, нет ничего плохого. Что здесь такого особенного? Все нормально. Человек в коллективе. Не отрывается. Все вместе. Одна компания. И я там всех знаю. Вернее сказать — почти всех. Вообще говоря, если бы я был ревнивым и у меня были бы какие-то основания, я бы, конечно, мог что-то там подумать. А так чего мне волноваться, нервную систему расстраивать? Все спокойно, я считаю. Все нормально. Человек в коллективе…
— Что же ты молчишь? — спросил Виктор Павлович. — Ты что, вопроса не понял?
— Вопрос-то я понял. Я только не вполне понимаю, почему ты мне задал этот вопрос…
Тут Виктор Павлович как-то странно вздохнул и перевел разговор:
— А если шкалу не цифрами, а точками метить? Оригинальней будет, а?
— Можно и точками, — сказал я и подумал: «Если бы Тамара была одна, а там народу полно. Большинство работают вместе. Коллектив. У людей общие интересы. Все нормально».
— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! — ни к селу ни к городу сказал Серега.
Я удивился:
— Чего это ты вдруг вспомнил?
— Да так. К слову пришлось.
— Интересно, — сказал я, — интересно это слышать от радиолюбителя… Давайте-ка еще разок проверим схему.
Так мы работали часов до четырех. Потом стали прощаться. Тут у меня возникло желание снова вернуться к прежней теме, но я решил — не стоит. Не надо. Ни к чему.
Уже уходя, Виктор Павлович спросил:
— Значит, в будущее воскресенье опять у тебя? Как говорится — на том же месте в тот же час?..
— Созвонимся, — сказал я. Они ушли.
Когда я доставал «Крокодил» из ящика для почты, оттуда выпало письмо, адресованное мне. На конверте было написано: «Лично».
Письмо было напечатано на машинке.
«Вы очень любите радио. Это хорошо. Кроме слуха человек должен обладать зрением. Ваша жена молода и красива. Если вы плохо видите — закажите очки. Желаю счастья!
Ваш доброжелатель».
Честно сказать — я малость растерялся.
Я несколько раз перечитывал письмо. Выкурил пять сигарет. Выпил кувшин воды со льдом.