Вообще, Алексеев, как пишет «Военная энциклопедия», зарекомендовал себя в этих чрезвычайных событиях искусным, настойчивым и твердым в достижении целей дипломатом, осторожным и дальновидным, но в то же время энергичным полководцем, не боявшимся ответственности за проявление инициативы^{313}.

Ценные указания генерала Куропаткина, или «укрепление Киньчжоуской позиции признается мерой преждевременной»

Между тем положение адмирала Алексеева было очень трудное. Хотя Высочайшею волею на него и было возложено главное руководство нашими военно-сухопутными и морскими силами, действовавшими на Печилийском театре войны, причем было выражено полное Монаршее доверие к его «высоким дарованиям, энергии и характеру», однако генерал Куропаткин хотел играть роль Главнокомандующего и из Санкт-Петербурга. Путем Всеподданнейших докладов и личных от себя директив и указаний он все время вмешивался в руководство Алексеевым военными операциями.

Вмешательство это доходило до таких мелочей, что Алексееву из Санкт-Петербурга давались указания типа: «безотлагательно выслать в Инкоу или иной пункт, по указанию инженера Гиршмана, 2 роты пехоты, два орудия… и взвод казаков» (депеша 14 июня, № 1678); «временное пребывание батальона в Бицзыво надо возможно сократить и притянуть этот батальон в гарнизон Порт-Артура…» (депеша 21 июля, № 2966) и т.п.

И, наконец: «Укрепление Киньчжоуской позиции признается мерой преждевременной» (!) (депеша 28 июля, № 3312).

Последнее является, по-видимому, навязчивой идеей генерала Куропаткина. Вспомним соответствующее место из переписки его с адмиралом Дубасовым весной 1898 года[251]!

Взятие Пекина

Эти указания и советы были еще тем тягостны, что, будучи подаваемы издалека от театра войны, отличались неустойчивостью и часто опаздывали, говорит «Военная энциклопедия».

Так, первоначально под страхом возможности избиения европейцев в Пекине и все разраставшегося боксерского движения с походом на Пекин очень спешили. Алексееву приказано было главною своею задачею считать подготовку «к энергичному наступлению к Пекину» (депеша от 1 июля, № 2223). Потом в Петербурге несколько успокоились, и 25 июля движение на Пекин разрешено было лишь до Янцуня, где надлежало заняться исправлением железнодорожного пути и ждать особого Высочайшего повеления и окончания периода дождей.

Вскоре генерал Куропаткин получил донесение генерала Линевича, что погода отличная, дух китайских войск подорван, положение посольств в Пекине продолжает быть тяжелым и все начальники союзных войск стремятся к скорейшему их освобождению.

Решив проявить политическую грамотность, Куропаткин 2 августа представил Всеподданнейший доклад о том, что «задержка движения к Пекину войск союзных государств при полной к тому возможности по состоянию погоды, состоянию дорог и, главное, по расстройству противника и только в видах ожидания приезда фельдмаршала Вальдерзее представляется опасной».

По докладу было получено Высочайшее соизволение на предоставление Алексееву и Линевичу свободы действий в зависимости от обстановки, и посланы срочные депеши. Но они опоздали. Пекин был взят союзными войсками еще накануне Всеподданнейшего доклада.

Адмирал Алексеев хотя и считал движение на Пекин рискованным, но, получив указание считать своей первой задачей подготовку к энергичному движению к Пекину, свято его выполнил — и союзные войска уже 27 июля были в Хэ-си-у.

1 августа, в тот самый день, когда получено было приказание далее Янцуня не идти, в Петербург им было отправлено донесение: «…Я не считал себя вправе выделять наш отряд из общего движения на Пекин, если… таковое было решено большинством иностранных начальников…»

Таким образом, и в этом случае — продолжает «Военная энциклопедия» — Алексеев действовал грамотно: осторожно, но с инициативой.

Мешали как могли!

В качестве дополнительных ценных указаний Алексееву 3 и 23 июля было сообщено, что в направлении далее Инкоу наших действий развивать в Маньчжурии не следует и чтобы поэтому отряд генерала Флейшера до прихода подкрепления из Европейской России не уходил далее линии Инкоу — Дашичао (депеши № 2255 и 3037).

Но последнее конкретное указание было получено Алексеевым, когда движение Флейшера к Хайчену уже началось (депеша Алексеева Военному Министру 30 июля, № 168). Пришлось послать Флейшеру приказание приостановиться, если этот город им еще не занят. Между тем, Алексеев лично находил овладение Хайченом, находящимся всего лишь в 30 верстах от Дашичао, крайне необходимым (его депеша от 25 июля).

Понятно, как при таких условиях было трудно Алексееву руководить военными действиями. Мешали как могли.

Окончание операции

7 сентября Алексеев непосредственно руководит штурмом фортов Бейтана, устроенных в 15 верстах к северу от Таку и представлявших важную фланговую позицию китайцев по отношению к путям сообщений между Таку и Тяньцзином.

Затем адмирал составляет диспозицию по бомбардировке с моря международной эскадрой другого важного стратегического пункта — Шанхай-Гуаня с железнодорожной линией того же наименования и отдает приказ русским кораблям в случае отсрочки штурма иностранцами действовать своими силами. Шанхай-Гуань капитулирует.

Капитуляцией Шанхай-Гуаня собственно и закончились действия наших и иностранных войск на Печилийском театре войны. Центр их тяжести перенесся в Маньчжурию, где ими руководил генерал Гродеков.

По вопросам, задевающим престиж России, происходит ряд резких столкновений Алексеева с Сеймуром^{314}, и английский адмирал не раз вынужден уступать и приносить извинения русскому.

В сентябре начинается, наконец, и наступление войск Кванту некой области в Южной Маньчжурии. При этом Алексеев выступает против захвата Мукдена, считая возможным добиться сдачи китайских войск, но вновь не находит поддержки в Петербурге^{315}.

Мукден был взят генералом Д.И. Субботичем, а вскоре произошла и встреча войск Квантунской области с частями генерала П.К. Ренненкампфа, наступавшими с севера.

В карательных экспедициях союзников-интервентов русские войска участия не принимали. Ими руководил славный фельдмаршал Альфред фон Вальдерзее.

К концу 1900 года Маньчжурия была полностью очищена от противника и занята русскими войсками от нашей границы до Ляодунского полуострова. В это время ее и стали называть Желтороссией.

По всем понятиям того времени Маньчжурию следовало немедленно аннексировать и официально сделать русской губернией или какой-нибудь ассоциированной Маньчжоу-Го. На фоне присоединения Англией бурских республик прошло бы на «ура».

Но «кому надо» Государю, естественно, отсоветовали. И уникальный момент был упущен.

Витте сдает Маньчжурию

Одно из первых мест среди этих «кому надо» заслуженно занимает наш крупный государственный деятель С.Ю. Витте. Уже говорилось, что дальневосточная политика велась Витте не в русских интересах, что не мешало ему успешно сваливать всю вину на других лиц, якобы виновных в провале нашей политики на Дальнем Востоке.

«Когда во время боксерского восстания наши войска, отражая китайцев, начавших военные действия на Амуре, заняли Маньчжурию, Витте проявил полное отсутствие политического чутья и не сумел воспользоваться благоприятной конъюнктурой в маньчжурском вопросе, хотя фактически руководил нашей дальневосточной политикой.

В сущности, Маньчжурия была завоевана, и мы имели фактическую и юридическую возможность ее аннексировать по праву завоевания или же войти с китайским правительством в соглашение, аналогичное установленному Великобританией в Египте.