Но с каждым часом злей жена. Знай пилит мужа ночь и день: «При доме злыдня не нужна, Куда-нибудь старуху день». То выла подлая как зверь, То принималась косы рвать, И как-то раз открыла дверь И завопила: «Выбрось мать, Не то уйду из дома я И буду всюду день-деньской Кричать, что гибнет, мол, семья, А муж мой любится с другой». Несчастный сын, кляня судьбу, Старуху затолкал в мешок И к лесу на своем горбу Мешок из дома поволок. Понурив голову, он шел, Всё думал, чем в беде помочь. А путь был долог и тяжел, А с черных туч спускалась ночь… В лесную чащу, в глубину, В кромешной тьме принес он мать И там под деревом одну Ее оставил умирать. Был страшен посвист ветровой И воя волчьего тоска. Решился сын идти домой, Но вдруг услышал из мешка: «Господь с тобою, мальчик мой, О камень не споткнись, сынок, Да вот мешок возьми домой, Еще сгодится вам мешок». 1907 Александрополь 272. Лейли и Меджлум** Перевод С. Шервинского Уснул Меджлум, и ему явилась во сне Лейли; Он, снилось, ее полюбил, и его полюбила Лейли. «Мать! Моя голова всю ночь по подушке мечется,— Гурию рая вижу во сне. Мать, благословляю грудей твоих молоко, — Но ухожу, прощай, поброжу по белому свету, Найду, приведу Лейли» — Так родимой сказал Меджлум и ушел. Шел, шел и пришел к роднику Бингёл. Екнуло сердце: остановись! В полночь, в самую ночь Пришли кочевые к горе Бингёл, Пришли кочевые, разбили шатры у горы Бингёл. Уснула Лейли и видела сон, Что полюбила Меджлума, что ее полюбил и он. Да разольется над вами утренний добрый свет! И над Лейли разлился утренний добрый свет; Встала, взяла кувшин, к роднику за водой сошла. «Ах, здравствуй, Меджлум, — сказала, — привет тебе!» — «Тысячу благ и тебе! — сказал Меджлум.— Возлюбленная моя, Лейли!» Как очарованный Меджлум смотрел на Лейли; Как очарованная На Меджлума смотрела Лейли. Глаза Лейли — полночное небо, А в нем два солнца горят. Кудри Лейли на белую грудь Черного шелка потоки струят. Семь дней, семь ночей Простояли они, А им показалось: минуту Стоят они. Семь дней, семь ночей прошли, И сказала Лейли: «Меджлум, любимый, Сердца моего господин, Повели мне сойти к шатру Отца напоить. Завтра приду поутру». Слова Лейли — что медовые вина Шираза. На прощание руку Меджлуму Лейли подала. Меджлум заплакал, сказал: «Лейли, мое сердце, не уходи! Ты, не ранив, убила меня. Я тебе подарю Гиндукуш До самого Чинмачина. Твой стан — золотая башня, Черная родинка у тебя на щеке. Лейли безжалостная, Не уходи!» Лейли зачерпнула воды, ушла. Остался Меджлум, следил издалёка Сам не свой, рука на груди. Ушла Лейли, ушла — и что ж увидала? Кочевые задвигались, Верблюдов навьючили, — И ушла Лейли за шатром отца. Пусть к добру надо мной осенние листья падут! Пусть к добру над тобой посыплется зимний снег! Пусть к добру для меня раскроется мак луговой! Пусть к добру для тебя распустится роза весной! Лейли однажды гулять пошла, Увидала птиц в вышине, Кликнула: «Птица, птица! Ты, верно, летишь от Сипан-горы — Значит, летела и мимо горы Бингёл. Не видала ль Меджлума у родника Бингёл?» — «Девушка, — птица ответила с неба,— Да, я лечу от Сипан-горы, Пролетала и мимо Бингёла. У источника видела молодца-мертвеца; Мясо его склевала, кости в кучку сгребла». Косы Лейли распустила, Волосы пеплом посыпала, Пошла, подошла к роднику Бингёл, Видит Меджлумовы кости среди цветов. Плакала, плакала — и умерла Над костями безжалостного Меджлума. Божьим велением Оба звездами стали: Не узнавший счастья Меджлум И о счастье мечта — Лейли. Одна засияла на южной, Другая на северной стороне. Божьим велением Единожды в год Сближаются звезды Лейли и Меджлума, В тоске, в томленье Целуются нежно. И, расставшись, вновь переходят: Лейли на место Меджлума, Меджлум — на место Лейли, На юг — Лейли, На север — Меджлум. 1910 Казарапат |
