Первая русская экспедиция прибыла в Пекин 1 сентября 1618 года. Полуофициальная дипломатическая миссия в 12 человек во главе с томским казаком Иваном Петлиным была отправлена в Китай из Западной Сибири.
Русских в столице империи Мин приняли торжественно, но отсутствие официальных бумаг и подарков не дало возможности провести переговоры с высшим руководством страны. Продолжений эта экспедиция не имела, а в Москве запретили отправку караванов в Китай. И может быть, правильно сделали. Китайскую грамоту, привезенную в Сибирь, перевести не смогли, отчет самого Ивана Петлина в Москве был засекречен. Но любопытно вот что: в 1625 году отчет об этой экспедиции был опубликован в Лондоне, а затем и в других европейских городах. В 1644 году в Китае произошла смена династии Мин на Цин, и о русско-китайских контактах на время забыли. Выход России на Амур обратил внимание новых пекинских владык на северного соседа.
Скажем еще несколько слов о судьбе албазинской восьмизнаменной роты в Пекине и о появившейся там во многом благодаря наличию этой роты Российской Духовной миссии{55}.
Албазинцы, как и прочие знаменные в Пекине, получили казенные квартиры и были поставлены на денежное и рисовое довольствие. Солдатам и офицерам выделялось по наделу пахотной земли. Албазинцы жили в северо-восточной части Пекина, в «Березовом урочище». Там же для них была перестроена под православную церковь буддийская кумирня. Китайцы называли церковь Св. Николая Лоча-мяо. В 1730 году эта церковь была разрушена землетрясением, затем была отстроена и в 1732 году освящена во имя Успения Богородицы, но по традиции продолжала называться Никольской.
Наши в Пекине довольно быстро окитаились, уже первые албазинцы получили жен из «Разбойничьего приказа». Но албазинская рота на протяжении более двух веков сохраняла свою обособленность. Примечательно, что даже полностью окитаенные казаки продолжали официально называться и считаться русскими и оставались православными. В Никольской церкви всегда были не только прихожане, но и церковный хор, состоявший из восьмизнаменных солдат и членов их семей. Благодаря постоянным российско-китайским отношениям не прерывалась их связь с исторической родиной и русской культурой.
По воспоминаниям современников, даже в начале XX века албазинцы выделялись в китайской среде, причем отмечались положительные качества, сохранившиеся у них еще со времен казачьей вольницы. Русская община в Пекине создавала предпосылки для более тесных связей Китая с Россией. Благодаря албазинцам появилось основание для организации в Пекине российской православной миссии. Российская дипломатия активно использовала идею поддержания православия в среде албазинцев для организации постоянного русского представительства в столице Китая. В 1712 году император Канси разрешил присылку в Пекин Русской Духовной миссии.
Официальный статус Русской Духовной миссии в Пекине был закреплен пятой статьей Кяхтинского договора 1727 года. В этом же договоре говорилось о приобретении специального посольского двора в Пекине. На его территории в 1728-1730 годах был построен и в 1736 году освящен храм Сретения Господня.
Русская Духовная миссия существовала на правах китайского государственного учреждения. Такая практика сложилась давно, католические миссионеры также зачислялись на службу. В начале XVIII века в Пекине было 4 католических храма, в 1732 году — 23 миссионера-иезуита, которые получали жалованье из китайской казны. Но вскоре европейским миссионерам было запрещено приезжать в Китай. Русские священники получали чиновничьи ранги и соответствующее жалованье. Караваны с прибывавшей новой миссией торжественно встречались при въезде в Пекин. Многие члены русской миссии служили в китайских учреждениях, например Н.К. Войков и А.Л. Леонтьев работали переводчиками в Палате внешних сношений (Ли-фань-юане) и преподавателями в школе русского языка при Дворцовой канцелярии.
Русская Духовная миссия на протяжении почти полутора веков была единственным русским и вообще иностранным учреждением в Пекине. Ко времени, когда страны Запада получили право основать свои дипломатические миссии в столице Китая, уже успело смениться 13 составов русской православной миссии. Русская Духовная миссия подготовила почву для активной деятельности российских дипломатов, коммерсантов и ученых в будущем, внесла огромный вклад в развитие русско-китайских отношений и изучение Китая. Весь состав 12-й миссии, работавший во время 1-й опиумной войны, был в России представлен к правительственным наградам. Миссионеры подготовили подписание русско-китайского Кульджинского договора 1851 года. Православные священники не только заложили основы отечественного китаеведения, но некоторые, как отец Иоакинф (Бичурин), стали классиками мировой синологии.
Как видим, русский форпост на Амуре — Албазин — даже после того, как не дали ему играть роль военную, сыграл огромную роль в мирном русском проникновении в Срединную Империю.
Но пора вернуться к его второй обороне.
* * *
Второе Албазинское сидение
Осенью того же 1685 года под руководством Алексея Толбузина на месте Албазина был возведен новый острог, но уже не тыновый, а единственный в Сибири дерево-земляной, бастионного типа. Где Алексей Ларионович успел обучиться европейскому фортификационному искусству — пока неизвестно.
За крепостным валом уже следующей весной зеленели вспаханные и засеянные вернувшимися на свои пепелища жителями поля!
Необычайное упорство русских в бою и способность их к бесконечному возрождению начали внушать Пекину суеверный страх. Наиболее даровитый из сидевших на китайском престоле маньчжурских императоров — Канси — дал повеление отнять у нас Амур во что бы то ни стало. И вот в июне 1687 года маньчжурская 8-тысячная армия при 40 орудиях снова подошла к Албазину. Снова 736 албазинцев при 6 орудиях сожгли свои дома за крепостью и зарылись в землянки. Острог успешно выдержал новую осаду маньчжурских войск.
Еще менее уверенные в себе, чем в первую осаду, маньчжуры стали лагерем и прикрыли себя деревянного стеною. Албазинцы одну часть стены сожгли калеными ядрами, другую подорвали. Тогда осаждавшие обнесли свой стан земляным валом и, разместив на нем орудия, открыли огонь. 1 сентября они попробовали было штурмовать крепость, но отбитые с громадным уроном, отошли на свою позицию.
«Мы, Русские, в плен сдаваться не привыкшие!»
К несчастью, во время сентябрьской бомбардировки храбрый воевода Алексей Толбузин был смертельно ранен ядром, залетевшим в бойницу башни, из которой он наблюдал за противником. Затем среди осажденных началась цинга. Оборону крепости возглавил Афанасий Бейтон — обрусевший немец, между прочим. Маньчжуры, узнав о гибели воеводы и о цинге, предложили защитникам сдаться. Император Канси в своем послании к защитникам города Албазин писал: «…и те ваши люди сдались на мое имя, и я их много пожаловал и ни единого человека не казнил»{56}. Скучает, дескать, по вам восьмизнаменная рота.
Предание сохранило ответ германца Бейтона на лестное предложение: «Мы, Русские, в плен сдаваться не привыкшие!»
Такого Бейтона нам бы в 1904 году вместо Стесселя в Порт-Артур!
«Зная положение крепости, маньчжуры, тем не менее, не осмеливались на новый штурм. Наоборот, уставшие и почти наполовину ослабленные потерями от боевых столкновений и болезней, они чаще смотрели в сторону Айгуня, чем Албазина. В феврале 1688 года они совершенно прекратили бомбардировку, а в мае отодвинулись на четыре версты и перешли к блокаде. В это время в крепости от всего гарнизона оставалось в живых лишь 66 человек»{57}.
Но русский воевода Афанасий Иванович Бейтон по-прежнему стоял крепко. Этот человек заслужил, чтобы мы знали и помнили о нем.
