Несмотря на все тревожные для мира признаки, Алексееву только в первых числах января 1904 года разрешено было расходовать этот 3-миллионный кредит…»{336}
Честно говоря, ничего не знаю про графа Сольского, кроме того, что написано здесь и в паре мест выше, но с каждым Особым Совещанием начинаю чувствовать к нему все более стойкую неприязнь.
Такое же отношение встречали в Петербурге и требования адмирала Алексеева, носящего среди прочих звучное звание Командующего Морскими Силами Тихого океана, относительно усиления боевой готовности Тихоокеанской эскадры.
Еще за два года до войны Начальник ее доносил об огромном некомплекте в личном составе эскадры, но последний так и не был пополнен к началу войны. Пополнение некомплекта снарядов к орудиям эскадры производилось крайне медленно и несообразно положению вещей. С огромной канцелярской волокитой производилось создание на месте средств, необходимых для починки судов.
Так, в течение 3 лет не мог быть утвержден в Петербурге план устройства порта в Порт-Артуре, плавно переходя из одной финансовой или технической комиссии в другую.
К постройке сухого дока в Порт-Артуре можно было приступить лишь в начале 1903 года, и также после неоднократных напоминаний и ходатайств.
По соображениям экономическим для эскадры было введено положение так называемого «вооруженного резерва», сократившее кредиты на плавание и практическую стрельбу.
Как мы знаем уже — в прямое неповиновение Высочайшей воле.
Решительными действиями нашего флота…
Между тем в конце 1903 года корабли эскадры Тихого океана и Сибирской флотилии перекрашиваются в боевой цвет. 14 января Государь утверждает подписанный Алексеевым план стратегического развертывания сухопутных сил. Адмирал требует (и добивается) дополнительных военных ассигнований, пополнения личного и корабельного состава флота. Торопит движение с Балтики отряда кораблей под командованием А.А. Вирениуса.
Однако в МИДе в целях во что бы то ни стало избежать разрыва с Японией решено было «насколько возможно продолжать обмен взглядов с токийским кабинетом», и посему через Алексеева отправлен был в Токио третий по счету наш проект соглашения с Японией.
Ознакомившись с ним, Алексеев тотчас же 20 января 1904 года телеграфировал в Петербург: «Непрекращающиеся военные приготовления Японии достигли уже почти крайнего предела, составляя для нас прямую угрозу», и потому «принятие самых решительных мер с нашей стороны для усиления боевой готовности войск на Дальнем Востоке не только необходимо в целях самообороны, но, может быть, послужит последним средством избежать войны, внушая Японии опасения за благоприятный для нее исход столкновения».
Поэтому адмирал полагал необходимым тотчас же объявить мобилизацию войск на Дальнем Востоке и в Сибири, подвезти войска к району сосредоточения и решительными действиями нашего флота воспротивиться высадке японских войск в Чемульпо.
Где давно ждет свою эскадру «Варяг».
Не по случайности и глупости
Понятно, кстати, что не по случайности и глупости поставлен был «Варяг» стационером в Чемульпо. Послушай Государь своего верного слугу, а не Ламздорфов с Витте да Куропаткиными, и двенадцать шестидюймовок крейсера внесли бы свой весомый вклад в потопление транспортов с японским десантом.
«Варягом» командовал отнюдь не случайный офицер, а — откроем карты — тот самый «лейтенант Р». с крейсера «Африка», ныне капитан 1-го ранга Руднев Всеволод Федорович. Человек, с которым Евгений Иванович Алексеев более шести лет провел бок о бок в двух кругосветных плаваниях. Напомним, что во втором плавании на «Адмирале Корнилове» Руднев был у Алексеева старшим офицером. И доверие адмирала к своему бывшему лейтенанту было абсолютным. Он знал, что этот человек выполнит свой долг, а если придется — навсегда сохранит в тайне полученные «особые указания». Как и произошло.
Но Высочайшей санкции на дружественный визит эскадры Порт-Артура в Чемульпо не последовало. Не дали! А вот своевольничать русский служивый человек не приучен.
Si vis pacem?
18 января адмирал Алексеев приказывает эскадре Тихого океана в полном составе вступить в кампанию. 21-22 января 1904 года Порт-Артурская эскадра совершает переполошивший японцев учебный поход к Шантунгу. Поход должен был продемонстрировать готовность русского флота к отпору и отсрочить начало боевых действий, так как Е.И. Алексеев считал, что только «принятие самых решительных мер по подготовке к войне может послужить последним средством избежать войны»{337}.
Si vis pacem, para bellum[255].
По возвращении в Порт-Артур Евгений Иванович оставляет эскадру на внешнем рейде в ожидании скорого ответа на свои насущные запросы, дабы по получении согласия на свои предложения не теряя ни минуты двинуть флот наш к берегам Кореи{338}. В Чемульпо.
Однако ответ на эти запросы адмирал Алексеев получил из Петербурга лишь 27 января, когда японцы начали уже военные действия и бомбардировали Порт-Артур!
24 же января им была получена из Министерства Иностранных Дел депеша лишь с извещением о разрыве дипломатических сношений с Японией. Не содержа никаких практических, реальных указаний, как надлежит трактовать этот факт и что следует делать, депеша говорила лишь о том, что ответственность за последствия, могущие произойти от перерыва дипломатических сношений, остается на Японии.
Более того, текст ноты с объявлением разрыва доводится до сведения Наместника без упоминания о содержащейся там японской угрозе предпринять некое «независимое действие»[256].
А 25 января, на следующий день после вручения ему ноты японским послом, Министр Иностранных Дел Российской Империи граф Владимир Николаевич Ламздорф написал Военному Министру той же Империи Куропаткину Алексею Николаевичу следующие бессмертные строки:
«Отозвание японского посланника из С.-Петербурга и русской миссии из Токио не означает еще, что война неизбежна, но трудно предсказать с точностью, что именно японцы предлагают сделать для защиты своих интересов в Корее и Маньчжурии и когда осуществится вполне все нами давно предвиденное.
Едва ли Государю Императору благоугодно будет объявить войну, что и не соответствовало бы нисколько интересам России, но я очень опасаюсь, как бы наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись бы каким-нибудь военным инцидентом, легко могущим превратиться в войну и без всякого торжественного о том объявления»{339}.
Очевидно, оба министра опасались, что Адмирал справедливо расценит ноту как объявление войны (так уже после японского нападения будет считать и Государь Император) и начнет «независимые действия» со своей стороны.
И не дай Бог, выиграет эту, с таким тщанием подготовленную внешними и внутренними врагами России войну. Тем более, верный человек в Чемульпо уже был. С одним из лучших крейсеров эскадры.
Высочайшее разрешение атаковать японский флот, если тот пересечет в Желтом море 38-ю параллель, было получено слишком поздно.
В условиях явной дезинформации, помня ясно выраженное Государем горячее желание Его «избавить Россию от ужасов войны», адмирал Алексеев лишен был возможности что-либо предпринять. Он должен был проявить крайнюю осторожность в своих действиях, чтобы посылкою эскадры к корейским берегам не повести к вооруженному столкновению с Японией, которого в Петербурге избегали до самого последнего момента.
