— Одно дело — сапожник, — начал было Павлик, но, глянув на часы, спохватился — время закругляться. — Разрешите, Рая, пожелать вам успеха в работе и в личной жизни. — Он пожал ей руку.
— Спасибо, — улыбнулась Рая. — До свидания. А с тобой, Надя, расстаемся ненадолго.
— Все нормально, Рая, — сказал на прощание Павлик. — Порядок в танковых войсках!..
Когда училище осталось позади и, обогнув площадь, они пошли по бульвару, Надя сказала:
— Я смотрю, Коротеев, ты сегодня с самого утра все взял на себя. И все решал только ты один…
— Что ты имеешь в виду? — спросил Павлик, отлично понимая, о чем идет речь, и очень довольный, что Надя успела это заметить.
— Пожалуйста, могу сказать. Тете Наташе ты заявил: «Спасибо, мы позавтракаем в нашем кафе «Ландыш». А она хотела нас с тобой накормить, торопилась успеть пораньше, а ей нельзя сильно торопиться…
— Почему?
— Потому что она ждет ребеночка.
— Откуда ты знаешь?
— Я заметила. Ладно. Это раз. Теперь — в кафе ты поступил как феодал…
— Ты про что говоришь?
— Про то, что ты взял две манных каши с маслом. А я не люблю манную кашу. Я ее дома никогда не ем. В этом отношении ты с бабушкой найдешь общий язык.
— Но ты же съела кашу.
— Съела. Чтоб ты не думал…
— В манной каше много витаминов, Надя. Даже полярники ее едят…
— И сейчас только что в училище. Ты все за меня там сказал. Я даже вспомнила, так же меня папа в первый класс привел. В одной руке у меня гладиолусы, а другой за папу держусь…
— В ПТУ же ты пришла самостоятельно.
— Я все время твою руку чувствовала, — сказала Надя.
Несколько шагов Павлик прошел молча, обдумывая ответ, потом спросил:
— Ты слыхала когда-нибудь про Камо?
— Я про него кино смотрела.
— Это был человек исключительной силы воли. Понятно? Так что, учти, Фирсова, — сильная веля — незаменимая вещь в народном хозяйстве!..
— Много ты всего знаешь, — сказала Надя и прищурилась. Было видно, что она готовится сделать выпад.
— Конечно, не так много, но стараюсь, — скромно сказал Павлик.
— Книга — источник знаний. Это у нас в библиотеке написано. Вот ты скажи, кто такой Кардамон?..
— Кардамон?..
«Ох, как было бы здорово, если б я с ходу ответил на этот вопрос. Фамилия совершенно неизвестная. Первый раз слышу. Кардамон, Гамильтон. Что-то иностранное».
— Ну что? — спросила Надя. — Не знаешь.
— Почему это я не знаю. Кардамон — это ученый. Не наш. Французский.
— Великий ученый?
«Ага, попал. Не в яблочко, но где-то поблизости».
— Не сказать, что великий, но ничего ученый…
Глаза Нади сияли веселым торжеством.
— Он такой великий ученый, что его даже в тесто кладут!
— Как — в тесто?
— А вот так! Как приправу, как специю.
Надя смеялась и хлопала в ладоши, а посрамленный Павлик бодро перевел разговор на другую тему:
— Хорошая сегодня погода.
— Молчи, Кардамон, попался!..
В ПТУ номер тридцать девять на улице Ленина в приемной комиссии документы принимал черноволосый, цыганского облика парень с длинными бакенбардами.
Когда очередь дошла до Павлика, «цыган», быстро завершив все формальности, чересчур заинтересовался Надей:
— Прошу предъявить документы.
— Уже, — сказала Надя.
— К нам?
— Нет. Не к вам.
— Зря. Нашли бы общий язык.
— А мы уже нашли, — спокойно сказал Павлик, и «цыган» сразу разобрался в обстановке:
— Вопрос ясен. Следующий!..
11
На эту улицу можно выйти по-всякому — и со стороны универмага по проспекту Кирова, и по бульвару, и через спортивный городок. Но особенно красивой открывалась она с набережной. И подниматься по ней лучше всего со стороны реки, не идти, а именно подниматься, потому что уже через два или три квартала улица начинает плавно набирать высоту и приводит к обелиску Победы.
Так они и отправились по ней — от реки. Это была для них не просто прогулка, а нечто гораздо большее, потому что на каждом здании, на полукружии домового фонаря, читалась строка: «Улица Павла Коротеева».
Они шагали молча. Надя время от времени тайком посматривала на Павлика, ей показалось, что он немножко другой и сделало его таким близкое родство и причастность к тому, чьим именем названа улица.
Они задержались у белого трехэтажного здания со стеклянной вывеской «Родильный дом». В его окнах стояли женщины в одинаковых халатах. Они слабо жестикулировали, устало улыбались и смотрели туда, где за оградой газона стояли их мужья. Те размахивали руками, писали в воздухе буквы, задавали немые вопросы и радовались, получая тоже немые, но понятные им ответы.
Сразу же за родильным домом начинался школьный сад, и в глубине — высокое здание школы. Она казалась всеми забытой — закрыты окна, кругом ни души. Впрочем, понятно, еще не кончились летние каникулы. Первый звонок прозвонит первого сентября. И у него с Надей тоже в этот день будет начало занятий.
Но вот уже здание школы осталось позади, и они поравнялись с детским садом. Здесь стоял шум и гам. Здесь лихо взлетали деревянные качалки в виде лихих коней. Когда затих в отдалении ребячий гомон, Павлик сказал:
— Смотри, Надя, как интересно… Представляешь? Родился человек на этой улице, в том доме, что мы прошли вначале. Чуть подрос и прямым ходом в детский сад, отмахал свой срок в детском саду, прошел назад один квартал, поступил в школу… Представляешь? Всё на одной улице, никуда даже переезжать не надо…
— А куда после школы? — спросила Надя.
Павлик подумал.
— После школы он может пойти в дом семнадцать. Вот он. Что здесь помещается? «Городское строительно-монтажное управление». Сюда может устроиться. А если желает еще поучиться, пожалуйста — дом двадцать один.
Надя увидела здание в строительных лесах. На одном из окон белой краской было начертано загадочное слово «Тномер».
— Что за Тномер?
— А ты прочитай с другого конца.
— Ремонт, — прочитала Надя и только теперь заметила вывеску — «Текстильный техникум».
— Не хочет в текстильный, — сказал Павлик, — можно вон в тот серый дом. Что там находится? Городское отделение общества «Знание». Пожалуйста, повышай культурный уровень…
Впереди сверкал обелиск Победы. Сделанный из металла, подсвеченный уходящим солнцем, он казался раскаленным.
— Знаешь, Павлик, о чем я сейчас подумала?.. Представь, если бы твой дед мог сейчас пройти с нами. Он бы шел и, наверно, всему удивлялся…
— Да, — кивнул Павлик. — Увидал бы вот, например, новую «Волгу», удивился бы. И «Москвич» и «Жигули». Ведь при нем этих машин еще не было. И новые дома, и все, что мы с тобой сейчас видим…
Павел помолчал, потом остановился и сказал:
— А больше всего знаешь чему бы он удивился?
— Чему?
— Этой вот табличке с названием улицы.
— Почему же? Он ведь герой…
— Да, герой. А улицам, городам и пароходам дают имена тех людей, которых уже нет… Крейсер «Киров», теплоход «Аркадий Гайдар»…
Обелиск Победы был уже совсем близко. К нему вела улица Павла Коротеева — широкая и прямая, как характер этого человека и вся его жизнь.
12
— …Так не бывает, чтобы все время людям везло. А если бы так было, это бы им не принесло пользы, а даже наоборот. Почему? А потому что люди бы все обленились и ни к чему бы не стали стремиться. И правда — зачем? Все равно опять повезет, о чем мечтал — все сбудется, чего хотел, то и получил. А вот если тебе вдруг не повезет, но ты человек упорный, настойчивый, у тебя сразу проявляется волевое начало, и ты добиваешься успеха. Это о чем говорит? Это о том говорит, что не надо в жизни разевать рот на все готовенькое. Понятно? А надо поработать, чтоб добиться своей красивой цели. Почему красивой? А потому что, если, например, охмурить кого-нибудь с одной только целью — себе чего-нибудь заграбастать, то это уже будет не цель, а только одна нажива, которую лично я не приветствую и даже презираю…