Я верил в прекрасный цветок Цинандали — Он сорван, я руки чужие кляну! Есть роза в Ширазе, но только едва ли К ее лепесткам я губами прильну. Теперь я чиновник… Заботы, заботы… Мне строить поручено башню и мост. Усталой душе не осилить полета — С ганджинских болот до сияющих звезд… Тружусь, хоть и каркает ворон треклятый, Что юность увянет в пустой беготне… Мой дом обнищавший, пожаром объятый Встает предо мной еженощно во сне. Но дело меня увлекло понемногу, Я стал понимать незнакомый язык, Нашел я в Гандже и коня и дорогу, Вот только к верблюдам пока не привык. Я в бедном ганджинце увидел собрата — И тоже пришелся ему по душе… Здесь жил Низами. Здесь он умер когда-то. Я, странник, приютом обязан Гандже. Узник Ганджи Я узник Ганджи, не правитель, Мне власть тяжелее оков, Я — бедный, печальный хранитель Не читанных миром стихов. Мне, грешному, даже не снится Покоя святая вода, А юность — лучиной дымится, Погаснет вот-вот навсегда. О, вера! О Нина святая, На крест уронившая прядь! Всё чаще Коран я читаю — Здесь нечего больше читать. Ко мне лихорадка пристала, Заели работа и зной, Как мошки над дубом усталым, Несчастья кружат надо мной. О Картли всё время тоскую. Мне снилось: упал я с коня И в жесткую землю чужую Чужие зарыли меня… Я вынес бы долю Фархада, Я выгрыз бы сердце горы За взгляд мимолетный в награду, За рокот бессонной Куры, Но помню недобрые взоры, Насмешки в сердечном кругу… Простите, картлийские горы, Вернуться я к вам не смогу. Вновь сожаление Где горный мой родник? Я больше не могу! Рассыпались мечты, вокруг тоска — стеной. В рокочущей ночи на мткварском берегу Чинарой быть бы мне, склоняться над волной… Я вышел в долгий путь, когда миндаль зацвел, Бессонный пономарь, в какую даль бреду? В Тбилиси мне никто на помощь не пришел, А здесь Нахичевань — и вовсе пропаду! Неможется с утра — но я же не старик! Со мною Лурджа мой, готовый поскакать Хоть в горы Шамиля — как ветер, напрямик. Низина мне вредна, как трудно здесь дышать! Смогу ли одолеть к вершинам Картли путь? На шее, как ярмо, род обнищавший мой… До Анчисхати я дойду ль когда-нибудь? Увижу ли туман Табори голубой? Траву глухой тоски слезами орошу — Под лезвием мечты пусть падает к ногам… Со мной мои стихи, лишь ими я дышу, Они — моя стезя, мой воздух, мой бальзам. Амкари и джами в предание ушли — На мткварских берегах не сыщешь больше их… Как тает снег весной — ушел бы я с земли, Когда б тбилисский гул в душе моей затих. Ты помнишь ли меня, Священная гора, Властительница дум, алтарь моих страстей? Здесь сердце сожжено, растаял дым костра, Отплакали ветра над юностью моей… Тбилиси, ты в груди. Тоски не превозмочь, Взор застилает мне дерев твоих листва, К свече моей души летит за ночью ночь, Сгорают мотыльки, свеча едва жива… Отчаяние наследника Отец скончался. Дрогнул старый дом, Мы обнищали во мгновенье ока. Самой судьбой — безжалостным врагом — Я уязвлен, растоптан я жестоко. Дворянство — звук, не кормит, не поит! Ждать не хотят и часу кредиторы, Наш виноградник им принадлежит, И крест украсить нечем будет скоро! Хозяйкой в доме стала нищета, Все перед ней растерянно застыли… Свободной птицей не парит мечта, Свет заслонили вороновы крылья. Я прикрутил надежды фитилек, Теперь в Гандже пытаюсь прокормиться. Мой отчий дом от этих мест далек, Но дверь его мне каждой ночью снится. Я привыкаю к лошади чужой — Мой верный Лурджа будет продан вскоре… Толпятся, зреют тучи над Ганджой, Рокочет гром тревожным эхом горя. Родное небо над родным двором, Ограда, дуб — мне так вас не хватает… Не ранен в битве — волей рока хром, — Не болен я, — а боль не отпускает! Первое письмо к Маико Орбелиани Меня забыли все, в Гандже я одинок. Страстей моих пожар пылает всё сильней, Но сердца моего он закалить не смог, Не меркнет синий цвет далеких юных дней. |
