Мы родные братья и подобье В этом мире горя и обид. Так проклятье ж всей земной утробе. Вместе, братец, заскулим навзрыд. 1907 Ереван 171. «О горный орел, о черный орел!..»** Перевод А. Сендыка О горный орел, о черный орел! Ты вольно, ты гордо паришь в вышине, А я здесь в цепях, здесь царит произвол Законов, насильно навязанных мне. Свободное слово, и песнь, и любовь Поруганы теми, кто жаден и зол. Души моей крылья — мечты мои — вновь Уже не поднимутся, горный орел. Так рви, так терзай меня, черный орел, Горячее сердце достань из груди И с ним на Масис — на звездный престол — Подальше от жалких низин улети. У самой вершины ты сердце зарой, — Оно не сдавалось, живя среди зол, Позволь ему слиться с великой горой, О горный орел, о черный орел! 1907 172. «У вод необъятных далекого моря…» Перевод М. Столярова У вод необъятных далекого моря С глубокою раной в груди я лежал. Молчали уступы прибрежных нагорий, Клюв ястреб точил среди сумрачных скал. И видел я: в море ладья золотая Под ветром, чуть веющим, тихо плывет, Крылами раскинутыми обнимая Лазурь безмятежную дремлющих вод. И весело песни в ладье той звучали, В них имя мое поминалось порой; Но чьи-то глаза опускались в печали, И кто-то там плакал вдали надо мной. Июль 1908 Казарапат 173. Ты не поймешь Перевод В. Звягинцевой Что мне весны зеленая парча? Померк от горя блеск моих очей. Бреду один, всю скорбь земли влача, Не спрашивай о горести моей. Я угнетенного народа сын! Идет стезей кровавой мой народ За веком век во тьме глухих годин, Насилья цепи ржавые грызет. И я в плену старинных этих пут, Поверженный, припал к земле, стеня. Прохожие, поправ меня, идут… Нет, нет, не плачь, не утешай меня! Святое слово матери грязнят. Всё: родину и сердце — жизнь мою Они терзают, повергая в ад. Ты не поймешь, что в сердце я таю! О горстка пепла — сирый мой народ, Я кровью сердца о тебе пишу, Мне боль твоя, как пламя, душу жжет. Я в сердце раны родины ношу. Летать хотел бы с птицей наравне, Любить, мечтать… но цепи нелегки; Гнетет ярмо народа плечи мне. Нет, не понять тебе моей тоски. Великим гневом болен навсегда, Я сам себя сгублю тем ядом… Что ж, Пусть я умру, исчезну без следа,— Моей смертельной скорби не поймешь. 1908 Тифлис 174. «Приснилось мне как-то, что мать моя бедная…»** Перевод А. Сендыка Приснилось мне как-то, что мать моя бедная На улице шумной, у пышного здания, Стоит истомленная, жалкая, бледная, Прося у прохожих людей подаяния. Приснилось мне как-то, что мать моя старая — Убогая нищенка, рванью прикрытая. Толкает старуху толпа тротуарная И мимо валит равнодушная, сытая. Я слезы во сне проливал покаянные, Я плакал, проснувшись, я мучусь в бессоннице, Ведь матери чьи-то, голодные, рваные, Живут между нами, и все их сторонятся. 1908 Тифлис 175. «Дорогая, лей реки слез…»* Перевод Т. Спендиаровой Дорогая, лей реки слез — Скорби мира не излечить. Средь бушующих бурь и гроз Наша жизнь — огонек свечи. Песни, слава, любовь даны, Только чтобы конца не ждать. Но затем мы и рождены, Чтоб добычею смерти стать. В беспредельном мраке вкруг нас Жизнь как луч, что сверкнет, горяч, Миг — и вот уж навек погас… Дорогая, рыдай и плачь. Рана сердца кровоточит, Скорбь вселенной томит меня. Дорогая, рыдай навзрыд, Голову мне на грудь склоня. Тем слезам, что льешь надо мной, Уж не высохнуть, не успеть — Дорогая, из тьмы ночной В дверь твою постучалась смерть. 1908 Тифлис 176. «В золотых, горячих лучах…» Перевод С. Мар В золотых, горячих лучах Отдыхает тихое море, Горный кряж в алмазных венцах, Тучки нежатся на просторе. |
