И златистые челны — верблюдов ряды, прорезавши волны огнистых песков,

Помчались, качаясь, взрывая следы, в златистую даль под звон бубенцов.

Никакие самумы палящим крылом не догнали бы их меж песчаных долин,

И их не догнал бы звенящим копьем, на быстром коне летя, бедуин.

И пальмы оазов, как пери светлы, лобзанья дарили Абул Маари

И пламенной сказкой, приветом любви услаждали его от зари до зари.

Но он не внимал нежным шелестам их, приветам любви, что шептала заря,

Он к Солнцу, он к Солнцу упорно летел, сам Солнцу подобен, как Солнце горя.

За ним расстилалась пустыня одна, залитая светом, лишь светом одним,

А знойное Солнце в сапфире волос, пронизанных светом, горело над ним.

Недоуздок на воле, мчался верблюд бесшумно, безумно, рьяно вперед

В желто-пламенном поле, не ведая пут, безраздумно, бездумно и пьяно вперед.

Под пылающим сонмом небесных лучей над верблюдами словно горели венцы,

Немолкнущим звоном вольней, веселей, свободней звенели везде бубенцы,

И, пурпурным плащом одет, Маари летел, погружен в божественный сон,

Лазурным путем от зари до зари всё к Солнцу, всё к Солнцу летел, опьянен.

Встал храбрый Давид, князь Сасуна, — и вот

На Мысыр он войной идет.

И вот за уходом Давида вслед

Хандут-госпожа

Завершила круг —

Принесла на свет

Младенца, чтоб мощь унаследовал он,

И земли Сасуна, и джоджанский трон.

И, как стародавний обычай велит,

Пришли все старейшины дома Джоджанц,

Не в пеленки младенца они облекли,

А цепями от плуга его оплели,

И сказали старейшины дома Джоджанц:

«Если мальчик железные цепи порвет,

Значит, воли он хочет, ее обретет,

Он — нашего рода: отец его — лев».

А мальчик руками, ногами сучил,

И звенья раздались, и цепь он разбил.

И вестник к Давиду сквозь войско спешит.

И к Хандут свой наказ отправляет Давид:

«Чтобы сыну, чтоб львенку имя сыскать,

Ты отца моего имя возьми.

Надо Мгером его назвать.

Над нашей страною владыкою должен он стать.

Кто ломает железо, тот управляет людьми».

И горестный день пришел:

Скончался могучий Давид.

Боль сердца убила Хандут,

И Мгер одинок и сир

Остался, вступая в мир.

И тогда брат Давида — Чинчхапорик —

Над могучим Сасуном владыкой возник.

Всё добро, все сокровища брата он взял,

И растить и выхаживать Мгера он стал.

Хоть малым ребенком был еще Мгер,

В Сасуне для всех он был силы пример,

Осанкой — в отца, с высоким челом,

Взор — орлиный, душа не знакома со злом.

Кудри — огонь,

Стан и руки что сталь — опасайся, не тронь!

Снедь семи человек поедал он зараз,

Все растут по годам, он растет по часам.

Непокорен он был, дерзновенен и яр,

Жил в нем пламенный жар.

А рассердят его — помрачнеет он тут,

Что вершина Немрут.

Горы грузно ступнями стоят в пропастях,

По вершинам их — молнии прыщут в ветрах,

Сила Мгера за молнией Мгера гнала,

Он выщипывал перья из крыльев орла.

И дядя однажды Мгеру сказал:

«Наши гряды, луга — всё, что я сберегал,—

Пастухи потравили; пойди погляди,

Ты за дело примись, дома зря не сиди».

И Мгер спозаранок вставал,

На плечо надевал

Суму буйволиную с хлебом, с питьем,

По просторам сасунским сновал, по горам,

Охранял он сасунские нивы, луга.

На сасунских горах много есть родников,

И серебряной, буйною гривою львов

По уступам простерся их пенный покров.

Садился Мгер у воды,

Сразу весь хлеб съедал,

Голодным весь день блуждал.

Он, домой возвратясь, дяде вечером говорил:

«Сегодня опять я не ел ничего».

— «Сынок, отчего?

Банджары да синдзы ты можешь в лугах нарвать,

Собирай их и ешь, зачем голодать?»

Поднимался Мгер,

По теснинам сновал,

Диких пчел

Благородные соты сбирал,

Съедал, набирался сил.

Карабкался между скал,

По грозным гнездовьям орлов

Яйца сбирал.

И кремнистые глыбы друг о дружку он бил,

Из огромных камней огонь высекал,

Разводил костер, пек

Яйца орлиные,

Съедал, набирался сил.

Охотничал он, бродил

В тростниках у реки Ангех,

В дремучих, в темных лесах

Без дорог, без тропы, без вех.

Вперегонку с ветрами бежал,

Перепрыгивал через ров,

Преследуя по пятам

Стада кабанов.

На вершину горы Мгер взбирался порой,

На вершину, встающую острой стрелой.

На уступах тех скал

Он порою стоял,

Где газель удержать своих ног не могла,

Там, где птичьего не было видно крыла,

И кричал с дерзновенною силою в дол,

Словно вольный, гордый орел.

С вершины Андока, гром рождая и звон,

Глыба страшная сорвалась,

И крутилась она, неслась

На овец, на джоджанский загон.

Мгер подбежал, могучую спину

Подставил под глыбу, глыбу сдержал.

И до этого дня

Всё висит задержанный Мгером обвал.