Была в истории единственная Империя, заботившаяся о своих окраинах больше, чем о центре, а об «инородцах» больше, чем о «государствообразующем» народе, в которой ни один народ, входящий в ее состав, не погибал, а выживал и развивался. Империя эта носила название Российской. Основой ее было Московское Православное Царство.
Именно в этом государстве власть его считала своим назначением — защитить свой народ от воздействия зла и провести его через земную жизнь так, чтобы как можно больше людей могли стать достойными жизни вечной в Царствии Божием.
Интересно, что именно такая власть, целью своей считающая спасение душ подданных, власть государственно жесткая, не балующаяся на западный манер с «гражданскими свободами», была чрезвычайно деликатна и даже мягка в духовном отношении к вновь присоединяемым подданным.
Да, к уже обращенным в православие, русским, а таковым считался любой, перешедший в Православие, русская власть бывала сурова за отступление. Непримирима была к ересям. Но и то административные кары за формальные уклонения от Православия, как, например, за старообрядчество, были назначены тогда, когда сама власть стала уклоняться от православной симфонии Государства и Церкви — единственно приемлемого для Православного сознания сочетания. Так, в 1685 году прозападническим правительством князя Василия Голицына в регентство царевны Софьи — по прямому совету иезуитов — были изданы пресловутые «Двенадцать статей» против раскольников — одно из самых безжалостных узаконений в русской карательной практике.
Практически протестантское по духовной сути правительство Петра I и последующих «не слишком многих» царей, а больше «цариц», вплоть до Павла I, — а может быть и далее, — запретив обличение лжи католичества и лютеранства, жестоко преследовало далеко не худших русских людей, предпочитавших, пусть даже по недомыслию, двуперстное знамение трехперстному.
Парадокс, поражавший еще Константина Леонтьева уже в XIX веке. Да, была цензура. Но спокойно печатаются марксистские и любые революционные — поистине мракобесные книги. Это, видите ли, «экономическая» литература, и по-прежнему «отцеживают комара» в борьбе с тем же старообрядчеством, которое по человеческим качествам своих носителей могло быть опорой Империи. А так создали у старообрядцев такой рефлекс против власти, что русские миллионеры-старообрядцы жертвовали в последнее царствование на революцию чуть ли не больше, чем пресловутый Яков Шифф[25] и его духовные родственники. Это говорит, конечно, о глубоких отклонениях, в конечном итоге, в душах самих старообрядцев, но не снимает ответственности с власти.
Но эта суровость, возвращаясь к нашей теме, была, как всегда в России, к своим, русским. Кому много дано, с тех много и спрашивается. И никогда жесткую руку Москвы не испытывали на себе ни мусульмане, ни буддисты, ни шаманисты Сибири. Да, была проповедь Православия, и часто успешная. Но никакого духовного насилия. За этим строго следили все русские Цари начиная с Ивана Грозного.
И принимали в службу, и щедро награждали за нее тех же буддистов и мусульман, не требуя смены веры. О понятном единственном исключении мы здесь говорить не будем. Sapienti sat.
А так даже в ордене Святого Георгия для иноверцев всадника, пронзающего змия, заменили на государственного орла, чтобы не задевать религиозные чувства награжденных. Иной раз это вызывало обратную реакцию. В германскую войну отчаянные рубаки Дикой дивизии — элита горских кавказских племен — жаловались бывало Великому Князю Михаилу Александровичу, -любимому командиру своему: «Зачэм крэст с птицей? С джигитом хачу!»
Так было и в Сибири
В полной мере эта забота центральной власти о душах и телах новых подданных сказалась и при присоединении Сибири к России. Почему так мгновенно и безболезненно оно происходило? Вслед за первопроходцами сразу двигались царские воеводы, строго следившие, чтобы никакой обиды не чинили новым подданным Русского Царства.
Недаром противодействие миграции русских было столь ничтожно. Конфликты с русскими, если они и возникали на первых порах, например у бурят или якутов, быстро улаживались и не имели тяжелых последствий в виде национальной розни. Единственным практическим следствием русского присутствия для аборигенов стал ясак (уплата одного-двух соболей в год), который инородцы понимали как подарок — дань вежливости «Белому Царю». При огромных пушных ресурсах Сибири дань была ничтожна, в то же время, попав в списки «ясашных» инородцев, местный житель получал от центрального правительства твердые гарантии защиты жизни и имущества.
Где, в какой стране, скажите мне, были законы, чтобы ни один инородец не мог быть приговорен к смерти, кроме как по личному царскому решению? Каждый якут, тунгус, бурят, обвиненный в преступлении, имел право — и это право строго соблюдалось! — требовать доставки пред ясны царевы очи.
Никакой воевода не имел права казнить «ясашного» инородца: при любых преступлениях дело посылалось на рассмотрение в Москву, а Москва смертных приговоров аборигенам никогда не утверждала. Известен характерный случай. Некий бурятский лама, попытавшийся поднять восстание с целью изгнать всех русских и передать Забайкалье маньчжурам, был отправлен как «ясашный» инородец в Москву, где его, естественно, помиловали. Это вам не «цивилизованные» Соединенные Штаты, где за скальп индейской женщины или ребенка «храброму» американскому солдату давали награду.
В дикой России за это однозначно полагалась бы смертная казнь.
Не со времен ли короля Артура?
Впрочем, что там индейцы! Англосаксонскому кальвинизму — смертоносной смеси манихейства и талмудизма — по внутренней природе свойственно безжалостное отношение к народам и нациям, по мнению его адептов, не предназначенных ко Спасению, а потому достойных тотального истребления{46},[26] если мешаться будут. И истребляли. Отнюдь не называя соответствующие мероприятия холокостом или хотя бы геноцидом. Так, в цивилизованном XIX веке несущие культуру и просвещение всему миру любимые русской интеллигенцией англичане выморили голодом «после неслыханной в христианской истории экспроприации земли и сгона с нее исконного населения» 2 миллиона ирландцев{47}, отнюдь не индейцев или негров, а природных кельтов.
Последних, заметим, кровных родичей и потомков короля Артура и его рыцарей Круглого стола, почти на столетие отсрочивших завоевание теми самыми англами и саксами православной Британии[27]. Вставших, так сказать, железной стеной на пути процесса будущей глобализации. Жаль, что у Артура и его ребят не хватило тогда сил задушить младенчика в колыбели. Тот самый случай, о котором древний пророк, говоря про порождения адских сил, сказал: «Блажен, кто разобьет младенцы твои о камень» (Пс. 136:9). Младенчик же оказался памятливым.
Не со времен ли короля Артура пошла неукротимая ненависть нынешних владык мира к Православию и его носителям? И даже к тем, кого они ошибочно (или нет?) считают таковыми.
Видно, непреходящей оказалась память непреклонно стойкой защиты от будущих глобалистов самого западного форпоста православия в мире — королевства логров — этого первого в истории Порт-Артура.
Но вернемся из «просвещенной» Европы в родную Сибирь.
Слава о выгодах перехода под власть Белого Царя бежала впереди «охочих людей», сильно облегчая их «государево дело». Вот еще один русский парадокс. Шли в Сибирь, на восток, встречь солнца, вроде самые забубённые головушки, подальше от всякой власти. И что же? Казаки и иные отчаянные русские души открывали новые земли и племена иной раз в тысячах верст от ближайшего «культурного, военного и религиозного центра» — в виде острога-городка с десятком стрельцов и воеводой. Казалось бы, живи и владей. Так нет. Вслед за подробной картографической съемкой маршрута, данные о котором немедленно посылались в Сибирский Приказ в Москву[28], неукоснительно следовали объясачивание новых верноподданных и высылка указанного символического ясака в Москву.
