Встреча с родной действительностью. Дальневосточной

Прибыв в родной порт и столкнувшись с родной дальневосточной действительностью, нашим с «Африки» пришлось немедленно проявить свойственные русскому человеку в те баснословные времена — по сказкам, легендам, былинам и сказаниям — сметку, находчивость и решительность.

Чтобы загранслужба медом не казалась, вновь прибывшим предложили строить и укреплять Владивостокскую — не существующую, увы, в натуре — крепость. Причем особым «сухопутным» шиком у местных специалистов считалось сказать разнежившимся в китайских тайфунах мичманам и лейтенантам что-нибудь вроде того, что вы, мол, и сами фортификации учились в училище. Так надо-де исполнять, а не спрашивать. И что характерно — исполняли.

То, что вертикаль командования существовала и тогда — очевидно! Но то, что она действовала с потрясающим эффектом — это любопытно. Слово мичману Р.

Какой же ты боцман

«Помню, как-то послали очередного мичмана на берег с командами “Африки” и “Минина” (офицеры обоих судов чередовались между собою).

Приехавший артиллерийский офицер предложил мичману втащить огромный, тяжелый пушечный станок на гору. Приспособлений никаких нет, даже досок и веревок, а команда стоит во фронте, ожидая приказаний — положение для мичмана критическое. Сосчитав людей, боцман с “Минина” подходит и спрашивает:

— Ваше Благородие, как прикажете втаскивать станок?

— Какой же ты боцман, если меня спрашиваешь, как надо тащить станок, я думал, ты спросишь, куда надо тащить, а не как тащить.

Эффект получился громадный, команда вступилась за своего боцмана, неизвестно откуда достали доски, брусья и все прочее, запели “дубинушку”, и к концу работ станок был на горе. Конечно, самая работа и устройство салазок шли под указаниями мичмана, но достали все необходимое сами матросы».

Без катера не возвращайтесь!

«Погода довольно благоприятствовала работам, только однажды задул “Суйфун” со снегом (так называется штормовой ветер, дующий со стороны реки Суйфун), шторм продолжался сутки, мы стояли в густом тумане и снегу, не видя ничего кругом. Утром на следующей день стихло, и мы увидали, что одни суда поменялись местами, других прижало к берегу, а у нас затонул паровой катер.

Старший офицер послал меня доложить командиру об этом обстоятельстве, так как я заведовал катером. Страшно было идти “пред светлые очи” грозного Командира, но делать нечего — вошел в каюту.

— Вам что угодно?

— Евгений Иванович! Во время вчерашней пурги паровой катер сорвался с бакштова и затонул.

— Вы им заведуете, а потому извольте найти и без этого не возвращайтесь на судно.

— Есть.

Сообразив, где мог затонуть катер, я отправился на поиски, вскоре нашел и с торжествующим видом доложил Командиру.

— Евгений Иванович! Катер найден.

— Хорошо, теперь его поднимайте.

Взяв баркас и катер с водолазами, отправился к месту нахождения катера, там послал водолазов заложить тали, и, установив надлежащие приспособления, поднял катер до поверхности воды и в таком виде привел к борту крейсера для подъема на свое место.

В пылу мичманского восторга и гордости по случаю быстрого выполнения приказания командира мне казалось, что Командир осыплет благодарностями, а он только ограничился новым приказанием — следить за починкой катера на берегу».

Предложение руки действительно только в эполетах

«У нас было много знакомых, и потому время шло быстро и весело, мы увлекались хорошенькими барышнями, но никто из нас не попался в сети, хотя свадьбы случались не редко вообще на эскадре и на берегу. Рассказывали нам такой случай: молодой офицер ухаживал за барышней, говорил ей комплименты и как-то поцеловал руку, конечно, в этот злосчастный момент “случайно” вошла маменька.

— Ну вот и слава Богу, поздравляю и благословляю вас, милые детки. Офицер стал было отнекиваться, но энергичная дама заставила сделать

предложение, и он, браня свою неосторожность, поехал к командиру поведать горе.

— Вы сделали предложение?

— Заставили сделать.

— А в какой форме вы были, когда делали предложение?

— Просто в сюртуке.

— Без эполет?

— В погонах.

— Ступайте, не кручиньтесь и будьте осторожнее другой раз. Командир поехал к энергичной даме и объяснил ей, что по морскому

уставу полагается делать предложение в эполетах, а потому сделанное в погонах не действительно, и он разрешить эту женитьбу не имеет права. Конечно, был страшный протест, но, тем не менее, дело этим и кончилось».

Адмирал Лесовский передает командование

«13 ноября крейсер “Европа”, ушедший в Нагасаки, по пути попал в шторм, наделавший ему много бед и повреждений, главная беда заключалась в несчастии с адмиралом С.С. Лесовским, которого влившаяся на палубу волна бросила к мачте, и он сломал себе ногу. Болезнь уложила адмирала в постель надолго.

Командование эскадрой перешло к нашему адмиралу барону О.Р. Штакельбергу, его телеграммой потребовали в Нагасаки вместе с крейсером “Африка”. 18 ноября мы ушли из Владивостока; за два месяца стоянки офицеры со многими перезнакомились, и потому расставаться было грустно, но благодаря экстренному уходу простились быстро, не успев надавать барышням разных обещаний на будущее».

«В теплую, прекрасную погоду 26 ноября пришли в Нагасаки, где С.С. Лесовский передал командование эскадрой барону О.Р. Штакельбергу и поручил ему идти в Иокогаму для представительства по случаю нашего альянса с японцами».

Нагасаки — Иокогама

Мичман Р. принимает обязанности старшего артофицера

«30 ноября в семь часов утра ушли в Иокогаму. Перед уходом Командир позвал меня в каюту и сказал:

— За болезнью старшего артиллерийского офицера, остающегося в Нагасаки, вы примите его обязанности, имейте в виду, что скоро будет боевая стрельба.

— Есть! — и поворот из каюты.

Диалог небольшой, а сколько забот и работ он прибавил, зато явилась прибавка содержания, а главное — чувство удовлетворения, что выбор пал на меня.

В ночь на 4 декабря “Африка” отдала якорь на Иокогамском рейде».

Духовная миссия

Время у руководства проходило по преимуществу в дипобязанностях и приемах, а свободная от них молодежь решила между тем посетить Токио. И, как ни дико звучит это для новорусского слуха, первым делом решила посетить в Токио Русскую Духовную миссию, возглавляемую нашим знакомым, уже епископом, Николаем.

«Первый наш визит был в русскую духовную миссию, построенную в северной части округа Сото-Сиро в местности Суругадай.

Дом двухэтажный, каменный, стоит на горе, по склонам которой ютятся японские деревянные домики. Церковь небольшая, простая, но вполне приличная, светлая и очень чистая[231].

Мы попали на литургию, которую совершал молодой иеромонах с диаконом-японцем, пели дети из школы. Чрезвычайно приятно видеть благочиние в церкви, мужчины и женщины стоят на разных сторонах, никто не опаздывает, не разговаривают и не оборачиваются. Проповедь сказать вышел сам епископ Николай, причем японцы сели на пол. Живой струей лилась японская речь высокочтимого пастыря, и видно было, что слушатели не пропустили ни одного слова из его проповеди. Японцы не привыкли к продолжительному стоянию на ногах, и потому они садятся на пол во время проповеди епископа.

Нам предложили посетить и другие церкви, их всех четыре: при миссии, при посольстве, в квартале Сиба и Ниццуме, но мы за неимением времени решили только осмотреть учреждения при духовной миссии, а именно:

1) школу благовестников для взрослых, в ней проходят богословские науки на японском языке,